И крикнул водителю:
– Гони, гони, к чертям, вывози, жив останусь – не забуду….
– Сочтемся. Пристегнись и башку пригни. И не орать мне!
Егор на всякий случай закрыл глаза – смотреть в черную спинку переднего сиденья было неприятно. Вдобавок он прокусил губу, во рту появился противный соленый привкус, а голова малость кружилась, точно от спиртного. Очень хотелось пить, рука неудобно подвернулась и начинала затекать, машину мотало по дороге, как лодку в шторм, она скребла дисками по бордюрам, тряслась, покрышки визжали в заносах, в салоне воняло горелой резиной. Отец согнулся, вжался лбом в колени и прикрыл затылок руками, точно это могло помочь. Потом повернулся кое-как, поглядел на Егора, вымученно улыбнулся сыну – держись, мол, выкрутимся. Егор кивнул в ответ и снова зажмурился – от зверской качки вдруг начало тошнить, к горлу подкатил комок, и Егор боролся с ним, сжимал зубы, чувствуя, как весь покрывается липким потом.
Вонь из салона помаленьку рассеялась, визг покрышек на поворотах стих, дорога пошла мягче, но в таких ухабах, что, казалось, «чероки» взлетает над каждой ямой, отчего желудок сжимался, а сердце падало куда-то под коленки.
– Куда ты? – пробормотал отец. Он поднял голову, огляделся, водитель с силой врезал ему по затылку, и крутанул руль. «Зеленую» затрясло, замотало на бездорожье, двигатель ревел, как у взлетающего истребителя, зато новых дырок в стекле не прибавилось. Егор тряхнул волосами, вытряхивая осколки, снова приложился подбородком о цевье, и перед глазами потемнело от боли.
– Лежи! – откуда-то сбоку прокричал отец, – лежи, дурак!
Тут стало и вовсе темно, раздался плеск воды, сухой треск и грохот, а потом все закончилось. Машина остановилась, в приоткрытые окна сквозняком принесло запах сырости и тины, где-то недалеко кричали птицы, и робко квакала лягушка.
Егор осторожно приподнялся на локтях. Неловко повернулся, поморщился от боли в разбитой губе и нос к носу столкнулся с водителем. Тот пристально смотрел Егору в лицо, они пару секунд глядели друг на друга, и человек еле заметно улыбнулся.
– Испугался?
Егор молчал – что спрашивать, испугался, конечно. А понял это лишь сейчас – по испарине на лбу и дрожащим коленкам.
– Это нормально, – сказал водитель, – это даже хорошо. Ничего не боятся только дураки и дебилы. Меня Федерат зовут, кликуха с армии привязалась.
Он отшатнулся, в просвете между креслами Егор увидел отца. Бледный, мокрый от пота, губы сжаты – он вгляделся сыну в лицо, подцепил Егора пальцем за подбородок, поднял ему голову.
– Цел?
Показалось, или голос отца дрогнул? Егор кивнул и высвободился, облизнул разбитую губу, вытер запястьем кровь с подбородка. Отец выматерился в полголоса и рывком выдернул из-под Егора автомат. Перехватил неловко, выскочил из машины, водитель кинулся следом.
– Не дури, командир, – услышал Егор. Он кое-как взобрался на сиденье, осмотрелся. Заднее, правое, левое боковые стекла в дырках, в лобовом всего одна, зато точнехонько напротив головы пассажира. Если бы отец не пригнулся, если бы сидел, как обычно, то…
В виски ударила кровь, стало душно. Егор выбрался из машины, постоял, оглядываясь, и сел на траву у заднего пробитого колеса «зеленой» – «чероки» завалился на левый бок и сел на диск. Крики, ругань и лютый мат неслись откуда-то сверху и со стороны, Егор особо не прислушивался, а смотрел на обильно цветущий куст черемухи, на сочные лопухи под ним, на одуванчики и ряску на болотине с каким-то новым чувством. Обычное дело – пруд с лягушками, лопух, мошка, что вьется у лица… А ведь мог больше никогда этого не увидеть.
Ругань стихла, зашелестела трава, Егор поднял голову. Это был Федерат, он поглядел на Егора, перегнулся через него и принялся расковыривать обшивку салона.
– Хлопушка, говоришь? – он кинул на колени Егору крохотный камешек, оказавшийся довольно тяжелым. Егор покрутил его в пальцах, вернул водителю
– Свинец, – сказал тот, разглядывая находку, – от пули из «стечкина», скорее всего. Или «калаша», черт его знает. Ты сегодня второй раз родился.
