И грянул в Хренодерках гром…

– Лошадей… – удивленно вздохнула толпа.

Эвон как дед загнул. Ежели бы раньше знать, каждую посевную к нему б бегали. Баб, их как в урожайный год яблок, – с лихвой. А вот лошадей в хозяйстве нехватка большая.

Однако Панас забеспокоился. Параскеву было жаль. Вдруг Тарасюк с заклятием напутает и супругу назад не воротит? Где же он еще такую разумную жену сыщет? Она, конечно, бранится иногда, как без этого. Но все-таки своя, родная. Сколько лет душа в душу, и на тебе – копытами с гривой обзаведется и ржать начнет. Ни поговорить с ней, ни семок полузгать.

– Ты там того… без этого, – насупился он. – Женку мою в целости верни.

Зарделась Параскева: сколько лет бок о бок, а супругу все еще небезразлична.

– Да что с ней сделается? – фыркнул Тарасюк, не разделявший опасений головы. – Вот речку перепашем, и вернется назад живехонька и здоровехонька.

Народ оживился. Всем стало интересно посмотреть, как речку пахать станут. Селяне рассредоточились по берегу. Благо на его склоне вполне можно было найти место на свой вкус и зоркость зрения. Самые предприимчивые достали жареные семечки и принялись их лузгать, вводя окружающих в грех зависти.

Тарасюк подошел к упряжке творчески. Велел женщинам снять платки и сделать множество маленьких хвостиков на месте прямого пробора.

– Вот и будет у вас грива, – довольно заключил он; посмотрел со стороны, оценивая. – Чего-то не хватает, – задумался колдун. – О! Понял! Ща, бабы, будем делать вам хвосты.

Любопытный народ подался вперед. Все знали, что у ведьм хвосты растут, а у обычных женщин лишнего отростка на копчике никто до сей поры не замечал. Может, не приглядывались просто?

Дед приподнял игриво хихикающей Алкефе юбку и завязал подол сзади на манер конского хвоста.

– Ишь какая кобылка славная получилась! – хмыкнул одобрительно.

Параскева не стала ждать, пока ее оделят, сама юбку скрутила, как надо, и пошла потеха. Тарасюк женщин в плуг запряг, кнутом щелкнул.

– Но-о-о! – кричит. – Пошли, залетные! Пашите воду, чтобы из тучи к нам на поля вернулась.

Бабы в речку вошли, вода пошла брызгами, тут и самый серьезный рассмеется. Параскева с Алкефой хохочут, рвут плуг по дну, взбивают воду босыми ногами, мелкие рыбки из-под ног шарахаются, лягушки в разные стороны прыгают, квакают оглушительно, водоросли на плуг наматываются, ил со дна поднимается. Тарасюк сзади плуг придерживает, кнутом по воде щелкает, на «лошадок» строго прикрикивает. «Такие-растакие, немазаные – сухие! Пашите шибче, а то до осени всходов не дождемся!» На берегу парни с девками балалайку притащили и тут танцы устроили. Шуметь на них не стали, многие присоединились: кто частушки поет, кто лаптями по земле топочет в плясовой. Прямо не обряд по вызову дождя, а цельный праздник получился.

Но тут со дна самого глубокого омута поднялся водяной, сам страшный, вместо волос, усов и бороды водоросли длинные, выкатил на всех глазищи огромные, таращится осуждающе.

– Что это вы тут расшумелися?! Всю рыбу мою распугали, полреки перебаламутили, лягушки от страха икру выметали преждевременно, русалки под коряги попрятались и трясутся, бедняжечки. Прекратите сей же миг безобразничать! Разве не знаете, что глупые игры на воде добром не кончаются?

– Прощения просим, водяной-батюшка, – поясно поклонился Тарасюк. – Мы же не со злого умыслу, а по необходимости.

На берегу плясать перестали только взрослые, подошли поближе, прислушались к разговору. «Лошадки» тоже встали до окончания переговоров. С водяным кто же ссорится? Молодежь же, знамо дело, уймется, когда выдохнется или дракон мимо пролетит и огнем пыхнет: знай себе песни поют, на балалайке тренькают да пляшут – скачут и смеются.

– Ты что буробишь, человек? Седина в усы, а все детство в филее играет? Какая такая тебе надобность с плугом в речку лезть? С пашней, что ли, с пьяных глаз попутал? Баловство одно на уме, тут и думать нечего, – ярился водяной, тряся бородой.

– Так нам дождя надобно, – развел руками дед. – Без него земля не родит, это всем известно.

