Соло для влюбленных

– Это был серебристый «Опель», – сказала Лариса. – Номер я не запомнила. Он ехал на огромной скорости, не меньше ста тридцати, думаю. За рулем – длинноволосый брюнет. Лица не видно было. И… краб.

– Краб? – в недоумении переспросил майор.

– Сувенир или талисман, какие вешают на лобовое стекло. Такой зеленый, с красными глазами.

– Понятно. – Майор щелкнул ручкой и застрочил в блокноте.

Глава 3

На репетицию она приехала почти с часовым опозданием. Припарковала машину во дворике бывшего кинотеатра, ныне перестроенного и безраздельно отданного в распоряжение «Оперы-Модерн». Толкнула тяжелую, обитую железом дверь и оказалась в пустынном прохладном вестибюле.

Только тут ее окончательно отпустило, – перестало гулко биться сердце, исчезла дрожь в руках. Так бывало всегда: стоило Ларисе переступить порог театра, как она чувствовала некую волшебную силу, от которой подпитывалась, становилась сильной, спокойной и уверенной.

В зеркальной стене отразилась высокая стройная девушка с красиво уложенными в пучок волосами, соблазнительно обнаженными плечами и миловидным, но бледным лицом. Лариса слегка кивнула своему двойнику и быстрым шагом двинулась к лестнице на второй этаж мимо пустующего гардероба.

Она уже поставила ногу на ступеньку, когда сверху послышались торопливые шаги. Лариса подняла голову и увидела спускающегося к ней молодого мужчину – в светлых летних брюках и кремовой рубашке с короткими рукавами, темноволосый, с приветливым и слегка растерянным лицом.

Лариса посторонилась, чтобы пропустить парня, полагая, что перед ней один из многочисленных фанатов театра – они осаждали помещение оперы ежедневно с утра до вечера, пытаясь прорваться на репетиции и завязать знакомства с певицами. От таких субъектов не спасала даже охрана, год назад нанятая Лепеховым. Мишка, несмотря на свой кроткий нрав и ангельский характер, научился безжалостно избавляться от навязчивых поклонников.

Однако молодой человек неожиданно остановился, не дойдя до Ларисы пары шагов, и проговорил, явно смущаясь:

– Простите, тут абсолютно никого нет, и я, кажется, заблудился. А охранник говорит, что он новенький и знать ничего не знает. Вы не подскажете, где проходит репетиция?

– Репетиция чего? – уточнила Лариса на всякий случай.

– Верди. Здесь сегодня должны репетировать Верди, и я… мне…

Лариса еще раз мельком взглянула на парня, и у нее появилась смутная догадка. Красивое, точеное лицо, выразительные карие глаза, идеально очерченные, чувственные губы. И голос – мягкого, певучего тембра, слегка упирающий на «о».

– Вы приглашены петь в «Риголетто»? – перебила она мнущегося парня.

– Да, – обрадовался тот, – я…

– Глеб Ситников, – Лариса улыбнулась. – Верно?

– Верно, – парень был явно ошеломлен, но и польщен одновременно. – Только откуда…

– Ну, вас узнать нетрудно. Вы же известная персона, столько раз мелькали на экране. Вся наша труппа видела вас и слышала ваш великолепный голос.

– И вы? – уточнил Ситников.

– Я – нет, к сожалению. Но доверяю вкусу своих коллег.

– Значит, – Ситников первый раз улыбнулся, и улыбка у него вышла совершенно очаровательной, мягкой, чуть смущенной и одновременно озорной, – вы поете в труппе? Солистка?

– Более того, – засмеялась Лариса. – Я – та самая бедная малютка Джильда, без памяти в вас влюбленная!

– Вот это да! – Ситников театрально всплеснул руками и легко перескочил через оставшиеся ступеньки. Теперь он стоял совсем рядом с Ларисой, почти касаясь ее. Он был чуть выше ее, но казался очень стройным благодаря изящной гибкой фигуре. Темные глаза смеялись и глядели на Ларису с непонятной смесью застенчивости и дерзости.

Под этим взглядом она ощутила легкое волнение. Оно было приятным, слегка закружилась голова, и вдруг захотелось без причины смеяться, что Лариса и сделала.

С минуту они так и стояли друг напротив друга и весело, беззаботно хохотали. Потом Лариса в изнеможении оперлась рукой о перила и проговорила:

– Собственно говоря, непонятно, чему мы радуемся. Репетиция идет уже больше часа. Интересно узнать, почему вы опоздали в первый же день?

– Несчастный случай, – развел руками Ситников.

Лариса вздрогнула. Боже, как она могла забыть? Шутливые слова парня напомнили ей трагедию, произошедшую по пути в театр. Неужели после всего того, чему она недавно стала свидетелем, можно вот так стоять и заливаться идиотским хохотом?

– Кроме шуток, – холодно сказала она, – что случилось? Вас же вызывали к половине девятого, так?

– А я и не шучу, – пожал плечами Глеб. – Вот.

Он осторожно отвел со лба прядь волос, и Лариса увидела на загорелой коже свежую ярко-красную ссадину.

– Где это вы так? – сочувственно поинтересовалась она.

– Да, – досадливо отмахнулся Ситников, – я иногда бываю страшно рассеян. Не заметил открытой дверцы шкафчика в ванной. Ерунда такая, а кровь хлестала битых полчаса.

– Чуть ниже, и могли бы попасть в висок, – заметила Лариса.

– Слава богу, не попал, – улыбнулся Глеб. – А почему опоздали вы? Тоже несчастный случай?

– Да, – мрачно подтвердила Лариса. – Не будем об этом. Лучше пойдемте в зал, не стоит испытывать терпение Лепехова. – Она побежала вверх по лестнице.

Ситников шел за ней следом.

– Правду говорят, что у вас в спектаклях все ходят полностью голые? – услышала его голос Лариса.

– Не все и не полностью, но не без этого. Впрочем, не буду ничего рассказывать, сам увидишь.

– Тебе это нравится? – Глеб так же легко перешел на «ты» и на последней ступеньке обогнал Ларису, заглядывая ей в лицо.

– Нравится что?

– Ну… обнажаться на сцене. И что на тебя все смотрят.

– Это моя работа, – просто сказала Лариса. – Я ведь не просто обнажаюсь, а еще и пою. И не шансоньетки или попсу, а сложные оперные партии. Это нельзя разделять, тут все связано воедино ради одной цели – создать образ, который бы трогал зрителя. Сложно объяснить словами, потом сам поймешь.

– Чего тут непонятного? – усмехнулся Глеб, останавливаясь. – Нам куда?

Перед ними был длинный коридор второго этажа. Репетиционный зал находился слева.

– Туда, – Лариса указала на плотно обитую дерматином дверь, и Глеб широко распахнул ее перед ней.

Первым, кто бросился в глаза Ларисе, был красный от жары и возбуждения Мишка Лепехов, стоящий перед сценой, воздев руки и вдохновенно подняв голову. Поза выглядела комичной для не знакомого с характером главрежа, но не для Ларисы, проработавшей в театре несколько лет. Краем уха она услышала, как тихонько фыркнул за ее спиной Глеб, и незаметно дернула его за руку.

Труппа сидела в глубине зала, а на сцене, точно крепость, возвышался Артем Корольков, баритон, исполняющий в спектакле роль Риголетто. Он был голый по пояс, на его мускулистый торс был нацеплен большой бутафорский горб, лицо выражало усталость и нетерпение. Видимо, Лепехов до печенок достал его поисками нового образа.