Ле-еня и двигатель прогресса

– Ленечка, потанцуем?

Гость поднял руку с питомцем до уровня груди, и они плавно поплыли по торговому залу. Про ливень в магазине все забыли. Мануэль таращил глаза на незнакомца и качался в такт мелодии.

– Como si fuera esta noche la u?ltima vez… – звучал из динамика голос Сезарии Эворы.

Забавная пара кружилась, ловко лавировала между стеллажами. Возле полки с зеленью зверёк изогнул шею почти на 180 градусов и потянулся лапкой к листьям петрушки. Отец и сын, увидев это, захохотали.

– Конечно! – пробасил высокий синьор, останавливаясь и поясняя: – Мы забыли купить зелень! И орехи!

Гость начал набирать товар в корзинку, а продавец шепнул сыну:

– Ихо[1 - Ихо (hijo – исп.) – обращение к сыну в Мексике.], дождь почти кончился, проводишь синьора до гостиницы? Он спрашивал, как пройти. Тут недалеко.

Мануэль радостно закивал. Он желал этого всем сердцем и готов был провожать чудного незнакомца хоть на другой конец города!

Но, увы, шагать долго не пришлось: иностранец жил в отеле в конце улицы. И путь до него показался мальчику несправедливо коротким. Всю дорогу он не сводил глаз с животного на руке мужчины и, уже прощаясь, решился задать вопрос:

– Синьор, а у Ле-енечки есть брат или сестра?

Высокий развёл руками и серьёзно ответил:

– У него нет никого, кроме меня. Ленечка – сирота.

Мануэль вздохнул. Он уже представлял себя хозяином такого же питомца.

– Спасибо, что проводил нас! Ещё увидимся! Мы проведём в Гвадалахаре несколько дней, обязательно заглянем в ваш магазин! – пообещал незнакомец, прощаясь. – Держи на память! – он выудил из недр глубокого кармана и вложил в руку мальчика деревянный резной брелок с изображением Ленечки.

Мануэль залюбовался подарком. Он гладил пальцами искусно сделанные завитушки.

– Как можно было так тонко вырезать? – мальчик поднял глаза и встретился взглядом с воротами гостиницы. Незнакомец снова исчез. – Как будто и не было никого, – прошептал Мануэль и нахмурился. Брови-гусенички встретились на переносице. Руки бессильно опустились вниз. Брелок выскользнул из ладони и, как показалось мальчику, пискнул, падая:

– Было!

Он ловко подхватил подарок в воздухе:

– Было! – Мануэль поцеловал фигурку, помахал рукой в сторону ворот. – Ещё увидимся! Йа-а! – и заспешил обратно, взрывая брызгами каждую встречную лужу.

* * *

Спеши медленно

В гостиничном номере профессора Акипаки раздался телефонный звонок.

– ?Dime!

– Profesor, el coche esta? esperando cerca de la entrada.

– ?Bien, bien, salgo enseguida![2 - – Слушаю!– Профессор, машина ждёт вас возле подъезда!– Хорошо, хорошо!.. Сейчас, выхожу! (Исп.)]

Портье уже в третий раз звонил постояльцу номера 13, недавно заселившемуся в отель синьору Акипаки, напоминая о прибывшем такси.

Профессор остановился в небольшой частной гостинице. От неё до Центра биологических наук Гвадалахарского университета ехать было десять минут.

Но, завершив короткий разговор с портье, Акипаки мельком взглянул на часы – 10:10 – и повернулся к прозрачному боксу. Время поджимало, однако профессор решил продолжить наблюдения. Азарт учёного-исследователя не позволял оставить эксперимент в эту минуту. Этот момент никак нельзя было пропустить! Акипаки ждал его три недели.

Рыжеволосый профессор прилетел в жаркую Мексику не на отдых, нет. Не туристические маршруты и экзотические курорты заманили его на другой континент. Всему виной была Она. Она не оставляла Акипаки ни на минуту, ни на работе, ни дома, ни даже во сне. Она захватила и подчинила себе жизнь этого ученого. Смыслом его существования стала наука. Коллеги по работе подтрунивали над ним: начинали повторять имя Акипаки как заклинание, если работа не клеилась.