– Известно, говоришь? – недобро прищурился хозяин вод, пошуровал рукой где-то под водой, извлек из глубин большую сучковатую палку, потряс ею угрожающе и возвестил многозначительно: – А вот я сейчас покажу вам, где раки зимуют! Век меня помнить будете, а забывать станете, так я всегда рад память вашу улучшить.

Параскева с Алкефой поняли, что прошел черед переговоров – сейчас их будут бить, и рванули так, что чуть лемех не сломали. Тарасюк замешкался, схлопотал палкой по спине, охнул и помчался чуть ли не впереди своей пары. Женщины бросить плуг не догадались, с визгом выскочили на противоположный берег, дернулись туда-сюда, заскользили по глинистой почве обрыва.

– Быстрей! – благим матом верещала Алкефа, которой удрать от преследователя было делом чести.

Кокетливую селянку, чей глубокий вырез служил вечным искусом для мужского населения, женщины собирались бить по три раза на неделю, и если бы не быстрые ноги, ходить бы ей вечно в синяках.

– Куда уж быстрей, заполошная? – Параскева даже в сложной ситуации головы не теряла. – Видишь, берег крутой да скользкий. Не подняться нам наверх.

Алкефа обернулась, с ужасом обнаружила настигающих Тарасюка и грозного водяного, размахивающего палкой, как ветряная мельница крыльями при хорошем ветре. Взвизгнула, развернулась, дунула обратно, не рассматривая, успевает ли Параскева или нет. Жена головы была женщиной сноровистой, вмиг сориентировалась. Проскочили мимо опешившего водяного и поволокли плуг обратно на тот берег. Тарасюк развернулся, получил знатного пинка для скорости и помчался следом. Водяной издал душераздирающий вопль, заставивший всех речных чаек попадать в воду оглушенными.

Параскева с Алкефой бодро достигли другого берега, но ни «пахарь», ни водяной не отставали – дышали в затылок. Женщины взвизгнули и снова метнулись в воду. Так они и бегали туда-сюда под потрясенными взглядами односельчан. Молодежь сначала подивилась на игры взрослых, а затем свое веселье продолжила.

Первым устал водяной. Метнул вслед Тарасюку палку сучковатую, угодил прямо в темечко, да, видно, сильно устал или череп деда был тверже, чем думалось. Палка шлепнулась в воду, поплыла себе по течению, лишь слегка примяв полуседые волосы. Водяной упал следующим, погрозил кулаком селянам.

– Вот придете ко мне за рыбкой! Я уж вам в сети тины накидаю, не поленюсь! – побулькал злобно да под воду ушел.

Тарасюк выскочил на берег да так и упал на спину, вдыхая воздух ведрами, словно сам под водой побывал – не надышится.

«Лошадки» прогалопировали по берегу еще немного, Алкефа запнулась о выступающий из земли корень и упала на колени. Параскева споткнулась о товарку, пролетела несколько метров кувырком, увлекая за собой изуродованный плуг, и грохнулась оземь, так что дух перехватило, а перед глазами поплыли круги разноцветные.

Селяне смеялись так, что чуть животы не надорвали. Панас же за жену разобиделся, цыкнул на всех грозно (но не преуспел, разве можно заткнуть людей веселящихся), подошел, поднял на ноги, отер ее перепачканное лицо, руки, ноги своею рубашкою, выпутал из упряжи, одернул юбку заботливо. Параскева горестно всхлипнула, прижалась к груди мужниной, глубоко вздохнула. Он и не подумал протестовать, обнял жену нежно, погладил по встопорщенным волосам, вызвав в женщинах Хренодерок восхищенную зависть. Жены мужей локтями дружно пихнули, – мол, смотрите, как голова наш жену свою чтит-уважает, у всех на виду обнимает да по волосам поглаживает.

Мужчины зашумели, насупились. Зачем же вас, женщин взрослых, наглаживать? Аль вы кошки-мурлыки, что ласки за всякого мышонка требуете? Что вас, баб, зазря баловать? Эдак вы и на голову сядете. Женщины на мужей своих осерчали. Кошки не кошки, а доброе слово и нам приятно. И ушли по домам, на мужчин разобидевшись. Панас с Параскевой удалились в обнимку, как молодожены. Мужики еще пошумели для порядку, возмущаясь нахальству супруг своих, да пошли заливать грусть-тоску в «Пьяный поросенок». Тарасюк отдышался и домой отправился. На берегу только молодежь и осталась, что ж не погулять, пока погода хорошая. Но только они так подумали, как набежали на село тучи темные, грянул гром, и ударила молния прямо в реку. И пошел такой ливень, что насквозь за секунды всех промочил. Молодым же все хихоньки да хахоньки, – с визгом по домам разбежались, босыми ногами по лужам шлепая.

