Старшая подруга

– Присядьте. – Галина Ивановна кивнула на стул, стоявший у стола. – Может быть, вам воды налить?

– Да, пожалуй, – согласилась Елена.

Директриса налила из графина воды в стакан и протянула ей. Елена с жадностью выпила.

– Я слушаю вас, – все тем же миролюбивым голосом сказала Галина Ивановна.

– Вот. – Елена, торопясь и волнуясь, достала из сумки фоторобот.

– Что это? – удивилась директриса.

– Портрет, составленный на компьютере в полиции. Эта женщина – преступница, она украла мою дочь. Я узнала, что она недавно была здесь, у вас. Вы знаете ее?

– Откуда такие сведения? – Лицо директрисы стало напряженным. – Вы работаете в полиции?

– Нет. Нет, я работаю совсем в другом месте. Просто я… я хочу найти свою девочку! Пожалуйста, помогите мне… – Елена почувствовала, что не может больше сдерживать слезы, и разрыдалась.

– Ну что вы… – растерялась Галина Ивановна. – Успокойтесь, бога ради. Давайте еще воды…

– Не надо… Посмотрите, вы знаете эту женщину? Я умоляю вас!

Директриса осторожно взяла портрет из рук Елены. Брови ее снова взлетели вверх. Она несколько секунд помолчала, потом произнесла с недоумением:

– Ну да. Я знаю ее. Это наша бывшая воспитанница, Ульяна.

– Бывшая воспитанница? Она жила у вас в детдоме? – Елена судорожно сглотнула и приложила обе руки к груди, пытаясь остановить подпрыгивающее сердце.

– Да, жила. А потом и работала здесь.

– А сейчас? Сейчас тоже работает?

– Сейчас уже нет. Она год назад уехала в Москву.

– Зачем же она приезжала к вам?

Взгляд директрисы потеплел.

– Видите ли, тут такая история… я сама удивлена.

– Пожалуйста, не говорите загадками, – взмолилась Елена. – Что эта Ульяна делала у вас в детдоме?

– Уля часто приезжает во Льгов. Она очень привязана к одной из наших бывших воспитательниц. Та ей как мать. Ульяна навещает ее, гостинцы привозит. А примерно месяц назад вдруг нагрянула к нам. Да не просто так, а с полными сумками подарков для малышей. Сладости всякие привезла, игрушки. Я спросила ее – с чего вдруг такая щедрость? А она ответила, что нашла в Москве подработку и хочет помочь детдому. Ну, я не стала отказываться, взяла. Знаете, нас ведь не часто балуют. – Галина Ивановна вздохнула и еще раз взглянула на фоторобот. – Да, точно, это Ульяна Золотова. Она поступила сюда из областного дома малютки совсем малышкой, года в четыре. Ей несладко пришлось – ребенок был с целыми букетом болезней, почти инвалид. Ее клевали, обижали. Я всегда говорила, что лучше бы ей было остаться там, в Курчатове, у них есть специализированный интернат для таких детишек. Но кого интересовало мое мнение…

Елена слушала директрису, затаив дыхание. У нее вдруг возникло ощущение, что она видит какой-то фильм. Странное кино, где каждый кадр кажется смутно знакомым.

– Откуда, вы сказали, приехала девочка?

– Из Курчатова.

– Ее фамилия…

– Золотова. Ульяна Золотова…

Елена обхватила руками голову и зажмурилась.

– Господи, да неужели… не может быть…

…Как же давно это было, кажется, в другой жизни. Елена только окончила пединститут. На ее специальность, логопедию, был приличный конкурс, и, чтобы поступить наверняка, сведущие люди посоветовали ей взять целевое направление из какого-нибудь провинциального города, чтобы после окончания института три года отработать в тамошнем учреждении. Елена договорилась с одним из детсадов Курчатова.