Итак, наш одержимый наукой герой прибыл в Гвадалахару не ради развлечения. Здесь проходил международный конгресс энтомологов[3 - Энтомолог – специалист по насекомым.]. В Центре биологических наук профессора ждали к 11:00. Учёный должен был защищать свою программу по сохранению бабочек вида данаида монарх. Их численность сокращалась год от года: люди вырубали леса, а без деревьев бабочки погибали в холодное время года.

Акипаки предложил устраивать гостиницы для данаид.

«Что-что? – воскликнете вы. – Гостиницы для бабочек?! Смех, да и только!»

Вот так же реагировали и многие учёные. Проект Акипаки вызвал жаркие споры. Одни возмущённо критиковали предложение профессора. Другие поддерживали. Третьи смеялись и удивлённо пожимали плечами, не понимая, как реагировать на эту идею. Такого ещё никто не предлагал. Зал гудел, пестрел разными красками и постепенно наполнялся: учёные и студенты занимали места. До начала оставалось совсем немного.

Тем временем профессор всё ещё находился в гостиничном номере. Он замер, почти не дыша, с лупой в руке перед прозрачной пластиковой коробкой. К её стенке были прикреплены датчики температуры, влажности и видеокамера. Красный огонёк показывал, что идёт видеозапись. Вдоль стенки изнутри, как развешанные за уголок крохотные носовые платочки, висели на перекладине куколки монархов. Коробка была переносной фермой бабочек.

Гусеницы монархов окуклились и превратились в коконы три недели назад. Обычно процесс превращения гусеницы монарха в бабочку занимал две недели. Профессор Акипаки рассчитывал показать энтомологам данаид, выращенных в домашней ферме. Но процесс почему-то затянулся. Неужели повлиял долгий перелёт?

Профессор подносил лупу то к одному, то к другому кокону, внимательно рассматривая каждый.

Вместе с профессором над прозрачной коробкой склонился Леня[4 - Да-да, именно Леня, через «е» – от слова «ленивец», не путайте с Лёней.] – мохнатый зверёк ростом с небольшую кошку. Он медленно поворачивал свою добродушную морду и смотрел то на профессора, то на куколок. Изо рта животного торчал зелёный лист мангрового дерева. Леня его с удовольствием жевал. Ленечка был карликовым ленивцем.

– Неплохо, неплохо, – наконец произнёс профессор и легко почесал брюшко своего питомца. – Festina lente! Спеши медленно, мой друг! Festina lente!

– Йа-а! – не то пискнул, не то прокряхтел Леня.

– Коконы потемнели и стали почти прозрачными. О чём это говорит? – Акипаки выразительно посмотрел на ленивца и замер с приподнятой бровью, как бы ожидая ответа.

– Йа-а! – раздалось ещё раз.

– Верно, мой друг! – бодро заключил профессор. – Монархи готовы выйти из куколок! Я вижу сквозь оболочку кокона оранжевые крылышки и тёмные полоски на них.

Учёный снова склонился над коробкой с бабочками, разглядывая их через лупу.

– Спе-е-ешка ту-у-ут ни к чему, – пропел Акипаки низким голосом и повернул увеличительное стекло в сторону зверька: – Леонидас, тебе, как настоящему ленивцу, сейчас бы следовало кивнуть головой! Или тебе лень?

Леня

Своего медлительного питомца профессор когда-то спас от неминуемой гибели на острове Эскудо де Верагуас, что недалеко от Панамы. Леня только недавно родился, и – случается же такое! – он отцепился от мамы и свалился с дерева. Увы, мама не бросилась за своим ребёнком. У ленивцев это не принято: на лазание по деревьям тратится слишком много энергии. Мама осталась висеть на ветке, а беззащитного, беспомощного малыша подобрала группа учёных.

Лене повезло. Его нашли люди, а не какая-нибудь толстоиглая крыса.

– Малыша нужно сдать в зоопарк, – предложил один из биологов. – Вот только выживет ли он там? Редкий вид, малоизученный, за ним нужен особый уход.

Рафаэль Акипаки положил малыша к себе на ладонь:

– Мда-а, малоизученный редкий вид. Таких, как ты, малыш, на свете не больше пяти сотен…