А другой мне не надо

– А что не на машине? – поинтересовался Гольцов, не особо обрадованный неожиданной встречей с родителем.

– Так я того, – Иван Дмитриевич весело хлопнул себя ладонью по горлу, – под мухой маненько.

Эти «маненько», «мамка», «чем занимаеттессь», «это вот того» и прочие отцовские придумки, призванные развеселить собеседника, ужасно раздражали Гольцова-младшего, но он терпел и даже в общении с Иваном Дмитриевичем иногда сознательно позволял себе нечто подобное, чтобы быть с отцом на одной волне. Но старшему Гольцову такое созвучие абсолютно не требовалось, он привык развлекать себя сам и весьма преуспел в этом, обзаведясь компьютером, за которым проводил все свое свободное время, отсматривая все новости вперемешку с «приколами» и «фото дня».

– Чего-то ты рано, – усмехнулся Анатолий.

– Чего-то ты тоже, – хмыкнул отец и тут же призвал сына к ответу: – Машину стукнул или резину сняли?

– Нет. А должны? – Гольцов-младший пытался сохранять спокойствие.

– Конечно, – уверенно заявил Иван Дмитриевич. – Гаража нет, на стоянку, смотрю, не всегда ставишь, машина во дворе стоит под окнами. Не успеешь глазом моргнуть, как либо колеса проткнут, либо чего-нибудь нацарапают.

Нарисованные перспективы были настолько безрадостными, что у мнительного Толи душа заболела за свою машину, и сразу захотелось перезвонить верной Ксении Львовне и попросить ее проверить, все ли с его «красавицей» в порядке.

– Хочешь, мы тебе с мамкой гараж купим? – предложил веселый Иван Дмитриевич, внимательно изучая унылый вид ни много ни мало советника государственной гражданской службы Российской Федерации Первого класса.

– Нет, – Анатолий ожесточенно замотал головой.

– Зря-а-а-а, – доза, принятая отцом делала его щедрым не только на слова, но и на поучения. – Вы с Анькой живете так, будто всегда будете молодыми. Не бу-де-те! – по слогам, с очевидным удовольствием произнес Иван Дмитриевич. – И не надейся. Надо уже сейчас о своей старости заботиться. Чтобы гараж. Чтобы дача. Чтобы деньги на сберкнижке. А у вас что? У вас – нет ничего! – с удовлетворением отметил Иван Дмитриевич и почувствовал свои очевидные преимущества. – Хочешь анекдот расскажу?

«Уж лучше анекдот, чем инструкция по применению», – подумал сын и молча кивнул головой.

– Слушай, – объявил на весь трамвай Иван Дмитриевич и, придав своему лицу сосредоточенное выражение, начал вещать: – Короче, сидит мужик на скамейке. А рядом с ним… (тут последовала глубокомысленная пауза) – смерть.

После слова «смерть» все пожилые пассажиры с любопытством обернулись.

– Так вот. Мужик напугался, но вида не подал и так нахраписто спрашивает: «Вы, собственно говоря, кто?» – «Я, собственно говоря, смерть». – «А вы, собственно говоря, за кем?» – «А я, собственно говоря, за вами». «Собственно говоря, что?» – здесь Иван Дмитриевич глубоко вздохнул, обвел глазами притихший вагон и вымолвил: «Собственно говоря, все!»

– Что? – не расслышал мужик, сидевший в самом конце вагона.

– Все! – прокричала ему кондукторша и приготовилась обилетить вошедших пассажиров.

– Вот и у тебя будет «все», – гуманно пообещал сыну Иван Дмитриевич и, переложив карнизы из одной руки в другую, предупредил: «Следующая – наша».

При звуке этих слов у Анатолия окончательно испортилось настроение, поэтому на предложение зайти к родителям – «мамка окрошку сделала» – он отреагировал так, словно родной отец прокладывал ему дорожку в царство мертвых.

– Не хочешь, как хочешь, – обиделся Иван Дмитриевич и зашагал, не оборачиваясь, в сторону дома.

«Могу же я чего-нибудь не хотеть», – мысленно попытался оправдаться Анатолий и направился к подъезду, возле которого стояла машина Николая Николаевича. Внутри никого не было. «Уже дома», – рассудил Гольцов и заторопился: ему, как всегда, было неудобно заставлять себя ждать. Ровно через пятнадцать минут он стоял у машины Мельникова с рюкзаком за спиной.