Ей предоставили квартиру на окраине города, в старенькой блочной четырехэтажке. В квартире напротив жила Женя Золотова, худенькая светловолосая девчушка, ей едва исполнилось восемнадцать. Родители ее умерли, она осталась одна-одинешенька, устроилась санитаркой в больницу, вечерами мыла туалеты, а днем пыталась учиться в колледже. Получалось у нее это с трудом – после бессонной ночи глаза слипались, голова отказывалась работать. Елене было жаль девчонку. Денег той явно не хватало, как и родительской любви и тепла.

Они очень быстро сблизились, стали проводить вечера вместе. Елена незаметно, потихоньку подкармливала Женьку, стараясь сделать это по возможности деликатно. Ей самой было несладко: вдали от отчего дома, друзей, привычного столичного быта она чувствовала себя одиноко и неуютно.

После работы они с Женькой сидели на Елениной пятиметровой кухоньке, ели жареную картошку с солеными огурчиками и «докторской» колбасой, потом пили чай с сушками и конфетами «Ромашка», смотрели телевизор и болтали обо всем на свете.

Женька Елену боготворила, называла ласково «Лесенька». Несмотря на то, что жутко уставала на дежурстве, норовила приготовить что-нибудь вкусненькое, чтобы побаловать старшую подругу. Елена пыталась помочь ей с учебой, но в голове у Женьки гулял ветер.

– Ну ее, эту математику, – она небрежно махала рукой и вскакивала с табуретки, легко и грациозно, точно бабочка вспорхнула.

– Тебя же отчислят, – пыталась вразумить ее Елена.

– Ну и пусть. Если честно, Лесенька, то мне плевать. Я учиться не хочу.

– А что же ты хочешь? – Елена смотрела на нее с добродушным укором.

– Замуж хочу! Ребеночка хочу, а лучше двух. Знаешь, какая я буду хорошая жена? Знаешь? – Женька заглядывала Елене в лицо, теребила ее тонкими, длинными пальцами и смеялась, закинув голову, рассыпав по плечам золотистые локоны.

В такие минуты она была невероятно хороша: худенькая, гибкая, с синими васильковыми глазами, розовыми пухлыми губками, нежным румянцем на щеках. Замуж, однако, в их городе выйти было не так-то просто. Нет, конечно, у Женьки с ее красотой недостатка в кавалерах не было. У них под окнами вечно кто-то бродил, уныло и преданно покрикивая: «Жень, а Жень! Выходи!» Какие-то парни даже подрались из-за нее, а сосед с первого этажа, слесарь первого разряда Матвей Кошелкин, однажды явился с букетом, бутылкой шампанского и золотым обручальным колечком своей покойной матушки.

Словом, выбор у Женьки был. Но ей не нравился ни один из ухажеров. Женьке хотелось романтики и красоты, она грезила о тонком интеллигенте, который не пьет водку и пиво в подъезде, не ругается матом, а еще у него аккуратные ногти и чистые уши. А по воскресеньям он ходит на концерты или, на худой конец, слушает дома музыку Баха.

Откуда у Женьки взялись такие притязания, Елена понять не могла. Ее родители были простые работяги на заводе, отец крепко выпивал, иногда поколачивал мать, они за свою недолгую жизнь ни разу не выезжали дальше огорода и никогда не интересовались классической музыкой. Но вот нате ж вам – где-то Женька высмотрела этот образ, то ли в фильме заграничном увидела, то ли в книжке прочитала. Книжки, кстати, она любила, всегда что-то читала на ночь перед сном, все больше, конечно, о любви. Елена посмеивалась над ней.

– Ну куда тебе замуж? Ты еще совсем ребенок. Тебе выучиться нужно, профессию получить. А уж потом семью заводить.

Но Женька не слушала ее, только по привычке небрежно махала своей узкой ладошкой и мечтательно закатывала глаза…

Все случилось неожиданно и как-то быстро, даже стремительно. Еще вчера они сидели на кухне и хохотали до упаду над репризами Петросяна, а уже через неделю Женька пришла домой за полночь. Елена, не находившаяся себе места от волнения, услышав, как скребется в замке соседской квартиры ключ, мигом понеслась в прихожую и распахнула дверь.

