25 рассказов

– Нет, я на такси.

Кардиологическое отделение. Холодное с виду, такое и внутри, будто общежитие, в котором бывала у иногородней подруги. Но никогда не бывала на том свете.

Наверное, не позвонит.

Эсэмэска: «Ты проснёшься!!!!»

Она отказалась наблюдать на мониторах аналогичную операцию. Внедрят на место плохого клапана нормальный. И с ним она будет жить долго и спать, лёжа.

Утром успокоительный укол. Мирно уйдёт на тот свет.

…Она над ними, не объект операции, – оператор, поднятый для съёмки. На хирургическом столе молоденькая женщина. Милое лицо, закрытые глаза. Недолго у потолка. Преодолевает верхние этажи и плывёт в небо.

Боткинская: целый городок. Двое в халатах катят кого-то, накрытого с головой, к отдельному дому не для живых, где нет зрячих окон. На обратном пути комок одеяла на каталке, так как тот отдан в морг.

Над фирмой Сухого. И она уже не человек, а летательный аппарат. Над Москвой, над Миланом… Из окон древнего палаццо музыка. Кто-то (наверное, она) играет Скарлатти.

Под ней нечто ровное, как пол.

А на доме двое гангстеров в длинных плащах и в надвинутых на лица шляпах. Прячась у труб, выскакивают. Они волокут её в дымоход! Бред уходит с анестезией.

Это март. У окна на ветке воробей.

В груди тикает клапан миной замедленного действия.

– Вам! – киргизка с пакетом.

– Кто?

– Муж.

– Так представился?

– Такой, – руку вверх.

И – цветы. Мимозы.

Телефон включила.

«Ну, наконец-то! Мне говорят, ты давно проснулась!!»

6. Два преступника брали сберкассу

Милиция явилась оперативно. Одного укладывают пулей. Второго легко ранят. Час пик, народ толпами. Кровавый след ведёт собаку, но недалеко и обрывается. У того, на тротуаре, документов нет. Выкарабкается, не умрёт в реанимации… Кто бандиты – никаких ориентировок. Деньги брали каждый отдельно. У второго две трети суммы. Он же убил милиционера.

Аля Решетникова оглядывает мужчин. В ответ – никакой реакции. Будто она пыльный куст, увядающий без дождя.

Кратко с ней был Павка Груздев, крепкий, как груздь. Перегоняет автомобили. В одном трупный смрад. Холодно, но едет с открытыми окнами; оплата двойная. И – мимо Али в новой иномарке (своей? чьей-то?) с девицей (модель? проститутка?)

С их фабрики одна… У неё ножки, фигура. У других ничего и презирают. Не бухгалтер, – женщина древней профессии. Болтает о том, за что ей платят баксами. На их вечеринке для неё супермен, для Али – с горбиком. «Тебе надо требования снизить», – рекомендует сбегающей Решетниковой.

На планете убивают молодых. Балканы. Чечня. По телевизору то и дело: красивый и… мёртвый. Не умертвляли бы они друг друга, и у неё был бы красивый. Требования те же. Объявления в газете: «привлекательная внешность, рост сто восемьдесят два». Нужна она такому, у кого сто восемьдесят два!

На улице Аля в очках для слепых, которые уже не наденет мать. Так удобнее таращиться.

Она с работы, в дверь звонят.

– Кто?

– Сосед.

На площадке двое. Их-то и не увидеть детально. «Добрый день» и – в лифт. А в лифте никто не глазеет. Один как-то наведался: нет слов! И опять у него телефон не работает?!

В щель вбивается кроссовка:

– Ты одна, тётка?

Она одета немодно, что добавляет лет.

Перехватив поперек туловища, он проволок её квартирой, заглянув в шкафы.

– Документы!

Она предъявляет паспорт.

– Никого не впускать, убью. – В правой руке пистолет, левая согнута в локте, будто брали из вены кровь.

Вновь, и методично обойдя квартиру и выглянув в окно, пытается над ванной стащить куртку. Рукав немного узок. Она помогает. И рубаху сняли. На бицепсе надорвана мышца. Промыв рану, она мажет йодом, бинт плотно. Он бледнеет от боли. На брюках крови нет, на майке никаких пятен.

Такая травма от огнестрельного. Ей это известно от отца, от брата.

Сумку он берёт на диван. Ремень ручки намотал на здоровую руку.

Накрыв его пледом, она обратно в ванную. Куртку – под кран. Холодная вода розовеет от крови. И рубаху… На бледных губах Решетниковой улыбка.