Кто убил Ангела

– Яков Семёнович, я не в силах сейчас с вами пикироваться, – Павлов не мог больше прятаться за привычным образом простецкого и недалёкого служаки, – я измождён и вымотан до предела. Кажется, если прям сейчас не лягу спать – потеряю и сознание, и разум. Бога ради, выделите мне угол, хоть в палате с психами, хоть на полу. А потом нам надо будет серьёзно поговорить о ваших с Ангелиной ночных поисках генеральши Поповой.

– Укладывайтесь прям здесь, на мой диван, я в приёмном покое буду. Зинаиду чуть до инфаркта не довели, придётся мне за неё додежурить. А с утра всё обсудим. Только зачем мне генеральшу по усадьбе ловить, если здесь её спальня и была?

Неожиданно Дашковский побледнел, его повело в сторону. Упёршись рукой в стол и опустив вниз голову, он часто дышал.

– Что с вами?

Саныч сделал шаг в сторону доктора, но тот лишь махнул рукой.

– Всё в порядке, здесь слишком душно, вот голова и закружилась.

Полковник Аванесян нервно грыз колпачок ручки. «Тьфу ты, что за привычка такая. Хорошо, хоть на людях так не делаю, вот бы подчинённые порадовались, что начальство всякую гадость в рот тянет!»

А вот где носит подчинённых – большой вопрос. Ещё вчера Павлов укатил на труп и пропал. Ни отчёта по дежурству, ни самого Саныча, ни хотя бы почтового голубя полковнику представлено не было. А ведь была договорённость, что сегодня поедут на заслушивание по трупу с разбоя.

Арман Аванесян и Саня Павлов вместе начинали служить в милиции: вместе раскрывали запутанные дела, вместе пропадали днями и ночами на работе, вместе пили дешёвый дистиллят, подгоняемый соседкой-самогонщицей, вместе потом прокапывались в больнице, чуть не ослепнув от химического пойла. Вот уж чего не предполагал полковник, что станет начальником своего товарища. Павлов был следаком от бога: хватка, работоспособность. Но вот руководство Саныч не переносил на дух, порываясь подальше ускользнуть от всевидящего ока. Если же спрятаться не удавалось – рубил в глаза правду-матку, был резок и неподобострастен, а кто любит таких подчинённых?

С годами Саня не растерял привычек молодости: обожал работать «на земле» – дай волю, сам бы и поквартирники проводил – в то время, как когорта юных следователей редко покидала пределы насиженных кабинетов. Вот и сейчас, свалил в самую удалённую точку подследственного района, окопается там и в Москву калачом не заманишь.

И без того нелюдимый, после смерти любимой жены, Павлов всего себя посвятил работе. И хотя с этого момента прошло больше десяти лет, Арман ни разу ни видел друга с женщиной. Неоднократно Аванесян приводил на общие посиделки незамужних подруг супруги, но Саныч оставался равнодушен. Однажды, не склонный к замалчиванию неприятных вещей, Александр в лоб сказал товарищу престать таскать на каждую встречу новую напомаженную фифу.

Утро ворвалось навязчивой трелью звонка мобильного. Так настойчиво мелодия может звучать лишь при входящем от начальства. Павлов умел угадывать, кто ему звонит, не глядя на экран. Откашлявшись и привычно зализав волосы, Александр нажал кнопку.

– Саша, мать твою, где тебя носит? Уехал на вызов и пропал. У тебя что, дел нет?! К генералу кто пойдёт по разбою отчитываться? Я пойду!? Так я своё отходил, спасибо! Хорошо, что под себя ещё не хожу. Ладно, понимаю, накопал что-то, колись! – полковник Аванесян был профессионалом до мозга костей. Если Павлов позвонил и сказал, что разнюхал что-то интересное, значит – так оно и есть.