Женька стояла, прислонившись к стене, волосы ее струились по плечам, лицо было бледным, взгляд туманным. В тусклом свете лестничной площадки она казалась русалкой, выплывшей из глубины озера.

– Что случилось? Где ты была? – Елена подошла к ней, уперла руки в бока. – Не стыдно тебе? Я же волнуюсь, с ума схожу.

– Ой, Лесенька, тут такое… – тихо и таинственно протянула Женька и, вместо того чтобы открыть дверь, сползла по стене на корточки.

– Ты что? – Елена принюхалась. – Ты пьяная? Женька! С ума сошла? Зачем ты пила? С кем?

– Тихо, Лесенька, не ругайся. – Женька приложила к губам тоненький пальчик с коротко остриженным ноготком – санитаркам был запрещен маникюр.

– Как – не ругайся? Ты же… ты мне как сестра. Кто еще о тебе позаботится, о дурехе? – Елена вынула из двери Женькиной квартиры ключ, подняла подругу с пола и потащила к себе.

Женька была легкой, крепкая и ширококостная Елена без труда дотащила ее до комнаты и сгрузила на диван. Та не сопротивлялась, сразу же свернулась в клубочек, подтянула ноги к животу, подложила ладошки под щеку. Елена вскипятила чаю, сделала пару бутербродов и принесла Женьке прямо в комнату. Та от бутербродов отказалась, а чай выпила с жадностью, обжигаясь. Видно было, что ей нехорошо, муторно. Пить она не умела и не любила.

– Рассказывай, в чем дело, – велела Елена, когда Женька немного пришла в себя.

– Ой, Лесенька, он такой… такой! Просто фантастический!

– Кто это – он? Тот, кто тебя напоил?

– Ничего он не поил! Он просто проставлялся. У него первый рабочий день был сегодня. Наш новый заведующий отделением. – Женька сложила губы трубочкой и чмокнула воздух. – Такой красавец! Ты бы его видела. Высокий, глаза такие глубокие. А умный какой! Я как увидела его, так сразу и влюбилась! Лесь, я люблю его!

– Так прямо сразу и «люблю». – Елена убрала с мокрого Женькиного лица растрепавшиеся пряди. – Проспись сначала. Тоже мне, алкашка.

Женька послушно зажмурилась, но тут же открыла глаза. Порывисто села на диване, обхватила руками худые коленки.

– Он будет мой, вот увидишь! Будет!

– Сколько ему лет? – спросила Елена.

– Тридцать два.

– Женат? – Она не хотела произносить это слово. Оно само вырвалось у нее.

Женька вдруг поникла, как сорванная маргаритка. Опустила голову, волосы золотым дождем упали ей на плечи и грудь. Елена почувствовала острую жалость и нежность.

– Жень, – она мягко коснулась ее плеча. – Женечка. Но ведь нельзя. Ты ж понимаешь, что нельзя.

– Ничего я не понимаю! – Женька ожесточенно мотнула головой и шмыгнула носом. – Сказала, он будет мой. Жена не стенка, подвинется.

Елене стало неприятно. Никогда прежде она не замечала за подругой такого цинизма и агрессии. Она молча кинула Женьке плед, погасила свет и вышла из комнаты.

Утром Женька появилась в кухне, зеленая, со спутанными волосами. Поставила на плиту чайник, виновато потупив глаза. Весь вид ее выражал стыд и раскаяние. Елена растаяла.

– Ну, ты как? – ласково спросила она.

– Нормально, – угрюмо бросила Женька, заваривая себе крепкий чай.

Елене стало еще больше жаль ее.

– Как хоть его звать?

Женькины глаза тут же загорелись, к скулам прихлынул румянец.

– Иннокентий Павлович. Кеша. – Она пропела последнее слово, точно дивную мелодию.

– Дурацкое имя. – Елена пожала плечами. – Так попугаев зовут.