Глава 4

Сумерки спустились на Безымянный лес. На небе выступили частые звезды, выплыл ущербный месяц тонким серпиком. Из избы, с чувством потягиваясь, вышла Светлолика в сопровождении Дорофея. Вернулись с охоты вервольфы. Судя по их довольному виду и по зайцу в каждой пасти, охота у них задалась, раз они не только наелись, но и презент принесли ведьме.

Очнувшемуся Вешилу оставалось только подивиться на оборотней, совершенно добровольно служивших ведьме без ошейников подчинения. Такого неприкрытого обожания на мордах монстров он как-то не ожидал увидеть. Каким образом девушка, проживающая в лесу, умудрялась ладить с клыкастыми зверюгами, оставалось загадкой. На всякий случай маг решил не подавать активных признаков жизни (пусть все тело у него под землей, но голова тоже нужная часть организма, хотя бы чтобы есть, если уж на другое не способен) и осторожно продиагностировал пострадавший организм. Тело саднило, но в общем самочувствие было гораздо лучше, чем можно было ожидать. Видимо, та дрянь, которой его щедро намазали, действительно была лечебной. Вешил попытался было сотворить исцеляющее заклинание, но не преуспел. Закопанные руки в жесты не складывались, сотворить плетение в уме, конечно, можно, но формула почему-то не желала слушаться, скользила по краю сознания, словно тень на границе периферийного зрения, а зацепить себя не давала. Только голова заболела от тщетных усилий. Наконец Вешил тяжело вздохнул и решил бросить сие неблагодарное занятие. Может, завтра получится. Хотя до него еще надо дожить.

Тем временем Светлолика благосклонно приняла тушки зайцев, отнесла их в избу и принялась за приготовление к ритуалу. Перво-наперво развела костер. Положила рядом сучки, ветки и небольшие поленца, чтобы при необходимости можно было всю ночь огонь поддерживать. Принесла старый бубен с начертанными на нем таинственными знаками. Инструмент достался ей от матери, которой верно служил для вызова духов. Что за кожа пошла на изготовление, девушка старалась не думать, может статься, что и человеческая – кто знает. Дорофей принес небольшой стожок сушеных трав, разложил их в определенном порядке, полюбовался результатом и вздохнул:

– Может, ну его, ритуал этот? Маги живучи, что собаки бесхозные – все на них заживает, и на этом заживет. Сарат вон его из такой дали тащил, а он так и не отдал Всевышнему душу. Гляди, очнулся уже.

– Да ладно тебе ворчать, – усмехнулась ведьма, да так многозначительно, что Вешилу сразу резко поплохело. Как бы она вот с такой милой улыбочкой жертвоприношение не устроила. Кто этих деревенских ведьм знает? У них же что ни зелье, то дрянь несусветная с составом до того омерзительным, что только крепкий желудок может принять такое без последствий. – Жалко тебе для несчастного ритуала?

– Ритуала не жалко было бы, кабы не пришлось не спать всю ночь напролет. Одних ведь трав сколько изведем, а лето еще не наступило.

– Глупости, – фыркнула ведьма. – Давно пора было кладовку от старых запасов почистить. Они, наверное, там уже лет пять лежат, все рука не поднималась.

«Они еще всякую гадость жечь станут», – с тоской подумал Вешил, поняв, что шансов пережить эту ночь становится все меньше.

Светлолика извлекла из недр юбки книжицу в кожаной обложке, заботливо заложенную где-то на середине деревянной линейкой, и спокойно принялась вчитываться в строки, шевеля при этом губами.

«Мамочки, – испуганно расширил глаза Вешил. – Угробит ведь, как пить дать угробит, девка неученая!

– Эй! – стараясь не особо поддаваться панике, вякнул он. – Эй!

– О! Не только очнулся, но и орет! – обрадовался кот и дернул ведьму за юбку.

– Чего надо? – неласково воззрилась девица, оторвавшись от занимательного чтения. – Видишь, я делом занята? – Маг потрясенно кивнул. – Вот и не мешай до конца ритуала. Вопросы станешь задавать потом. Если выживешь, конечно. – Последние слова девица пробурчала себе под нос, но раненый обладал хорошим слухом и едва не поседел от ужаса.

Он понимал, что рваться из земляной ловушки – бесполезное, изматывающее занятие. Оставалось только попробовать решить проблему путем переговоров.

– Уважаемая ведьма, – осторожно начал он. – А вы не пробовали сначала выучить заклинание, а уже потом проводить ритуал?