Умри Убей Воскресни

– Глупостей больше не делай, ладно? – в спину ему сказал Макс. Дубровин накинул на голову капюшон, запахнул толстовку.

– Ладно, уговорил, щенок. Пойду я.

«Щенок» – Макс улыбнулся. Юрка всегда его так обзывался, хоть был всего на год старше. «Тоже мне, старый пес» – хотел сказать он, как отзыв на пароль, но перехватило горло. Старый пес, и одинокий, Юрка однолюб, одну Маринку любил, других женщин для него точно и не существовало. Одна женщина, один сын, одна жизнь на всех – теперь все для него кончено. По сердцу как бритвой резануло, Макс хотел подойти ближе, но Юрка точно затылком видеть научился. Отошел как-то торопливо, точно стыдно ему было или некогда, буркнул на ходу:

– Все, пока. Увидимся.

– Конечно! – почти выкрикнул ему вслед Макс, понимая, что снова выглядит глупо, но ничего с собой поделать не мог. Увидимся, разумеется, он был в этом уверен, и душой не кривил, а пистолет решил отвезти на дачу и там в спокойной обстановке разобрать его и по частям утопить в местном болотце.

Еще месяца полтора они с Юркой созванивались, встретились пару раз, а потом Настя сказала, что с нее хватит, и она уезжает. Она давно намекала, что собирается вернуться к родителям – диплом получен, съемная квартира теперь без надобности, да и климат у Черного моря несравненно лучше, зима не полгода длится, а месяц всего, да и то без снега. Максу план категорически не нравился, и он предложил свой вариант – свадьба, конечно.

Настасья два дня отмалчивалась, на третий позвонила – так и быть, уговорил. Но жить она тут останется до зимы, потом все равно уедет, хоть с законным мужем, хоть одна. Макс перечить не стал, подумав, что до зимы еще много воды утечет, и стал готовиться к новой жизни – купил кольца и костюм, осталось только оформить все как полагается. О Дубровине он не то, чтобы забыл, стало не до того, да еще и при разговоре как-то случайно ляпнул, что женится. А когда сообразил, что наделал, отступать было поздно.

– Та самая? – спросил Юрка.

– Да, – промямлил Макс. – Ты ее видел. Настей зовут.

Та самая, да. Самая обычная, на первый взгляд – роста невысокого, одевается просто, незаметная в толпе, таких сотни, но это если не присматриваться. А приглядишься и понимаешь, что всякие разные красотки могут идти мимо, а Настя пусть рядом остается, желательно, на всю жизнь. И взгляд дерзкий и смешливый у нее, оказывается, и глаза зеленые, и ноги длинные, а вот волосы наоборот – каштановое, с рыжим отливом каре длиной до подбородка. Уж как Макс ни старался, как и убеждал девушку отрастить волосы, а та уперлась, и нив какую – так удобнее, и весь сказ. Макс на время отступился, решив диктовать свои условия уже на правах мужа, и ждать оставалось всего ничего, до конца августа.

– Понятно.

Юрка спокойно пожелал удачи и счастья в семейной жизни, и… перестал отвечать на звонки. Или сменил номер мобильника, или вообще уехал из города – неизвестно, Макс его искал поначалу, потом бросил – надоело стоять перед дверью и слушать, как трезвон разносится по пустой квартире. А потом успокоился – новостей о внезапной кончине ювелирского отродья не поступало, красную «мазду» он иногда встречал в городе, та рассекала чуть ли не по встречке, не обращая внимания на разметку. А еще через месяц и вовсе не до того стало, другие дела навалились.

***

Заявление подали в конце июня, и решили это дело отметить, как полагается. Отмечать предполагалось на даче в самом узком кругу: Макс, отец и Настя. Закусывать вино собирались шашлыками, но погода подкачала – с ночи зарядила мелкая морось, а к утру и вовсе перешла в равномерный нудный дождище. Вдобавок похолодало, задул неприятный ветер, и торжество перенесли в дом. Теплый, просторный и светлый, выстроенный отцом еще до появления Макса на свет, настоящее родовое гнездо. Строил в деревне, а та со временем преобразилась в коттеджный поселок, он быстро рос, и помимо небольших домов появились основательные хоромы за высоченными глухими заборами. Оно и понятно – место тихое, рядом лес, речка, и до города близко и до федеральной трассы на Москву тоже рукой подать.

