Генетическая ошибка

27

…Нины Спешневой дома не оказалось. Я нашел ее в местном баре. Она сидела у барной стойки и, судя по всему, была уже вполне хороша. Платье ее задралось на ляжке, волосы растрепались в беспорядке, лицо было влажным и красным, под глазами растеклась тушь. Рядом с ней вертелся какой-то козел, плешивый, с круглым брюшком и черными висячими усами – короче, полный отстой. Гремела музыка, танцпол был усеян парами. Вокруг чувствовался острый запах разгоряченных тел и алкоголя. Я обогнул столики и подошел к бару:

– Нина?

Она взглянула на меня с недоумением:

– Мы знакомы?

В это время усатый протянул свою волосатую руку и попытался положить ее Нине на оголенное колено. Он меня сильно раздражал, этот плешивый таракан.

– Шел бы ты отсюда по-хорошему, – сказал я ему вполне дружелюбно.

– Чего? – ощетинился он своими усами, точь-в – точь как насекомое, на которое он был так похож. – Сам вали. Это моя баба. Я за нее сегодня плачу.

– Сколько она тебе должна?

– Не твое собачье дело, – огрызнулся таракан.

– Что ж ты такой грубый? – спросил я и легонько сжал его кисть.

Он сморщился, точно старый гриб, и заверещал:

– Хулиганье! На помощь! Бьют!

– Да кто тебя трогает, – усмехнулся бармен, давно наблюдающий за нами. – Шел бы ты, Вася, лесом, раз тебя об этом попросили.

– Его Васей звать? – Я подмигнул парню.

– Да, Васей. Каждый вечер тут ошивается, не везет ему с бабами.

– Вот что, Василий, – я сунул ему в карман тысячу, – надеюсь, это покроет твои сегодняшние расходы. Иди, поищи другую подружку. А эта мне нужна.

Таракан-Вася достал купюру из кармана, повертел ее в пальцах, проверил на свет и только что не языком лизнул.

– Ну лады. Так и быть. – Он сполз с барного табурета на пол и нетвердой походкой врезался в гущу столиков.

Нина продолжала сверлить меня взглядом, теперь уже откровенно изумленным.

– Так мы знакомы? – повторила она и носовым платком отерла помаду, расплывшуюся по подбородку.

– Я лейтенант Ковалев. Вел следствие по делу вашей подруги, Марины Красниковой.

– Ах это ты! Сволочь поганая! – Нина скорчила злобную физиономию.

Я понял, что она очень сильно пьяна – в противном случае она бы не рискнула так оскорблять сотрудника МВД.

– Погодите ругаться, – как можно спокойней проговорил я. – Мне нужно с вами поговорить. Это важно.

– Нам не о чем разговаривать! Из-за вас моя подруга сейчас в колонии! Вы злодей и подлец.

– Из-за меня? А я думаю, что из-за вас.

Ее лицо вмиг побелело, глаза, сощуренные в щелки, открылись.

– Что?! Чего ты несешь? Я-то тут при чем?

– Нина, давайте отойдем отсюда, – предложил я. – Тут очень шумно. Невозможно ничего услышать.

Она нехотя встала. Ноги плохо держали ее, и я подхватил ее под локоть. Расталкивая посетителей бара, я вывел ее на улицу и посадил в машину.

– Что ты от меня хочешь? – Она уставила на меня ненавидящие глаза.

Я решил идти ва-банк и не ходить вокруг да около.

– Это ты заплатила Гальпериной за смерть ее мужа?

– Что?! – Она отшатнулась от меня и стукнулась затылком об подголовник. – Заплатила Гальпериной? Я?! Ты спятил, мент?

– У тебя роман с мужем Марины. Сергей твой любовник! Признайся, это же правда. Кстати, почему ты здесь? Он отпускает тебя шляться по барам? Интересные отношения.

Она вдруг хихикнула. Это выглядело настолько странно и нелепо, что я опешил. Нина меж тем продолжала хихикать. Плечи ее дергались, голова тряслась, как в припадке. Постепенно смех ее становился все громче и визгливей, пока я не понял, что это обычная истерика.

– Замолчи! – Я несильно шлепнул ее по щеке. Она ойкнула и затихла. Из глаз ее медленно текли слезы. – Ты плохо кончишь, – сказал я мягче. – Нельзя столько пить и постоянно менять кавалеров. Зачем тебе понадобился Сергей?

