Счастливо оставаться! (сборник)

– Скажите ей, что накормили.

– Чего удумали! Зачем это я свою подругу обманывать буду?

– Так вы не обманывайте, – посоветовала Ольга. – Просто скажите: «Вова пил чай».

– Я не пил чай! – возмутился мальчик.

– Он же и правда не пил чай, – поддержала его Татьяна.

– Дома попьет, – отрезала Оля и свирепо посмотрела на брата.

– Дома попью, – уверил Вовка соседку и вытащил из ее руки свою.

Татьяна настаивать не стала:

– Может, я тогда и правда пойду? – обратилась она к девочке. – Справитесь тут без меня?

Ольга утвердительно мотнула головой.

– В общем, если что – поесть там, попить… Милости прошу – всегда пожалуйста!

– Спасибо, теть Тань. Мы уж тут сами.

– Сами, – подхватил Вовка и, уставший от разговора, побежал к дому.

Ольга плотно притворила за ушедшей соседкой калитку и направилась вслед за братом. Но в дом девочка не вошла, а села на крылечке лицом к улице. Вовка не выдержал внутридомного одиночества и примостился рядом с сестрой. Сидели молча, наблюдая за жизнью улицы. Обычно оживленная по субботам, сегодня она была пустынна. Вмещавшая в себя пять домов улица уводила к краю села, к кромке соснового леса, населенного, по словам заботливых матерей Коромысловки, лешими и прочей нечистой силой. Некоторых детей этот факт впечатлял настолько, что материнские заветы «не ходить», «не шляться», «не мотаться где попало» соблюдались неукоснительно. Иные, возрастом постарше, внимали словам взрослых, но искренно считали их «детскими сказками». Звягинские дети пока еще верили в таинственные истории об исчезновении своих собратьев, поэтому предпочитали в конец улицы Матросова не ходить и не испытывать судьбу. А вдруг?!

– Оль… – прошептал Вовка, – деда уехал.

– Никуда он не уехал, – торопливо возразила девочка. – Он умер.

– У-у-умер? – с уважением переспросил мальчик, подозревая, что это таинственное «умер» сродни «стал героем».

– У-у-умер, – с тоской передразнила брата Ольга.

– А зачем?

– Дурак ты, Вова. Умер просто, и все.

Значение слова «умер» Вове, похоже, не было понятным.

– Теперь будут хоронить, – продолжала Оля ликвидировать Вовкину безграмотность. – В гробу.

– В гробу… – бездумно повторял мальчик.

– Потом в землю зароют.

– Зачем? – недоумевал Вовка.

– Ну как зачем? Всех зарывают, и его зароют.

Вова не знал, что сказать, поэтому решил перевести разговор на то, что доступно его детскому разумению.

– А мама придет?

– Придет.

– Когда?

– Не знаю.

– А папа?

– И папа.

Вова подумал какое-то время, а потом тревожно переспросил:

– А ты умрешь?

– Умру, – подтвердила Оля.

– А зачем?

– Все умирают.

– А когда умрешь?

– Через сто лет.

– А я?

– И ты, – поторопилась уверить брата Ольга.

– А когда?

– Тоже через сто лет.

– И мама?

– И мама.

– И папа? – не поверил Вовка.

– И папа, и мама, и я, и ты, Вовик. Все мы умрем, и нас похоронят.

От нахлынувшей непонятности и неизвестности мальчику стало страшно, он теснее прижался к сестре и вроде бы на всякий случай тревожно спросил:

– И Три-и-ифон?