Отмечали до обеда, потом отец засобирался домой. Отведал торта, изготовленного Настасьей собственноручно, похвалил будущую невестку и пошел заводить машину, поманил за собой девушку. Они о чем-то поговорили у ворот, засмеялись и посмотрели на Макса, что, как швейцар, держал створку. Макс сделал вид, что ему не интересно и вообще он ничего не замечает, а сам – пусть слегка – но заревновал, еле сдерживая усмешку. Это ж надо – к собственному папаше невесту свою ревнует, ну просто «Санта-Барбара» какая-то, куда деваться. Отец хоть и в возрасте, но далеко не старик, на него женщины с интересом, скажем так, поглядывают, да однолюбом оказался, овдовев, больше не женился. А Настя ему сразу приглянулась, как сам потом сказал. Предыдущих подружек сына он точно и не замечал, обращая внимания не больше чем на залетевшую во двор ворону, а с Настасьей этот номер не прошел. Они сразу друг другу понравились, нашлись общие темы для разговора, и вот теперь шушукаются у машины, поглядывая на мокнущего под мелким дождиком Макса.

Наконец, белая «тойота» выехала на улицу, отец махнул Максу на прощание рукой и уехал, Настя ушла в дом. Макс закрыл ворота и пошел по дорожке к крыльцу в предвкушении продолжения празднования. Выпил он немного, голова была легкой, сердце учащенно постукивало в такт шагам, и Макс чувствовал растущее нетерпение поскорее оказаться вдвоем с девушкой в пустом доме. Он взбежал на крыльцо и едва успел отшатнуться – дверь распахнулась навстречу. На пороге стояла Настя в легком плаще поверх платья и с зонтиком в руках.

– Пошли погуляем, – заявила она, и, не дожидаясь согласия, прошла мимо Макса и направилась к калитке. Тому ничего не оставалось, как топать следом. Планы пришлось менять на ходу, но настроения это не испортило. Можно и погулять, в самом деле, тем более что у них впереди полно времени, весь вечер и ночь впереди.

Он накинул куртку и пошел за Настей к воротам. С улицы слышались голоса и странные звуки – то ли тихий плач, то ли смех. Макс выглянул за калитку, и увидел соседского мальчишку, толстого важного Мишку, смышленого парня лет десяти. Он держал на поводке до невозможности умильную псинку – крепкого трехцветного кобелька с ушами-локаторами, острой лисьей мордочкой и роскошным белейшим хвостом. Пес, повизгивая от восторга, тыкался носом Насте в ладони, та сидела на корточках, и трепала собаку по загривку, чесала за ухом. Пес аж жмурился от наслаждения и неодобрительно посматривал на Макса – а ты чего стоишь? Тоже гладь, видишь, какой я хороший!

– Это кто у тебя? – Макс закрыл калитку и потрепал пса по толстой рыжей с черным спинке. Пса он видел впервые, а Мишка прожил тут все лето, но собаки у них в доме точно не было – жили они на соседнем участке.

– Вельш-корг, – заявил Мишка, глядя на свое сокровище, – папины друзья на море уехали и нам на неделю оставили. Его Юстик зовут, самая маленькая в мире овчарка. Это любимая собака английской королевы, у нее таких шесть или семь штук.

– Зачем ей столько? – Максу пес был неинтересен, ну, красивый, общительный, ласковый, как кошка, и только. Однако Настя была другого мнения – она только что не целовалась с добрейшим Юстиком, тот крутился на мокром асфальте и обиженно заворчал, когда девушка поднялась на ноги. Прыгнул на нее передними лапами, оставив на плаще два темных отпечатка маленьких лап, Мишка потащил пса в сторону, Настя засмеялась, отдала Максу зонтик и попыталась отряхнуть грязь.

– Потом. – Макс взял девушку под руку, – потом очистишь, когда высохнет. Так тебе и надо, нечего с чужими собаками играться. Тоже мне, в детство впала…

Он потянул Настю за собой, та оглянулась на Мишку с Юстиком: тот негромко гавкал на прощание, и, кажется, не хотел идти, упирался, скреб когтями по асфальту.

– Такой хорошенький, – протянула Настя, – чудесный пес. Давай такого заведем. Когда-нибудь.

«Не вопрос» – Макс к собакам относился спокойно, и если любимая девушка хочет заиметь такую игрушку, почему бы и нет? Псинка небольшая, хлопот с ней немного, ест, наверное, мало, веселая, к тому же овчарка, почти как настоящая. У английской королевы определенно есть вкус.

– Потом, – сказал он, – третьим пойдет. Заведем сразу после Юльки и Сереги.

Настя многозначительно глянула на него и ничего не сказала, только улыбнулась еле заметно. Не первый раз он заводит этот разговор о детях, о двух, не меньше, а Настя отмалчивается. Нет, она не против, но двух сразу – это, по ее мнению, слишком. Один будет в самый раз. Тут обычно возникали разногласия, и Макс делал вид, что сдается, по привычке думая, что время само все решит, и будут двое, никуда не денутся.