– Отвали. – Она всхлипнула и обняла себя за голые плечи обеими руками. – Нет у нас никакого романа. Ему… ему плевать на меня. Всегда было плевать, с самой первой минуты знакомства. Ему была нужна только Маринка. Только она. А я так, в койке поваляться.

– Почему же он не пишет ей, не звонит, не ездит на свидания?

– А я почем знаю? Он вызовет меня, и я бегу, как собачка. Потом ему надоедает, и он выгоняет меня. Все меня выгоня-я-ют… – Она заревела в голос.

Мне стало ее немного жаль. Опустившаяся, несчастная девчонка, никому не нужная, пьяная. Я сомневался, чтобы она могла провернуть такую блестящую операцию по посадке в тюрьму подруги. Тут я заметил на ее пальце кольцо с россыпью бриллиантов. Оно было явно недешевым. Сергей подарил? Я еще раз внимательно оглядел тихо скулящую Нину. Одета она была хоть и вульгарно, но в дорогие брендовые шмотки. Другое дело, сидели они на ней фигово. Я взял сумочку из ее обмякших рук и пошарил там в поисках телефона.

– Эй, ты что творишь! – слабо вякнула она.

Так и есть – в кармашке лежал новенький айфон последней модели. Такой стоит кучу денег.

– Скажи пароль, – потребовал я у Нины.

– Еще чего.

– Иначе я заберу его с собой, и мне его взломают.

– Не имеешь права! Это воровство.

Я усмехнулся и отдал ей телефон. Я знал, что ничего интересного там не найду.

– Откуда у тебя деньги? На одежду, на кольцо, на айфон. Сергей дал?

– Ха, Сергей. – Она громко фыркнула. – Как бы не так. Ему жалко для меня лишнего куска пиццы! Жмот проклятый! И за что я люблю его-о… – Она снова зарыдала, на сей раз уткнувшись мокрым носом мне в плечо.

– Перестань. – Я достал платок, вытер ей лицо, высморкал. Налил воды из бутылки – у меня в машине всегда припасена бутылочка минералки. Нинка сидела и хлюпала носом, глядя перед собой бессмысленным взором.

– Так откуда у тебя деньги? – повторил я свой вопрос.

– Тетка прислала.

Я хмыкнул. Везде сплошные тетки и бабки. Мир просто состоит из добрых тетенек, рассылающих денежки своим племянницам.

– Не морочь мне голову. Нет у тебя никаких теток. Кто заплатил тебе и за что?

– Никто.

Я понял, что она будет стоять насмерть. Допрашивать ее официально я не имел права. Держать в машине и угрожать тоже. Протрезвеет, напишет на меня жалобу начальству.

– Ладно. Отвезу тебя домой.

Я завел машину. Нина тут же закрыла глаза и захрапела, заваливаясь на бок. Я довез ее до самого подъезда, растолкал и вытащил из машины.

– Топай проспись. Не то в следующий раз, когда твой Красников надумает позвать тебя, придется звонить в вытрезвитель.

Она грязно выругалась и, шатаясь, побрела к двери. Я подождал, пока она зайдет в подъезд, и выехал со двора.

Я ехал по ночным улицам, ярко освещенным фонарями, и думал, куда мне податься дальше в своем расследовании. С Ниной вопрос так и остался открытым – неизвестно, откуда она берет деньги на красивые вещи, украшения и гаджеты. Даже если она не заказчица преступления, то однозначно как-то связана с ним. Но как?

Я остановился на светофоре. Рядом со мной встала старенькая «Нексия». В салоне было полно молодежи, две девушки и два парня. За рулем сидел совсем юнец, чем-то похожий на меня, такой же белобрысый. Он высунулся из раскрытого окошка и подмигнул мне. Я тоже ему подмигнул. Зажегся зеленый свет. «Нексия» фыркнула и умчалась. Я не спеша тронулся с места…

…Хорошо. Положим, Нина так сильно любит Красникова. Настолько сильно, что бегает за ним, как собачонка. Тогда очевидно, что она готова выполнить любые его поручения и приказы. Например, позвонить Марине в нужный момент и спровоцировать аварию. А он за это допустит ее до тела и купит, к примеру, колечко. Или кофточку. Или новенький айфон. А потом будет разыгрывать из себя безутешного мужа и даже совать взятки следователю, чтобы тот вел дело помягче.