– Сама ты попугай, – огрызнулась Женька и тут же спохватилась: – Лесенька, не обижайся. Это я так. Понимаешь, он самый лучший. Самый-самый. Я о таком всю жизнь мечтала. Он любит Баха. Он сам мне это сказал!

– Но ты же понимаешь, что он чужой. У него семья. Дети, наверное, есть.

– Есть. – Женька понуро опустила голову. Но тут же встряхнулась: – Все равно! Я его люблю, и точка!

– А он тебя?

– И он полюбит. Он со мной вчера на брудершафт пил. И про себя рассказывал. Как в институте учился, где работал.

Елена ничего не ответила. Молча налила себе чая, так же молча выпила, оделась и ушла на работу.

В этот вечер Женька вернулась домой вовремя. В руках у нее был букет темно-красных роз и коробочка шоколадных конфет. На лице сияла горделивая улыбка.

– Что это? Откуда? Он подарил? – догадалась Елена.

Женька кивнула.

– Он. Мы гуляли в больничном дворе. Потом зашли в магазин. А рядом цветочный киоск.

Елена смотрела на Женьку с невольным уважением. Вот это да: девчонка, санитарка, за день окрутила солидного женатого доктора. Да так, что он уже букеты ей готов дарить. Кто знает, чем дело кончится. И тут же что-то кольнуло ее изнутри. Какое-то тревожное, гнетущее чувство, словно совсем рядом притаилась беда.

– Жень, беги от него. Беги, пока не поздно.

– Еще чего! Он меня завтра в кино позвал. – Женька разулась, прошла в комнату, по-хозяйски взяла Еленину любимую вазочку, сбегала в ванную за водой и аккуратно поставила букет.

– Дуреха ты, – проговорила Елена с безнадежностью. – Поматросит он тебя, да и бросит.

– Посмотрим! – с вызовом ответила Женька.

Прошло еще несколько дней, и Елена в окно увидела, как к подъезду подъехал новенький вишневый «жигуль». Из него вышел высокий блондин в пиджаке и галстуке, протянул галантно руку, и из салона выпорхнула Женька. Она шла рядом с ним, неся себя с таким высокомерием и гордостью, словно была не санитаркой, а наследной принцессой. Они зашли в подъезд. Елена побежала в прихожую, приникла к глазку. Она видела, как парочка поднялась на этаж. Они о чем-то тихо переговаривались, смеялись. Мужчина обнимал Женьку за осиную талию. Щелкнул замок. Блондин и Женька скрылись за дверью, плотно прихлопнув ее за собой.

Елена вздохнула и отправилась на кухню мыть посуду. Руки у нее дрожали, мыльная губка выскочила и полетела на пол. Вслед за ней разбилась чашка, ее любимая, с синими цветочками и золотым ободком. Елена в сердцах выключила воду и села к столу на табурет.

Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она была рада за Женьку, с другой – ею все сильнее овладевало одиночество. Вдруг этот доктор Кеша действительно так сильно влюбился, что бросит свою семью и женится на Женьке? Увезет ее из дома к себе на съемную квартиру. Или построит им кооператив. А она, Елена, останется в этом проклятом Курчатове одна-одинешенька.

Она постаралась подавить грустные эмоции. Что ж, так бывает. Она сама в студенческие годы крутила романы, а ее закадычная подружка Марьяшка молча страдала, стиснув зубы. Постепенно ей стало легче, она включила телевизор, посмотрела фильм. Потом с удовольствием поплескалась в душе, расстелила кровать и улеглась. От Женьки не было ни слуху ни духу. «Хоть бы заглянула на минутку», – с обидой подумала Елена, но было очевидно, что Женька сейчас занята настолько важным для нее делом, что ей не до визитов. Так Елена и заснула – с обидой и грустью.

А утром проснулась от трезвона в дверь. Звонок заливался громкой трелью. Елена накинула халат, пригладила растрепанные волосы и поспешила в прихожую. Женька стояла на пороге, красивая до невозможности, как-то по-новому накрашенная, от нее шел тонкий аромат дорогих духов.