– Ну и погода, – Настя завернулась в плащ, – ужас, а не лето. Вот у нас уже клубника созрела и в море купаться можно.

Она даже глаза прикрыла, точно хотела вместо серого среднерусского пейзажа увидеть разлитую до горизонта теплую лазурь. И горячую гальку на берегу, и виноград, и мягкий ветер – все, к чему привыкла с детства. А Макс море видел лишь пару раз в жизни – один раз давно в детстве, когда ездил в санаторий легкие лечить, а потом еще раз, года три назад, подружка отдыхать потащила. Вернулись, кстати, поодиночке – Тамара, так ее звали, решила на побережье остаться и еще отдохнуть, уж очень обстановка располагала, и кавалеры обходительные попались. Макс возражать не стал, поменял свой билет и уехал неделей раньше, чем собирался. И Тамару больше не видел, да и она возобновлять с ним отношения не спешила.

– Скоро поедем, – сказал Макс, открывая зонтик. Снова накрапывал дождик, что было только на руку – дома столько всего вкусного осталось, и там тепло от настоящей русской печки, которую, по словам отца, сложил единственный в деревне специалист по этому ремеслу. Она получилась небольшой, но работала отменно, и в доме можно было прожить всю зиму, если хватит дров.

– Поедем, и в море поплаваем. – Они дошли до перекрестка и раздумывали, куда бы податься: направо, к небольшой рощице, что выводила к железной дороге, или пойти прямо и оказаться в поле. И там и там сейчас было тоскливо и грустно, точно осенью, однако девушка повернула направо и пошла немного вперед, Макс шел следом и говорил, глядя на зеленый в белых цветах зонтик:

– И в море поплаваем, и вина выпьем, и на пляже поваляемся. Потерпи, немного осталось.

О том, что встреча с будущей тещей его, мягко говоря, пугает, Макс помалкивал и Насте не говорил, но та и так превосходно понимала причину его неуверенности. И точно посмеивалась над его страхами, проговорила капризно:

– До августа еще далеко, я тут замерзну…

– Не замерзнешь. – Макс нырнул под зонтик, обнял Настю за плечи, наклонился, и, не рассчитав, ткнулся ей лбом в висок. Настя фыркнула, мотнула волосами, заехав Максу по носу, он отшатнулся, и оба едва удержались на ногах.

– Ты пьяный, что ли? – Настя улыбалась, глядя на Макса снизу-вверх. Тот наклонился и поцеловал девушку, она приподнялась на носки, обняла Макса, и зонтик упал им на головы.

– Пошли домой, – проговорил Макс, борясь с зонтом, который противно шуршал сразу со всех сторон, – там тепло, там печка.

– И вискарик. – закончила Настя.

– Не переживай, тебе хватит, – Макс едва успел увернуться от щелчка по носу. Зонтик свалился в лужу, Макс схватил его и принялся стряхивать грязную воду.

– Алкоголик! – прошептала Настя, – не боишься, что дети в папашу пойдут?

– Я только по праздникам. – Макс осекся, прислушался: показалось или нет? Настя тоже насторожилась, оба обернулись и смотрели назад, в сторону дома. Звук, долетевший с той стороны, стих, Макс сложил дурацкий зонт и тут все повторилось: заполошный тонкий лай и истошный крик, как-то быстро оборвавшийся.

– Это Мишка. – Макс потащил Настю назад, та почти бежала рядом, придерживала волосы рукой, чтобы те не падали на глаза. Лай перешел в визг, потом перешел в визг, снова крик, потом глухой жуткий рык, перекрывший прочие звуки, и уже отчаянный плач и крики о помощи.

– Быстрее! – Настя толкнула Макса вперед, – посмотри, что там!