Итак, вообразим, что организатор преступления – Сергей Красников. Чем же ему не угодила жена? Отчего он решил засадить ее в тюрьму? Срок небольшой, он прекрасно понимал, что надолго она не сядет. Зачем же? Зачем? Мозг мой начал плавиться. Возможно, Красников хотел, чтобы Марина перестала работать в институте. Его это не устраивало. Может, мечтал, что она будет домохозяйкой. Сядет дома и станет готовить ему борщи.

Нет, это тупо. Для такого сажать в тюрьму? Но тогда для чего? Может быть, у Красникова тайный роман? Вовсе не с Ниной, та просто для прикрытия, для отвода глаз. Вдруг у него есть молодая пассия, к примеру, на работе? Но почему тюрьма? Не проще ли потребовать развод? Или у него на уме какие-то финансовые махинации? Не хочет делить при разводе совместно нажитое?

Бред. Марина, хоть и осужденная, не теряет прав на имущество. Значит, тут что-то сложней. Какая-то интрига, о которой мы с Мариной даже не догадываемся. И пролить на нее свет может лишь один человек – сам Сергей Красников. Нужно понаблюдать за ним. Посмотреть, с кем он общается, кроме Нины. Найти бы еще для этого время – с моим плотным рабочим графиком. Ну да ладно, придумаю что-нибудь.

28

В середине августа неожиданно заболела Танька. Она не вышла на работу в цех. Марина спросила у мастера, в чем дело.

– Что-то с животом вроде, – ответила та. – Сказали, в больничке она. Ночью забрали.

Закончив работу, Марина попросилась у Спиридоновой навестить Таньку. Та дала ей разрешение. Танька лежала одна в крошечной палате, лицо белое, глаза закрыты. В руке капельница.

– Что с ней? – спросила Марина у молоденькой симпатичной докторши.

– Разрыв яичника. Видимо, была киста. Ее ночью прооперировали.

– Как она?

Врачиха вздохнула.

– А вы не видите? Состояние тяжелое. Было внутреннее кровотечение, много крови потеряла.

– Может быть, ее надо перевезти в другую больницу? В какой-нибудь крупный центр, где есть оборудование?

Девушка покачала головой.

– Это сложно. Во-первых, центр далеко, во-вторых, ее нельзя сейчас транспортировать. Она сразу же умрет.

– Ну так сделайте что-нибудь! – крикнула Марина в отчаянии.

– Вы мне тут не кричите, – неожиданно жестко проговорила врач. – Сами разберемся. Пришли – так сидите тихо. Или я вас выгоню.

– Ладно. – Марина присела у Танькиной кровати. – Танюша, – позвала она шепотом. – Таня.

Танькины веки дрогнули. Она приоткрыла глаза и облизала пересохшие губы.

– Пить… хочется…

Марина вопросительно взглянула на врачиху.

– Ей нельзя пить. Можете смочить марлю и промокнуть ей губы. – Она протянула Марине сложенную вчетверо марлю. Марина намочила ее в воде и обтерла сухие, потрескавшиеся Танькины губы. На бескровном лице Таньки возникло выражение блаженства. – Спа… си… бо…

– Все будет хорошо. – Марина погладила ее по одеялу. – Ты поправишься.

Танька еле заметно качнула головой.

– Прекрати, – строго проговорила Марина, у которой предательски защипало в носу. – Ты обязательно поправишься. Иначе и быть не может. Ты совсем молоденькая, организм сильный. Будет бороться.

– Ребеночек… там… я… к нему… – Танька шептала почти беззвучно, но Марина понимала каждое слово. Ее охватило такое отчаяние, что даже дышать стал тяжело.

– Танька, прошу тебя, перестань. Ну как я без тебя? Вот через шесть лет выйдешь отсюда, приедешь ко мне. Будем жить рядом. Я тебя на работу устрою в какой-нибудь дом творчества. Будешь там детей учить танцевать. А, Танька?

– Не хочу… танцевать. Хочу туда… к нему…

Танькины веки безвольно упали. Она замолчала.

– Что с ней? – Марина посмотрела на докторшу полными ужаса глазами.

– Ничего. Она уснула. У нее совсем мало сил. Столько крови потерять. Пусть спит. Оставьте ее.

Марина упрямо помотала головой:

– Нет, я буду здесь.

– Вас хватятся в отряде. Будут проблемы.

– Не будут. Я схожу отпрошусь до вечера.

