Счастливо оставаться! (сборник)

Но не тут-то было. Олю такое положение дел явно не устраивало. Она чувствовала, что что-то происходит, но понять что, пока не умела. Для этого ей жизненно необходимо было оказаться на улице, а сделать это было невозможно по одной-единственной причине – «из-за этого дурака Вовки».

– Вставай быстро, – прошипела девочка брату на ухо, – а то ведьма придет.

Одно упоминание о ведьме подняло Вовика с кровати взрывной волной:

– Заче-е-ем?

– Не зачем. А за кем, – продолжала Оля добиваться поставленной цели.

– За ке-е-ем? – дрожащим голосом переспросил мальчик.

– Ну не за мной же, – успокоила его сестра.

– А почему за мной? – отстаивал свои рубежи Вова.

– Потому что дрыхнешь до обеда…

До обеда, конечно, было еще далеко. Но на всякий случай Вовка решил подчиниться.

– А где мама? – полюбопытствовал мальчик.

– Ушла.

– А папа?

– И папа ушел. Я главная.

Вовик помрачнел:

– Умываться, что ли?

– Можешь не умываться, – великодушно разрешила Оля.

– А можно, – с надеждой уточнил Вова, – не буду завтракать?

– Нельзя, – отрезала Ольга и насупила брови. Необходимость накормить брата определялась ею как первостепенная. Она помнила о материнском наказе и собиралась его выполнить во что бы то ни стало.

Дети спустились вниз, но на столе вместо привычного субботнего разнообразия их ждала в сковороде остывшая яичница.

– А блины где? – поинтересовался Вова.

Оля посмотрела на пустую плиту. На всякий случай даже в холодильник. Блинов нигде не было.

– Я не буду яичницу, – затянул знакомую песнь Вовка.

– Будешь как миленький, – пообещала ему сестра. – А то к Трифону не пойдешь.

Вовик, благодарный уже за то, что ему не пригрозили ведьмой, попробовал было увильнуть от предстоящего завтрака, но был быстро водворен на место.

– Не хочешь – как хочешь, – нарочито равнодушно сказала Оля и приступила к еде.

Мальчик занервничал. События сегодня явно развивались не по традиционному сценарию.

– Последний раз спрашиваю: будешь? – буркнула Оля, вожделенно посматривая на вторую половину яичницы. Ела девочка всегда с отменным аппетитом.

– Буду, – тоскливо пообещал Вова и наконец-то присел за стол.

Сестра не торопилась быть щедрой: аккуратно по краю вырезала почти оранжевый желток и словно нехотя переложила Вовке в тарелку.

– Я хочу со сковородки, – заныл мальчик.

– Обойдешься, – успокоила его Ольга и чуть поласковее прокомментировала: – Мама не разрешает.

– Тебе тоже не разрешает.

– Я – это другое дело, – печально произнесла девочка. – Я же не родная. Значит, на меня это не распространяется.

Этот аргумент показался Вовику вполне убедительным: тарелку решено было оставить.

– А почему мне желток? – на всякий случай с опаской поинтересовался мальчик.

– Ну я же желток не ем.

– Я тоже не ем, – чуть не плача сообщил Вова.

Ольга быстро соскребла с чугунной сковородки бело-мутное желе и с жадностью засунула в рот:

– А белка не-е-ет. Уже.

Вовка с недоверием посмотрел в жующий рот сестры и следом – на осиротевшую сковороду: там не просто не было белка, там вообще ничего не было.

– Не-е-ету… – удовлетворенно протянул мальчик. – Будешь еще?

Вовка подобострастно пододвинул свою тарелку с желтой кляксой сестре. Оля с готовностью согласилась и принялась за еду. Брат удовлетворенно наблюдал за процессом потребления и еле сдерживал внутреннее ликование: «Всю гадость съела!»

Гадости в Ольгином представлении явно было маловато для нее одной, поэтому она вновь заглянула в холодильник. Там ее ждала пустота. «Да уж, – подумала она. – С таким завтраком недолго и ноги протянуть!» Аккуратно прикрыв дверцу холодильника, задумалась. «Бабушка!» – промелькнуло в ее кудрявой голове, и она повеселела.

– Вовка, пойдем к бабушке?

– Лучше к Трифону, – абсолютно честно расставил тот приоритеты.

– К Трифону нельзя – мама не велела. Опять в баню посадит.

Столь радужные перспективы Вовке не понравились – мальчик загрустил. Чувствуя себя обманщицей, Оля попыталась найти компромисс с совестью и предложила брату для начала навестить Трифона. Отдать, как говорится, почести царственной особе. По столь торжественному случаю Вова позволил себя причесать и даже надел слежавшуюся по сгибам белую футболку, тщательно охраняемую Ираидой на всякий случай. Вид мальчика напоминал парадный портрет младшей группы детского сада: черные шорты – белая майка и волосы, расчесанные на косой пробор. Последнему соответствовать было особенно сложно, так как буйные кудри Вовы Звягина не желали укладываться ни в одну сторону – они просто торчали перпендикулярно голове, отчего та зрительно увеличивалась в размерах.

Оля удовлетворенно посмотрела на брата и приступила к работе над собственным образом. Для достижения цели из материнских закромов было добыто ни разу не надеванное платье, тоже дожидавшееся торжественного случая. По мнению Оли, он как раз и наступил. Войдя в роль сироты при добрых, но приемных родителях, девочка помнила о своем благородном происхождении, поэтому и наряд подбирала соответствующий. Ну никак заколдованная принцесса не желала предстать перед суженым в холопском наряде!

Из дома дети вышли, словно два лилипута на арену цирка. По подолу Ольгиного платья густо колосилась рожь в обнимку с ромашками и васильками, на мятой хлопчатобумажной груди сидела палехская брошка, а на ногах – белые кружевные носки, тщательно оберегаемые Ираидой в ожидании первого сентября. Внешний вид Вовки таким великолепием не отличался, он поражал своей выдержанной строгостью: ничего лишнего – черный низ, белый верх. Небольшой диссонанс вносили непослушные завитки на голове, но против них существовало только одно средство – ножницы. Ими Оля воспользоваться как-то не решилась.