Дела семейные. Хроники земли Фимбульветер

Наконец нашел. Скромно пристроившись в уголочке, ворона оторвала от стены часть тканевой обивки и войлока и теперь точила клюв о камни. Зрелище, созерцать которое довелось немногим.

– Ты что делаешь?!

– Кра? – ласково поинтересовалась птица, склонив голову набок и глядя на меня одним глазом.

– Да тихо ты, люди спят!

Ворона взглянула на меня другим глазом и согласно каркнула.

За ночь фунсова птица начинала орать еще несколько раз. Издавала одиночные карки или вдруг заводила подобие песни. Домашние молчали и из комнат не показывались, но я почти физически ощущал, как накапливается в доме недовольство в очередной раз разбуженных людей.

Задолго до рассвета явился Вестри и сердито поддал мне носом под руку: «Раз уж все равно не спим, идем гулять!»

Гуляли мы так долго, что я подумал: а не нарочно ли пес водит меня, давая возможность оставшимся в доме тихо придушить мерзкую птицу?

Когда наконец вернулись, ворона мирно дремала под кроватью.

Утром на службу я собирался один. Даже завтракать не стал, чтобы не нашуметь и никого не разбудить. Прокравшись на кухню, цапнул что-то из вчерашней стряпни Гудрун и скрылся из устало молчащего дома. Раньше уйду, раньше вернусь. Если бы…

День выдался хлопотный. Вот вчера можно было повеситься от скуки, а сегодня всем срочно понадобился хронист. Пришло аж три каравана из отдаленных областей Фимбульветер, и мне пришлось слушать и записывать, что на свете делается. Потом заявилась пожилая супружеская чета с Короны. Стоит ли выдавать дочь за посватавшегося к ней кавалера, так ли уж стар и хорош его род, достоин ли? Смешно, но примерно через час пришли родители жениха, сомневающиеся, достаточно ли знатную невесту нашел единственный сын. Беспристрастные документы из архива возвестили, что обе семьи имеют в недавних прародителях скоробогатых купцов, приобретших титулы за пожертвования в казну тороватого короля Ауда, причем в один и тот же год. Я понял это, едва услышав описание гербов (стремена у одной семьи, чаша у другой, символы того, что позволило дедам посетителей сколотить состояние), но почтенные захотели лично взглянуть на записи в гербовой книге, а затем получить копии выписок. Надеюсь, что пока родители тратят время в ратуше, подтверждая худородность другого семейства, их дети догадаются отправиться в храм Хустри, а потом зажить своим домом.

В перерывах между приходом посетителей успел сгонять в Университет, попросил там книги о повадках птиц и содержании пернатых в неволе, а потом заглянул в Мастеровой квартал, заказал кузнецу Бьерну Хальсу большую просторную клетку.

Ни я, ни славный кователь представления не имели, сколько места нужно вороне. И размеры клетки прикидывали чуть ли не по себе. Ладно, если птицу удастся вылечить и отпустить, отдам решетки Оле, пусть в каталажке окна закрывает.

В результате прокопался много дольше положенного, и не я пошел в оранжерею забирать Герду, а она забежала за мной в ратушу.

Ладно хоть завтра свободный день.

Пока шагали до дома, моя любовь поведала, что там творилось с утра. Вести были безрадостные. Пробудившись и увидев, что покровитель и защитник куда-то исчез, ворона принялась с дикими воплями носиться по комнате. Вернувшийся с патрулирования Оле открыл дверь, думая одним веским словом навести порядок, но едва увернулся от крыльев и клюва, а птица сбежала. Дальше ее ловили по всему дому. Калечная ворона не летала, а, хлопая крыльями, перепархивала с места на место, но схватить ее никому не удавалось. Наконец могучий Оле загнал возмутительницу спокойствия в угол банного закута и забаррикадировал там при помощи корыта. Сердобольная Гудрун принесла пленнице миску распаренного зерна, и ворона, разделавшись с угощением, утихомирилась, рассуждая сама с собой на некие непонятные темы голосом даже приятным.

Возможно, дом прожил бы в мире до моего возвращения, но тут Хельга в короткой рубашке и теплых носках направилась в банный закут, чтобы наконец умыться.

Все утро перед вороной топтался Оле в стражнических сапогах, мели юбками в пол наши дамы, мотались нос, лапы и хвост вселезущего Вестри, и все это не произвело на птицу особого впечатления. Но стоило появиться раздетой Хельге, как проклятая ворона каким-то образом выбралась из-за корыта и, совершив из засады стремительный бросок, тяпнула сестру за голую ножку.

Очень неприятная получилась история.

На крыльце я невольно замедлил шаг. Герда шла чуть позади, словно намеревалась подхватить меня, когда я вылечу из родного дома, сметенный праведным гневом его обитателей.