– Точность – вежливость королей, – поприветствовал Гольцова Николай Николаевич. – Не уговорили, вижу, Анну Викторовну?

– Да я и не уговаривал, – признался Анатолий. – Раз Аня сказала: нецелесообразно. Значит, нецелесообразно.

– Прекрасно, когда между супругами такое взаимопонимание, – прокомментировал Мельников, садясь за руль, и было непонятно, то ли он говорит об этом с иронией, то ли совершенно серьезно.

Гольцову стало неуютно и, пристегиваясь, он нерешительно поинтересовался:

– А что, разве с Жанной у вас по-другому?

– У нас с Жанной? – не поворачивая головы, переспросил Николай Николаевич. – У нас с Жанной так же. Как Жанна скажет, так и сделаем.

– Ну, вот видите… – обрадовался Анатолий и выпрямил спину.

– Вижу, – подтвердил Мельников и очень спокойно добавил: – Но поступаю так, как считаю нужным, хотя со стороны, – он бросил испытующий взгляд на Гольцова, – может показаться, что я подкаблучник.

«Конечно, подкаблучник», – возликовал Анатолий, но в целях мужской солидарности произнес, что на самом деле это только кажется.

– Это вы мне как подкаблучник подкаблучнику? – странно пошутил Николай Николаевич, и у Гольцова снова возникло ощущение, что над ним недобро посмеиваются.

«Не надо ехать!» – промелькнуло в сознании Анатолия в момент, когда Мельников выехал со двора, но вместо того, чтобы довериться собственной интуиции и отказаться от визита в Дмитровку, Гольцов, влекомый порывом, набрал номер жены в надежде, что та сейчас скажет: «Вернись, ну его, этот банкет, к черту! Давай проведем вечер вместе. Сто лет нигде не были». Однако вместо этого Аня просто пожелала счастливого пути и объявила, что пойдет в ресторан прямо с работы, потому что ничего, как обычно, не успевает.

– А чем твои сотрудники тогда занимаются? – проворчал разочарованный ответом супруги Толя.

– Тем же, чем и твои. Ждут конца рабочего дня.

– А у тебя, конечно, конца рабочего дня не предвидится? – иронично поинтересовался Анатолий и, покосившись на Мельникова, добавил: – Знаешь, Анют, ты просто не умеешь наладить работу в своем департаменте. И, кстати, незаменимых у нас нет.

– У вас – нет, – согласилась с мужем Анна и попросила: – Позвони, как доберетесь! И передавай привет Мельниковым.

– Передам, – буркнул Гольцов и с раздражением начал засовывать сотовый в нагрудный карман.

– Вы никогда не думали, почему в семье Стива Джобса был введен запрет на пользование гаджетами? – неожиданно поинтересовался Николай Николаевич.

– Мне все равно, – отмахнулся Анатолий и уставился в окно.

– Стив Джобс был осведомлен о том, каково вредное воздействие мобильных телефонов на организм человека, и потому берег своих детей.

– И что? – Гольцов никак не мог понять, куда клонит Мельников.

– Да ничего. – Николай Николаевич по-прежнему смотрел на дорогу. – Просто я думаю, что в семье Стива Джобса никому не пришло бы в голову засунуть телефон в нагрудный карман. В отличие от вас…

Анатолий растерянно посмотрел на сидевшего рядом Мельникова и быстро вынул сотовый, пытаясь сообразить, куда определить телефон-убийцу. После слов Николая Николаевича вариант с карманами отпал сам собой.

– Положите в бардачок, – подсказал Мельников и показал поворот: в салоне мелодично запикало.

– Забуду, – отказался от предложения Гольцов и снова завертел головой по сторонам.

– Ну и что? Забудете и забудете. Что случится-то?

– Вдруг Анюта звонить будет…

– Не будет звонить вам ваша Анюта, – не отрывая взгляда от дороги, со знанием дела прокомментировал Николай Николаевич.

– Мы всегда связываемся перед сном, если оказываемся не вместе, – отказался верить предсказанию Мельникова Анатолий и положил сотовый на заднее сиденье.

– Зачем? – пресно поинтересовался Николай Николаевич. – Это же формальность – все эти ваши «Спокойной ночи, зайчик», «Спокойной ночи, зайка». По телефону можно наговорить все что угодно, а потом выйти – и пойти по своим делам.