Марина сходила к Спиридоновой. Та напряглась, но разрешила ей побыть с Танькой в течение дня. Марина сидела у Танькиной постели и думала о том, что эта девочка стала ей как сестра. И ей не важно, какое тяжкое преступление она совершила. Она даже не представляет себе, как будет жить без Таньки, без ее робкого, тихого голоса, без огромных глаз, полных нежности и боли. Ну почему так? Почему она должна была заболеть? Неужели Бог наказывает за грехи? Тогда почему ходят безнаказанными те, кто втянул в преступный бизнес несчастных Дашу и Кристину? И еще сотни других подлецов и злодеев…

Она начала понимать Ковалева. Он хоть и не Бог, но стремился помочь тому совершить возмездие. Хотел, чтобы обиженным и несчастным было хоть немного легче от сознания, что тот, кто их обидел, получил по заслугам. Он жаждал справедливости. А есть ли она, эта справедливость? Вдруг ее вовсе нет и все устроено по законам хаоса. В кого-то, как в Таньку, попадет бумеранг, в кого-то нет. И сделать с этим ничего нельзя, только смириться…

Марина не заметила, как задремала. Ей снился Ковалев с упрямым и решительным выражением лица. Он что-то говорил ей, но слов она разобрать не могла. И почему-то смеялась. Он перестал говорить и тоже начал смеяться. Они вместе хохотали до упаду, так, что у Марины на глазах выступили слезы…

– Эй, потише. – Докторша потрясла Марину за плечо. – Спать идите в другое место. А то вы во сне каркаете, как ворона.

Марина открыла глаза. Танька по-прежнему лежала без движений. Марине показалось, ее лицо немного порозовело.

– Ей лучше? – спросила она у девушки.

Та покачала головой.

– Нет. У нее жар. 39.

– О господи. Что же делать?

– Я колю ей антибиотик. Что еще можно сделать?

Марина закрыла лицо руками, сгорбилось на стуле и так замерла. За окном тихо шел дождь.

29

…Всю неделю я ездил за Сергеем Красниковым след в след. Пришлось-таки взять отпуск, хотя, конечно, грустно было тратить его на такую ерунду. Лучше бы поехал к бабуле Тоне, помогал ей с хозяйством, купался в речке. Но ключевым моментом здесь была Марина Красникова. Я обещал ей, что найду преступника. Значит, должен его найти, и точка.

Красников, надо сказать, мотался на машине будь здоров. То в Балашиху поедет, то в Пушкино, то в Королев. Иногда он оставался в Москве, в офисе. Я пас его с утра до вечера и ничего особенного не обнаружил. Он выходил из дома в половине девятого, садился в машину и ехал по делам. Во время поездок никакие женщины его не сопровождали. Один раз я видел у его подъезда Нину. Она тщетно звонила в домофон, но ей никто не открыл. Она ушла восвояси, а я сделал вывод, что отношения между ней и Сергеем близятся к концу.

Я был уверен, что в выходные Красников останется дома, но каково же было мое удивление, когда утром в субботу он снова сел в машину, попутно разговаривая по телефону. Разговор я хорошо слышал, он был исключительно деловой. Кажется, Красникова срочно вызвали в офис. Я решил оставить его в покое до вечера. У меня скопилось несметное количество дел, и нужно было хоть немного побыть дома.

Я запустил стиралку, протер полы, посидел немного в компе, выполняя работу, которую взял с собой на время отпуска. День пролетел, как на крыльях. Начало темнеть. Как-никак близилась осень, и дни стали заметно короче. Накрапывал противный мелкий дождик. Он лил уже вторую неделю, словно в небе образовалась некая пробоина, которую некому было заклеить. Выходить из дома не хотелось. Вскипятить бы чаю, сделать пару бутербродов и засесть у телевизора, вольготно развалившись в кресле… Однако я усилием воли выдернул себя из уютно-ленивой дремоты и вышел в темноту под дождь.

«Форд», который я утром гонял на мойку, стоял чистенький и отмытый, с новой лобовухой и зеркальцем. Я сел и включил радио «Шансон». Все мои коллеги обожали «Милицейскую волну», а я признавал только эту радиостанцию. Под приятные переборы гитары я выехал со двора.

Окна Марининой квартиры были темны. Я вычислил их давно, еще с первого дня, как стал следить за Красниковым. Значит, он еще не вернулся. Я глянул на часы – почти одиннадцать. Может, устал и лег спать пораньше?