– Докладываю, товарищ полковник! Убита молодая девушка, пациентка учреждения, Андреева Ангелина Аркадьевна. Перерезано горло. Медик при осмотре нашёл прижизненные гематомы на теле, обещал подробно описать в заключении. Но это не всё: за последние годы в больнице скончалось под сотню пациентов от якобы остановки сердца. Позвольте на пару дней обосноваться здесь, нюхом чую, не чисто. Мне бы группу создать. Пусть Серёга Петров подтягивается, с ним работать можно. Опять же, призрак ещё этот…

– Саныч, ты там сдурел что ли?! Какой ещё призрак?

– Извини, шеф, что-то я не то говорю, не обращай внимания. Отряди лучше кого-нибудь из своих джигитов, пусть сгоняют ко мне домой, возьмут у сестры моих вещей чистых, щётку, бритву – я ей позвоню, скажу, что нужно. Не хочу мотаться сам, это полдня на дорогу убить придётся.

Поговорив с сестрой и сделав пару важных звонков, Павлов отправился побеседовать с главврачом. Следователь чувствовал себя бодро и уверенно: он наконец-то выспался и получил по телефону интересовавшую информацию. Теперь-то докторишко не отвертится, есть чем прижать к ногтю.

Вернувшись в образ простого неотесанного служаки, следователь ввалился в приёмный покой без стука, надеясь застать Дашковского врасплох.

– Здравствуйте, милейший Яков Семёнович, – начал елейным голоском Сан Саныч и ос?кся: профессор сидел на кушетке с всклокоченными волосами, сжав руками голову. Его лицо было искажено гримасой боли, по щекам стекали крупные сл?зы. "Мы все здесь сходим с ума!" – мелькнуло в голове.

Главврач никак не прореагировал на появление Павлова, вперившись взглядом в пространство. Сан Саныч подошёл ближе и положил руку на плечо доктора – тот закрыл лицо и разрыдался как ребёнок: взахлёб, судорожно дыша и тонко подвывая.

Полчаса спустя осунувшийся, бледный Дашковский сказал дежурной медсестре, что его ни для кого нет, взял под руку слегка ошалевшего следователя и быстрым шагом направился к дверям своего кабинета.

– Александр Александрович, я же выдал вам ключ, почему не закрыли замок? Сами говорили – режимный объект, нужен глаз да глаз. Надеюсь, мой спирт никто не тронул. Кстати, вы пьёте спирт?

– Конечно пью, но не в восемь утра и в менее… эээ… абсурдных ситуациях.

– И не с главным подозреваемым. Я прав? – Дашковский ловким и грациозным движением опрокинул в себя с стопку, слегка поморщился и наконец-то посмотрел Павлову в глаза. – Простите за утреннюю сцену. Обычно я хорошо контролирую свои эмоции. Вы пейте-пейте, мне так проще рассказывать – будто мы не следователь и подозреваемый, а собутыльники-приятели.

– Ангелина попала к нам четыре года назад, совсем ребёнком. Я тогда ещё не был ни главврачом, ни профессором. Её привезли родители, приятная семейная пара, уравновешенные серьёзные люди. Я как раз заканчивал дежурство, ночь сложная была, одно желание: помыться, перекусить, стопку выпить и спать лечь. А тут входит она – я оторопел – в комнате будто светлей стало, даже глаза протёр. Проговорили с ней долго, хотя обычно пары минут достаточно, чтобы человеку диагноз поставить. Потом ещё с родителями побеседовал, понял – боятся, что Ангелина что-нибудь с собой сделает. Меня лечащим врачом назначили сразу, а я и не против был. Начали работать – только удивлялся насколько начитанная, эрудированная, но замкнутая девочка. Этакое горе от ума: сверстники не принимали, гнобили, родители упор делали на образовании, а не общении с ребёнком. Итог логичный: Ангелина погрузилась в свой собственный мир, который тоже был отнюдь не раем – вполне закономерно она наполнила его чудовищами.