– А вот и ты, – стараясь говорить как можно спокойней, произнесла Елена. – Явилась, не запылилась. Я, между прочим, видела вас вчера.

– Лесенька! – Женька кинулась ей на шею и поцеловала в щеку. – Лесенька, милая! Все получилось! Мы теперь муж и жена! Я так счастлива!

– Он что, сделал тебе предложение? – не поверила Елена.

– Пока нет. Но сделает, я уверена. Он такой нежный, щедрый. Подарил мне духи. «Шанель», настоящие!

– Ох, Женька, ты с огнем играешь. Ты хоть предохранялась?

– Зачем? – беспечно отмахнулась Женька. – Ты же знаешь, я хочу детишек.

– Да ты сумасшедшая, – рассердилась Елена. – Он же женат! Вдруг залетишь, а он в кусты? Что тогда?

– Глупости. – Женька весело рассмеялась. – Мой Кеша не такой. Он меня никогда не бросит. Ты уже собралась? Вместе пойдем?

– А где же твой Кеша? – не удержалась Елена. – Мог бы подвезти тебя на своих «Жигулях», чай, вместе работаете.

– Не язви, – добродушно ответила Женька. – Он еще ночью домой уехал. Так надо. У него сын болеет.

– А, домой. Все ясно с тобой.

– Не язви, – повторила Женька. – Давай чаю выпьем и пойдем.

Она, не дожидаясь ответа, прошла в кухню и уселась к столу. Это было непривычно и удивительно – обычно Женька всегда брала на себя любые хозяйственные хлопоты. Елена сердито нахмурилась, но все же заварила чай, налила его в чашки, достала печенье. Они обе по утрам не завтракали, так как начинали работу очень рано. Но чай всегда пили, то вместе, то каждая у себя. Женька с аппетитом надкусила печенюшку, прихлебнула из чашки. Она явно была голодна – еще бы, после такой бурной ночи.

– Расскажи мне о нем. О своем Кеше, – попросила Елена.

Ей стало любопытно – неужели можно вот так с первого взгляда влюбиться, да еще взаимно.

– Кеша… ты не представляешь! Он такой умный! На работе все его просто обожают. Ты знаешь, он закончил школу с золотой медалью. Его приглашали в университет, а он выбрал медицину. Он сейчас пишет кандидатскую. Допишет – будет докторскую защищать. Вот так.

– А ему не скучно с тобой? – поинтересовалась Елена. – Ты-то вон с квадратными корнями разобраться не можешь.

– Кеша сказал, что женщинам мозги ни к чему. – Женька весело расхохоталась и встала. – Побежали, а то опоздаем.

Так и повелось отныне: Женька и Кеша приезжали из больницы на машине и уединялись у Женьки в квартире. Ближе к утру он уходил, но она никогда не переживала по этому поводу.

– С женой он уже давно не спит. А ребенок чем виноват? Он хочет, чтобы папа его по утрам отводил в садик, он так привык.

– Как же он будет отводить его в садик, когда женится на тебе? – резонно спрашивала Елена.

– Ну, мы подождем до лета. Тогда ему уже будет семь. Пойдет в школу. Да я не спешу никуда. Мне самой только-только восемнадцать стукнуло. Подождем.

Елену, с одной стороны, восхищала Женькина стойкость, с другой – она все больше ощущала откровенную зависть. Она боролась с ней и не понимала, откуда взялось в ней это тяжелое, душное чувство. Никогда у нее не было недостатка в поклонниках, внешностью ее бог не обидел. Ну да, не такая, как Женька, но все равно хороша. Просто типаж другой.