Я обошел парковку, разыскивая красниковский автомобиль, но его нигде не было. Значит, не спит. Возможно, они с Ниной помирились и сидят в каком-нибудь баре. Впрочем, это легко проверить. Я набрал номер Спешневой.

– Але. Кто это? – отозвалась она сонным голосом.

– Не нужен кредит под пять процентов годовых? – спросил я ее и прислушался: в трубке было тихо. Ни голосов, ни музыки.

– Идите к черту! – Нина выругалась и бросила трубку.

Нет, Красников не с ней. Он точно не поедет в ее халупу на окраине Москвы. Так где же он, бес его раздери? Сколько можно тут мокнуть из-за него?

Только я собрался сесть в машину и ехать домой сушиться, двор осветили фары. Это был «Фольксваген» Красникова, я хорошо видел номер. Он подъехал к парковке и долго елозил взад-вперед, прежде чем сумел нормально встать. Я ждал. Наконец дверца открылась и из нее вышел Красников.

Боже, в каком виде он был! По сравнению с ним Нину Спешневу можно было считать трезвой, как стеклышко. Сергей едва держался на ногах. Непонятно, как он вел машину в таком состоянии и почему его не задержали гайцы. Он хотел включить сигнализацию, но выронил брелок. Тот лежал в полуметре от его ноги, но Сергей не мог его найти. Чертыхался, светил фонариком от телефона. Я едва удержался, чтобы не поднять брелок и не сунуть ему в руки.

Наконец он справился с брелоком, закрыл машину и, шатаясь, побрел к подъезду. Я пошел за ним. Я еще не знал, что буду делать дальше. Ноги сами вели меня вслед за Красниковым. Видимо, он услышал шаги за спиной и обернулся:

– Ты? – Он покачнулся и схватился рукой за косяк.

– Я. Поговорим?

Это было забавно. Будто повтор какого-то фильма, но только роли поменялись местами. То он рвался ко мне домой, то теперь я предлагал ему поговорить, стоя у его подъезда.

– О чем нам с тобой разговаривать? – произнес он, пьяно растягивая слова. – Убирайся вон.

– Небось, ждешь в гости Нину? – Я старался заглянуть ему в глаза, но он упорно смотрел себе под ноги.

– Не твое собачье дело. Вали отсюда.

Он набрал код на двери и вошел вовнутрь. Я последовал за ним.

– Да японский городовой! – рявкнул Красников. – Что тебе от меня нужно? Что ты докопался до меня?

Он хотел вызвать лифт, но вместо этого с размаху сел на ступеньки. Очевидно, ноги его больше не держали. В следующую минуту его стошнило. При свете подъездной лампы я видел его лицо. Выглядел он, мягко говоря, не фонтан. Ясно было, что пьет он часто, возможно, и ежедневно, после работы. Я подхватил его под мышки и затащил в лифт. Мы поднялись к нему на этаж.

– Давай ключи. – Я протянул руку.

Он что-то пробормотал и полез в карман. Неловко шарил там, так долго, что у меня лопнуло терпение. Я обыскал его одежду, нашел ключ и отпер дверь. Втолкнул в квартиру упирающегося Красникова, стащил с него куртку и кроссовки, завел в ванную и сунул головой под кран. Он фыркал и булькал, как морской котик в дельфинарии, попутно извергая проклятия в мой адрес. Наконец я кинул ему полотенце.

– Вытирайся. И иди в комнату.

К моему удивлению, он послушно протопал в гостиную и плюхнулся на диван.

– О, черт, как же тошно. – Красников закрыл руками лицо.

Я принес ему с кухни воды.

– На. Пей.

Он выпил большими жадными глотками весь стакан до дна. Глянул на меня осоловелыми глазами, в глубине которых начал пробиваться росток сознания.

– Презираешь меня? Правильно. Я сам себя презираю. Кто я такой? Подонок. Дерьмо. Маринка… она ждет меня. Звонила мне, писала… А я… – Он безнадежно махнул рукой. – Зачем я связался с этой Нинкой, с этой шлюхой? Это все из-за нее.

– Что из-за нее? – спросил я и сел рядом с ним.

– Когда Маринка сбила этого… как его…

– Гальперина. Его звали Максим Гальперин.