Одного не могу себе простить: я с лёгкостью ставил диагнозы окружающим, но не заметил, как у меня развился синдром Бога. Поверьте, он есть почти у каждого серьёзного врача, просто кто-то не признаёт этого, а кто-то борется и побеждает. Я же наслаждался своим умением исцелять души, вносить свет с самый т?мный уголок неспокойного внутреннего мира пациента. Не удивительно, что Ангелина восприняла меня как принца на белом коне, которым я, к сожалению, не являлся. Я в своём роде тоже имею отклонения: панически боюсь любой привязанности. Может слышали пересуды, что я – гей? Это не так, просто за всю свою сознательную жизнь у меня не было серьёзных отношений. Когда Англенина призналась мне в любви, я устроил ей такую отповедь, что вспомнить стыдно. Помните, как Онегин говорил Татьяне?

«Учитесь властвовать собою;

Не всякий вас, как я, поймет;

К беде неопытность ведет»

Я ожидал любой реакции, но то, что случилось, было страшно: кто мог представить, что эта хрупкая девочка способна разнести половину корпуса. Наши привычные санитары вдвоём с трудом с ней справились. Пришлось вколоть ей транквилизаторы и привязать к койке. На утро она умоляла отпустить её домой – якобы ночью к ней приходил призрак: высокая женщина в белых одеждах с горящими глазами, которая сказала, что ангелам не место на земле и звала уйти с собой. Но наш дворник Алёшенька, имеющий привычку бродить по ночам во сне, вспугнул призрака. Я пересказываю вам впечатления Ангелины, которые списал на действия лекарств. Мне почти удалось убедить её, что это была лишь галлюцинация. Я поклялся ей своим сердцем, что здесь с ней ничего не случится и мы будем вместе, когда она выздоровеет. Как видите, клятвы я не сдержал, наверное, мне недолго осталось. Я никому не говорил, но в момент припадка, Ангелина пыталась меня убить. Шрамы, полученные от неё в ту ночь, гордо ношу как клеймо своей юношеской глупости и самоуверенности. Эти метки – мои стигматы, глядя на них вспоминаю, что важнее всего – быть человеком. Но вас интересуют не мои душевные метания и метаморфозы. Вы шли спросить, была ли Ангелина моей любовницей? – Яков Сем?нович зажмурился и хлебнул спирт прямо из бутылочки. – Ваши эксперты всё равно обнаружат, что незадолго перед смертью у неё был половой контакт. Да, мы были любовниками. Скажу больше: я собирался сделать Ангелине предложение. Она была здорова, болезнь отступила, но в ночь, когда её убили, у нее снова случился приступ: она прибежала ко мне в слезах и сказала, что видела призрак, который приходил четыре года назад. Понимаете, это я убил свою любовь – вместо того, чтоб остаться с ней и защитить – я бросился искать это проклятое привидение, в которого даже не верил. Слишком долго эта чертовщина длилась и отравляла умы не только пациентов, но и персонала. Нужно было поставить точку. Я оставил Ангелину в одиночной палате, закрыв на ключ, который есть только у меня, будучи уверенным, что там она в безопасности. Пока я, как последний идиот, носился по этажам, какая-то сволочь пришла и убила, убила моего Ангела.

Яков сорвался на крик, схватил опустевшую бутылку и со всей силы бросил в стену: кабинет наполнился острым звуком бьющегося стекла. Казалось, сама реальность пошла тонкой паутиной трещин. Перед взором мужчин пронеслась череда странных образов: дамы со страусовыми веерами, горящие красные глаза на фарфоровом кукольном лице, росчерк пламенеющих капель крови.

– Чертовщина какая-то! – Сан Саныч потряс головой. – Никогда больше не буду пить спирт с утра в психушке. Вы как? Можете продолжать разговор? Профессор лишь понуро кивнул. Вспышка ярости и алкоголь лишили его последних сил. «Вот теперь-то точно надо брать тёпленьким» – опыт подсказывал, что сейчас доктор не способен врать и выкручиваться.

Так и вышло: Яков Семёнович сбивчиво и путаясь в словах, но всё же ответил на вопросы Павлова, после чего, при помощи оперативника Серёги, был отправлен домой. Погрузив осоловевшего профессора в служебный автомобиль, следователь наказал Сергею доставить пьяного до кровати, уложить спать, поставить рядом тазик и стакан воды… а заодно посмотреть, понюхать, чем живёт главврач.