Елена не заметила, как стала ждать развития событий. Ей было интересно – во что же выльется роман подруги. Женька познакомила ее с Кешей, и Елена не могла не признать, что он действительно мужчина хоть куда. Мягкий, вежливый, с отличным чувством юмора, интересный собеседник. Он неизменно обнимал Женьку, и она прижималась к нему, точно ласковая кошка. Как-то, когда Женька куда-то вышла на минутку и они с Кешей остались одни, Елена спросила его в лоб, собирается ли он уйти из семьи.

– Да, собираюсь, – спокойно ответил тот. – Я Женю люблю. Я знаю, что поступаю некрасиво, сидя на двух стульях. Но… не все так просто. Женя меня понимает и согласна подождать.

– Сколько же ей ждать? Год? Два? А может, пять?

– Нет, – твердо произнес Кеша. – Все закончится гораздо раньше…

Никто из троих тогда не знал, что его слова окажутся пророческими.

Стоял канун Восьмого марта. На всех углах старушки торговали мимозой и полудохлыми тюльпанами. Елена вернулась домой пораньше, настроение у нее было совсем не праздничным. Вчера они договорились, что встретят Женский день втроем. Кеша должен был прийти завтра, принести торт, Женька обещала испечь свой фирменный пирог с маком, ну а Елене надлежало позаботиться о горячем блюде и салатах.

– Это будет решающий день! – шепнула вечером ей Женька, прежде чем убежать к себе. – Кеша колечко купил! Он мне ничего не сказал, но я видела!! Оно у него в кармане пиджака.

– Эх, Женька! Нехорошо по чужим карманам шарить. – Елена натянуто улыбнулась. Ей почему-то хотелось расплакаться и убежать в спальню. Но она изо всех сил постаралась придать лицу радостное выражение. – Ну, я тебя поздравляю!

– Рано пока! Послезавтра будешь поздравлять! – Женька чмокнула ее и убежала.

Елена в сердцах заперла дверь, вытерла набежавшие на глаза слезы и улеглась спать. Однако сон не шел. Всю ночь она ворочалась, перекладываясь с боку на бок. Утром все тело болело и ныло, в глаза точно песку насыпали.

На работе царила радостная суматоха. Сначала был утренник для родителей, потом заведующая собрала их в комнате отдыха. Отметили праздник, выпили немного вина. Коллектив был сугубо женский, не считая завхоза, пожилого Ильи Ильича, который подарил всем воспитателям и нянечкам по шоколадке и с удовольствием расцеловал каждую, обслюнявив с ног до головы. Елена маялась, ей не хотелось ни выпивать, ни есть торт с жирными кремовыми розочками. Она с трудом дождалась, когда можно будет уходить.

Дома ей стало немного легче. Она отварила овощи для салата, замариновала мясо. Прибралась. Включила телевизор. На экране шли милые, привычные взгляду советские фильмы. Елена вымыла голову, накрутила на голове тюрбан из полотенца и села в кресло с пилкой для ногтей.

Она уже была вполне готова примириться с ситуацией. Ну сделает Кеша завтра Женьке предложение. Что тут такого? Это должно было когда-то случиться. И жить они наверняка будут здесь, в квартире напротив. Будут ходить в гости, вместе чаевничать. Потом Женька забеременеет и родит. А Елена через два года уедет обратно в Москву.

Ей стало совсем хорошо и спокойно, она углубилась в телевизор, ожидая, когда вернется Женька и позвонит ей в дверь. Но Женьки все не было и не было. «Наверное, пошли куда-нибудь отмечать, – решила Елена. – Например, в недавно открывшееся в центре кафе-мороженое. Могла бы и предупредить, чтобы я не ждала».

На нее вновь накатила обида и ревность. И в это время раздался звонок. Раз, другой, третий. Потом в дверь забарабанили со страшной силой. Елена, испуганная, вскочила и помчалась в прихожую.

– Кто там?

– Я! Это я! Открывай!

Елена узнала Женькин голос и дернула цепочку.

– Что такое? Что стряслось? – Она глядела на растрепанную, бледную Женьку, стоящую перед ней на пороге. Белая курточка заляпана грязью, рукав наполовину оторван, на щеке кровавая царапина, а в глазах… Там был такой океан отчаяния, что Елена невольно схватилась за сердце. – Боже мой! Что произошло?