В прихожей навстречу попалась Гудрун с мокрой тряпкой в руках. Окинула меня сердитым взглядом и молча удалилась на кухню.

Оле и Хельга были в гостиной. Сван, заложив руки за спину, разглядывал улицу за окном. Хельга раскачивалась в кресле. На столе стояла клетка. Самая обычная, птичья, какую легко можно купить на рынке, а вовсе не те хоромы, которые нагородили мы с Бьерном Халем. В клетке сидела недовольная ворона.

– Ларс, – Хельга оттолкнулась ногой от пола, кресло заскрипело. – Я буду очень тебе признательна, если ты, прежде чем приводить кого-либо в мой дом, хотя бы поинтересуешься моим мнением.

Не так давно на Птичьем острове меня пытались похоронить заживо. Положили в древнюю гробницу, накрыли каменной крышкой. Тьма, холод обступающего камня, мертвый воздух, которого с каждым вздохом становится все меньше.

Отчаяние и одиночество. Сказать нельзя, какое одиночество.

Совсем как сейчас.

Задержав дыхание, чтобы не захлебнуться этой болью, я забрал со стола клетку с вороной, развернулся на каблуках и вышел из Хельгиного дома.

В ратуше уже никого не было. И очень хорошо, не придется объяснять, что я делаю по месту службы вечером в канун выходного дня. Да еще за каким-то тиллом ворону с собой приволок. Подумав немного, я выпустил птицу из клетки. Тесновато там все-таки, а страданий на ближайшее время для меня и одного хватит.

Представляю, как это все выглядит со стороны. Вздорный мальчишка закатил истерику, потому что старшая сестра сделала ему справедливое замечание. Мало драли оболтуса. В сугроб со стыда закопаться…

– Ларс…

Герда стояла, прислонившись спиной к двери, держалась за ручку. Вроде и в комнате, но в любой момент готова развернуться и выскочить за порог. Точно так же стояла полтора года назад, когда чуть было не сбежала от меня и вообще прочь из Гехта.

– Ларс, можно?

– Тебе всегда можно.

Но Герда так и не отошла от двери. Смотрела пристально, вопросительно. Было б у меня повреждение телесное, тут бы уже вовсю носился маленький, но очень деятельный ураган. Вылечит, несмотря на сопротивление. А что делать с раной невидной, душевной?

– Герда, ты думаешь, что я прав?

– Нет, Ларс.

– Тогда зачем пришла?

Хватило же окаянства на такие слова! Герда с минуту молчала, глядя мимо меня куда-то в темный угол, словно там, помимо вековой пыли, было что-то достойное внимания.

– Я думаю, что своих бросать нельзя. Можно спорить с человеком, когда он не прав, ругаться, заставлять делать что-то по-твоему, но не предавать. Нужно быть вместе до конца.

– А свои, это кто?

Герда отчаянно сцепила руки перед грудью.

– Ларс, ну я-то как могу объяснить? Я не знаю, как должно быть, у меня ведь прежде не было семьи. Когда жила в приюте, все мечтала найти родителей. Мне даже все равно было, что они за люди, чем занимаются, почему так получилось, что меня… отдали. Просто хотелось быть с ними. Не потому, что дома подарки дарят, кормят лучше, одевают. Безопаснее там, спокойнее. А просто чтоб было кому доверять, кого любить, – Герда замолчала и растерянно махнула рукой. И добавила совсем тихо:

– Ты для меня свой…

Хорошо, что она так сказала. Это сейчас лучше, чем «люблю» или «жить без тебя не могу». «Свой» – это уже не один.

Я уселся на стол и принялся крутить в руках дракончика-чернильницу. На Герду не смотрел. Умом понимал, что не надо бы так, но ничего не мог с собой поделать. Со стыда уже готов был провалиться сквозь пол. Нашел, на ком семейную обиду вымещать!

Вздох, шорох шагов.

– Очень больно? – тихо спросила Герда.

– Нет. Не били же…

– Больно, – снова вздохнула моя любовь. – Вот тут, – она погладила меня по груди напротив сердца. – Я знаю. У нас в приюте всякое бывало. И поножовщина случалась, и девчонок зажимали. И били просто так, без вины. Злость кто-то сорвать хотел, или с дороги вовремя убраться не успеешь. От удара боль пройдет, а тут еще долго плохо… Ларс, поплачь. Это правда помогает. А я все равно тебя любить и уважать буду, ведь ты сильный и смелый.

Силы небесные, ну зачем она пришла? Сейчас бы мерил шагами кабинет из угла в угол, утирал рукавом злые слезы и широко, со вкусом жалел себя. А при Герде не могу. Сильный и смелый, как же…