Петров никогда не мечтал работать в милиции. С самого детства он был хулиганистым заводилой, «без царя в голове» – как говаривала строгая классная руководительница. В школе долговязого веснушчатого Серёгу ценил и любили не только сверстники, но и учителя. Парень был добродушным, готовым снять последнюю рубаху ради ближнего, но упаси бог, вывести его из себя. Учёба давалась ему легко, только вот времени на домашнее задание не было: приходилось с ранних лет крутиться и подрабатывать, чтобы помочь матери, тяжело перенесшей инсульт.

Столкнувшись с нуждой и безденежьем, Серёга всё же ни разу не прибегнул незаконным способам заработка, хотя вариантов было много. Поэтому приходилось разгружать вагоны, торговать в ларьках, быть грузчиком и разнорабочим. Работы Петров не боялся, в коллектив вливался легко, несмотря на юный возраст. Уже став оперативником, он осознал, насколько ценной является школа жизни, которую прошёл. Хорошая физическая форма, умение найти общий язык, старые связи и знакомства – всё это пригодилось на службе.

– Серёг, чего смурной такой?

– Вот, Женя, ты-то мне и нужен! Давай прокатимся, профессуру домой отвезём, заодно посмотрим, что там к чему. Они с Санычем накидались, нашему-то что будет, а тут человек с тонкой душевной организацией, на ногах не стоит.

– Я вообще-то столовку искал, есть хочется зверски, может один управишься?

– Это не просьба! По пути поешь, на въезде беляш тебе куплю.

– Два! И кофе.

Возле дома опера с трудом растолкали Дашковского.

– Ваш благородь, приехали! Глазки открываем, ключик от квартиры ищем! – Петров потряс ничего не понимающего Якова за плечо.

– Вы кто?

– Ну вот, снова-здорово, знакомились ведь уже! Я – Сергей, оперативный сотрудник. Меня Сан Саныч, следователь, сказал доставить вас до квартиры, а приказ начальства надо выполнять.

Совместными усилиями тело Дашковского было уложено на постель. Сердобольный Петров на прикроватной тумбочке оставил стакан воды и понимающе вздохнул: «Спи, профессура, утром тебе пригодится». Зайдя в гостиную, Серёга застал коллегу хлебающим хозяйский виски прямо из горла.

– Женя, ты охренел?!

– Да ладно тебе! – мужчина закашлялся и тоскливо посмотрел на бутылку, убирая её в шкаф. – Жалко что ли? У него там таких десятки, даже незаметно, что я отпил. Хочешь, водой разбавлю, чтоб не видно было? Я такого виски себе никогда не смогу позволить.

– Не прибедняйся мне! Думаешь, я не знаю, как ты узбеков на рынке своём кошмаришь? Смотри, хоть одна жалоба и вылетишь сразу. А теперь давай работать: Саныч сказал посмотреть, как наш подопечный живёт. Иди лучше на кухню, не хочу тебя наедине с баром оставлять.

– Так точно! Дядя Стёпа-милиционер…

Александр боролся с алкогольным опьянением и неожиданной жалостью к Якову, потерявшему свою первую любовь. Поглощая бутерброды и свежий кофе, заботливо приготовленные заступившей на дежурство Верочкой, следователь раскладывал по полочкам полученную информацию. А информация была интересная… Во-первых, за последние четыре года в лечебнице возросла смертность среди пациентов. Вроде, всё гладко: помер помешанный товарищ от естественных причин, сердечко не выдержало – вот и медицинские заключения подтверждают. Но уж больно это подозрительно, особенно в совокупности с тем, что призрак генеральши Поповой тоже появился ровно четыре года назад. Во-вторых, Ангелина была первой, кто увидел этот чёртов полтергейст. И в смерти Ангела даже самые убежденные скептики обвиняют сверхъестественные силы. В-третьих, некоторых сотрудников больницы отнюдь не огорчают участившиеся смерти их подопечных. Богу душу отдавали лишь самые буйные и агрессивные пациенты. В-четвертых, мог ли профессор убить возлюбленную, осознав, что она неизлечима?