Вместо ответа Женька начала оседать на пол. Так плавно, словно это была специальная замедленная съемка.

– Ты что! – Елена подхватила ее на руки, встряхнула. Женькина голова безвольно качнулась. Рот приоткрылся. А глаза были плотно закрыты. – Да что ж это такое! – Елена втащила Женьку в прихожую, уложила на пол, приникла ухом к ее груди.

Сердце билось ровно и четко. Но она была без сознания. Елена помчалась в кухню, налила воды в стакан, вернулась, стала брызгать Женьке в лицо. Ресницы у той медленно дрогнули. Она открыла глаза и облизнула пересохшие губы.

– Женечка! Что с тобой! Тебе плохо? Может, врача? Где Кеша? Я думала, вы вместе.

Женька снова облизала губы. Посмотрела на Елену диким, безумным взглядом.

– Кеши. Больше. Нет. – Она произнесла это с остановкой на каждом слове, тихо, но отчетливо.

– Как – нет? Ты что?

– Так. Он умер. Нет его. Понимаешь, нет! – Голос Женьки постепенно повышался и наконец взлетел наверх. Она завизжала, завыла, ударилась затылком об пол. Елена схватила ее за руки, навалилась на нее всей тяжестью, пытаясь удержать, не дать разбиться.

– Тихо, тихо, прошу тебя! – Она стискивала Женькины ледяные руки.

Та постепенно затихла, перестала биться, замолчала. Глаза ее были сухими, ни одной слезинки. Губы запеклись в кровавой корке. Убедившись, что Женька больше не может себе навредить, Елена потихоньку разжала хватку. Они обе лежали на полу и тяжело дышали, точно борцы на ринге.

– Можешь сказать, что произошло? – осторожно спросила Елена.

– Могу. – Женька, морщась, как от боли, приподнялась и села посреди прихожей.

Минуты три она молчала. Елена терпеливо ждала, готовая снова броситься на ее усмирение в случае новой истерики. Наконец Женька разлепила кровоточащие губы и заговорила. От того, что она рассказала, у Елены зашевелились волосы. Это было настолько страшно и нелепо, что казалось вымыслом. Однако Женька не сочиняла.

Они с Кешей весь день провели на работе. Ушли немного раньше, решили по дороге заехать в магазин, купить все к праздничному столу. Кеша остановил машину у магазина. Они зашли, выбрали торт, две бутылки шампанского, коробку шоколадных конфет. Кеша расплатился, и они вышли на улицу.

Было еще совсем светло. Он протянул Женьке руку, чтобы помочь перейти через лужу. Та грациозно ступила на шаткую дощечку, перекинутую с одного края канавки на другой. И в это время послышался негромкий свист. Женька обернулась с любопытством и увидела идущую к ним компанию из трех подвыпивших парней. Одного она тут же узнала – прошлой осенью он бродил у нее под окнами и писал с ошибками мелом на асфальте: «Женя, я тибя люблю». Один из пацанов сложил пальцы, поднес их к губам и снова свистнул. Кеша потянул Женьку за руку.

– Чего ты? Давай поживей. Дел много.

Она кивнула и перепорхнула на другую сторону лужи. Они пошли к машине. Женька спиной чувствовала, что парни идут за ними. Идут гораздо быстрей, чем шли они. Вот они уже совсем близко. Потянуло перегаром и табачным дымом. Женька невольно сжала крепче Кешину руку.

– Ты что, зайчонок? Боишься? – Он ободряюще кивнул ей.

И тут же полетел на асфальт от сильного толчка в спину. Женька вскрикнула. Сзади ее обхватили чьи-то стальные пальцы. Она вскрикнула еще раз, пытаясь освободиться, но тщетно. Ее развернули назад. Прямо перед носом у нее возникла потная, перекошенная злостью физиономия.