– Ну да, Гальперина, будь он неладен. Мы были с ней на нервах, думали, как быть, как сделать так, чтобы ее не осудили. Она переживала, плакала часто. Я привык к тому, что она моя ласковая зайка, всегда веселая, нежная… А тут ей будто стало не до меня. Хочу дотронуться до нее – она шарахается в сторону.

– Еще бы ей было до тебя! По ее вине человек погиб. Тут с ума бы не сойти.

– Не понял я этого. – Сергей облизал вновь пересохшие губы. – Дурак был. Не въезжал. Думал, ну ладно, погиб и погиб. Как-нибудь все уладится. А она стала сама не своя. Тогда-то Нинка и объявилась. Мы всегда дружили, я видел, что нравлюсь ей. Что стоит лишь пальцем поманить – и она будет тут как тут. Но мне она была по барабану. Мы, правда, иногда созванивались с ней, но редко. А тут вдруг она начала писать мне. Сначала якобы Мариной интересовалась, как у нее дела и все такое. Потом попросила подъехать, наладить интернет. Ну я и согласился. Почему бы нет?

Приехал, все сделал. Она ужинать меня посадила. Вина налила. Я не хотел – я же за рулем. Но она уговорила – мол, пару бокалов можно. Мне уже давно хотелось расслабиться. Хоть один вечер не говорить об этой долбаной аварии. Секса хотелось нормального, а не плачущую бабу под боком, которую надо успокаивать. Я выпил бокал, затем другой и третий. Как-то само собой мы с Нинкой оказались в ее постели. Она была огонь. Так мне тогда показалось. Выполняла каждое мое желание, буквально уморила меня. Я тогда еле выполз от нее. Маринке соврал, что работал далеко за городом. Она была недовольна, но поверила.

Утром я пришел в ужас. Я крыл себя последними словами. Любимая в беде, а я… Эх… – Сергей сокрушенно покачал головой и развалился на диване, вытянув перед собой ноги на полкомнаты. Весь вид его был настолько отвратителен, что мне захотелось немедленно встать и уйти. Но я продолжал сидеть и слушать.

– Мне было стыдно. Я поклялся больше не общаться с Нинкой. Но в обед она написала мне, что скучает. И ждет меня в любое время. Я не ответил. Она продолжала писать. И я… я не выдержал. Я стал отвечать ей. Между нами возникла жутко пошлая переписка, которая несказанно возбуждала меня. Я уже не мог остановиться. Пришел домой и все продолжал писать. Марина даже сделала мне замечание.

Назавтра я снова приехал к Нине. Все повторилось. Я существовал как в тумане. Я продолжал любить Марину, но уже не мог без Нинки. Ее тело гипнотизировало меня. Мы стали встречаться все чаще, я водил ее в кафе, катал на машине. Возвращался домой и видел печальные Маринины глаза. Мне хотелось провалиться под землю от стыда. Но в то же время, чем тяжелее мне было, тем больше меня влекло к Нине.

Так продолжалось, пока Марину не осудили. В первый же вечер, когда ее увезли в СИЗО, ко мне приехала Нинка. Я не звал ее. Она приехала сама. Я не мог выгнать ее. Да и не хотел. Мы отлично провели вечер и ночь. Она хотела остаться у меня в квартире и подождать с работы, но я не позволил. Сказал, чтобы убиралась вон. Приедет, когда позову. Она обиделась, плакала. Но недели через полторы снова явилась как ни в чем не бывало. Мы заказали пиццу, пиво, закуски.

И в это время заявилась мать Марины. Она была в шоке. Она орала, что я чудовище и предатель. Что ее дочь не станет иметь со мной больше дела. Признаться честно, я очень испугался. Я не сомневался, что она все расскажет Маринке. И как тогда я взгляну ей в глаза? Как?

Она ушла. Нина залезла ко мне на колени, стала меня обнимать и целовать. Мы выпили огромное количество пива, и я перестал что-либо соображать.

Спустя три дня мне позвонила Марина. Ее только-только доставили в колонию. Я был настолько растерян, что не знал, что сказать. Вдруг мать уже успела как-то сообщить ей? На всякий случай я постарался быть с ней максимально нежным и ласковым. Она требовала, чтобы я назвал дату своего приезда к ней. А я думал о том, что вот приеду – а она уже будет в курсе про меня и Нинку. Я наплел ей что-то про работу и про то, что сначала должны приехать родители. Не знаю, для чего я это сказал, мной руководили страх и стыд. Я не представлял, как взгляну ей в глаза.