Он подмигнул Егору и запустил пулю в болото, повернулся к отцу. Тот подошел с другой стороны, неловко придерживая автомат за рукоять.
– И ты, командир, тоже. Мои поздравления.
Федерат приложил ладонь к груди и слегка поклонился. Отец ругнулся, уже беззлобно, подошел ближе.
– Ты его видел?
– Да, красная «мазда». Тебя на переходе ждали. Бомж нам глаза отводил, он же и петарду кинул. Спецы поработали, их повадки издалека видно.
– Так ты точно не видел? – поразился отец, – а я думал….
– Страховался, – перебил его Федерат, – лучше испачкаться в грязи, чем в крови. Решил, что если ошибусь, за побитые машины ты у меня из зарплаты вычтешь, но угадал, как видишь.
– Угадал, – выдохнул отец. – Я тебе теперь должен.
– Сочтемся. Дай-ка сюда.
Он аккуратно отобрал у отца автомат, проверил магазин и передернул затвор. Что-то негромко лязгнуло, Федерат поднял ствол.
– Пойду гляну что да как. Здесь ждите.
– А где мы? – крикнул Егор ему вслед. Федерат обернулся с чуть изумленным видом.
– Ты не понял, разве? Это ж Торгашинское болото, здесь журавли гнездятся. У меня дед тут всю жизнь егерем проработал, я пацаном здесь все облазил. Мост тут был, в две доски, но я его сломал. Вызывай подмогу, хозяин, вдруг не я один про это местечко знаю.
И исчез в черемухе быстро и бесшумно, как дух нечистый. Отец поглядел ему вслед, подал Егору руку, рывком поднял на ноги.
– Испугался?
Егор не ответил, смотрел на машину. «Зеленой» пришел конец – стекла прострелены, водительская дверь навылет, вся помята, точно ее пинали, как мячик, боковое зеркало с левой стороны исчезло, передний бампер выдран с корнем и где-то потерялся, диски с колес сорваны.
– Думал – конец нам, – просто сказал отец, идя следом за Егором, – а я завещания не оставил. Надо к нотариусу сходить, а то накроет вот так, на дороге… Кто ж постарался?
Егор повернулся и поймал на себе тяжелый взгляд. Отец смотрел в упор, и уже не с тревогой, как недавно, а со злостью и досадой, точно ненавидел в этот момент собственного сына. Егор попятился, споткнулся на мокрой кочке и едва не упал.
– Это не он, – проговорил Егор, – не он, точно.
Отец отвернулся, поглядел вбок. Через лопухи шел Федерат, автомат он держал стволом вниз.
– Тихо пока, – он отмахнулся от комаров и подошел ближе. – Ну, что? Дозвонился?
Отец отвел от Егора взгляд, потянул из кармана трубку, включил ее. Покрутился на месте, поднял, отошел вбок и влетел ботинком в болотину. Ругнулся, прошелся вдоль черемухи и вернулся к машине.
– Сигнала нет, – он глядел то на голубоватый экран, то на Егора. Тот выхватил у отца трубку и моментально оказался на капоте «чероки», откуда перескочил на крышу. Металл гнулся под ногами, машина вздрагивала от каждого шага, Егор повернулся так, и этак, и тут в углу экрана появилась одна коротенькая вертикальная полоска.
– Есть! – крикнул он, – есть сигнал!
– Синюю кнопку нажми! – кинулся к машине отец, – там первый же номер…
Мог бы и не стараться – Егор давно изучил это чудо техники, выбрал номер Павлова, нажал вызов и едва не заорал от радости, услышав знакомый голос.
– Дядя Коля! – крикнул он в микрофон, – мы в болоте сидим! Приезжайте за нами! Нас обстреляли, но все нормально, у машины колесо пробито, ехать нельзя! Отец здесь, но он внизу, там связи нет!
– Кто обстрелял, когда, где? – чуть быстрее, чем обычно говорил Павлов. Одновременно он говорил еще с кем-то, коротко и отрывисто, прикрывая ладонью трубку.
– На Воробьевке! – выкрикнул Егор, – из красной «мазды»! А кто – я не знаю.
– Орехов, сука! – заорал снизу отец, – это Орехов, сучий потрох, больше некому!