– Телефон достань! – он рванул вперед, промчался по узкому тротуару, сделанному больше для декорации – дорога тут подходила почти вплотную к заборам, и идти по огражденной бордюрами полоске можно было только по одному, двое бы не поместились. Да он тут редко пешком ходил, в основном на машине приезжал, но сейчас промчался мимо наглухо закрытых ворот чужих домов, увидел свой, дальше старую березу, чудом уцелевшую на обочине. К березе прижимался Мишка и ревел в голос, тянул к себе что-то непонятное, мутное, странное, и это странное оказалось сцепившимися псами. Юстиком и здоровенной серо-стального цвета тварью с длинным хвостом и мощными короткими лапами. Макс наддал еще, вглядываясь на бегу в бьющийся в крапиве у забора живой рычащий комок. Что тут произошло – черт знает, но эта серая тварь была ему знакома. Кто-то из дачников привез ее с собой и частенько выпускал погулять, просто так, одну, без поводка и намордника. Кормили псину отменно, силы перли через край, дури тоже было хоть отбавляй, и она развлекалась, как хотела – то за велосипедистом погонится, то машину облает, то в чужой двор забежит и перепугает всех до смерти. У деревенских, у кого еще оставалось свое хозяйство, к твари были свои счета в виде кур и уток, придушенных здоровенной, озверевшей от безделья сукой. Скотина, по наблюдениям Макса, обитала за предпоследним у рощи забором, по слухам, жила там одинокая ополоумевшая тетка, и сладить со скотиной сил у старухи не было. Зато имелись деньги – от деревенских она откупалась, платила за ущерб, сколько просили, пару дней в поселке было спокойно, потом псину снова выпускали погулять. И вот сегодня ей попались Мишка и Юстик, новый обитатель здешних мест, и сука устроила любимцу английской королевы горячий прием.

Дела вельш-корга были плохи – стафф трепал его, как хотел, ухватив зубами за загривок. Пес визжал, изворачивался, прижимая уши и вдруг изловчился и с силой заехал суке когтем по морде. На серой шкуре выступила кровь, сука взвизгнула и разжала зубы. Юстик подскочил на все четыре лапы и, вместо того, чтобы бежать, ощерился, зарычал и кинулся на стаффа, вцепился острыми зубами во вражье ухо и повис на нем, даже зажмурился, как недавно, когда играл с Настей.

Макс обернулся – девушка была уже близко, она стояла неподалеку и сжимала в руке телефон, что-то кричала, но Макс ее не слышал. Обернулся и оторопел – сука завалилась набок, прижимая Юстика к траве, тот верещал откуда-то из-под ее бока, а Мишка тянул поводок на себя и вдруг упал от резкого движения псины и оказался с ней нос к носу.

– Не двигайся! – заорал Макс, – назад! Назад ползи, кому сказано!

А сам крутил головой по сторонам, искал камень или палку, или что-то в этом духе, и как назло, ничего не было. Культурные люди живут, черт побери, кругом чистота и порядок, и каждый сам за себя, ни одна сволочь из дома нос не высунет посмотреть, может, помощь нужна, сидят по домам, ждут, когда все закончится. Родители Мишкины на работе, разумеется, а бабка дрыхнет, поди, время-то обеденное…

Юстик ужом вывернулся из-под туши стаффа, вскочил, поджимая переднюю лапу, и оказался между ощерившейся сукой и Мишкой. Мальчишка потянулся, чтобы схватить свою псину за ошейник, и тут Юстик вцепился суке в нос, да так, что аж заурчал от удовольствия. Стафф завизжал, замотал башкой, но Юстик зубы не разжал, висел сосиской, задорно оставив хвост. Зареванный Мишка полз за псами на коленях, Макс кинулся к пацану, и тут сука опустила голову, швырнув Юстика спиной оземь, уперлась ему в грудь обеими лапами и буквально оторвала от своей морды. На белую грудку вельш-корга закапала темная кровь, пес трепыхнулся, повернулся набок и пропал из виду – сука вцепилась ему в горло, намертво сжала челюсти и, упираясь лапами, буквально рвала его на части. В одно мгновение исчез черный, белый и рыжий цвет, шерсть Юстика стала грязно-бурой, ушастая голова беспомощно трепыхалась во все стороны, на траву летели бурые брызги. Мишка оторопел, он не понимал, что происходит, и все тянул на себя тонкий поводок.

– Беги, дурак! – Максу оставалось совсем немного, он старался не смотреть на растерзанного пса, тянулся к мальчишке, и тут стафф отпустил Юстика. Желтым змеиным глазом покосился на Макса, на Настю, что оказалась совсем рядом, на Мишку и схватил его за протянутую руку, дернула на себя, навалился сверху. Мишка жутко выдохнул что-то вроде «помогите», Макс перехватил его взгляд, и тут время остановилось. Сука медленно, очень медленно, как удав, наползала на пацана, закрывала его собой, а тонкая рука с намотанным на запястье поводком вдруг точно развалилась пополам, в середине показалось что-то белое, острое в окружении алого и багрового. Мишка смотрел куда-то в небо, потом отвернулся, потом закричала Настя, и Макс очнулся, сообразил, что это кровь, что ее много, что сука до кости разорвала Мишке руку, и что тварь тянется к горлу пацана, как недавно к шее Юстика.