Злодейка

– Семь их было, – недовольно буркнула женщина, видимо, расстроилась, что я слетела с крючка. – Праотец – самый главный из них.

– Давай только без фанатизма.

– Это что за слово такое ты сказала, иностранное?

Я отмахнулась, предлагая продолжить.

– Шесть детей у него, значит, было, – Оксения начала загибать пальцы. – Соло – солнце, Унгель – луна, Шрея – земля, Кай – воздух, Гарелий – огонь, Англеаз – вода. Дети попытались свергнуть своего отца, за что получили поднебесный облик. И живут теперь среди нас – смертных. Нашли же почитателей среди живых, и создали культы свои, изверги.

– Почему изверги?

– Да управы нет на них никакой! У всех свои правила, законы, король наш молодой, неопытный, ничего сделать не может!

– Что же ему, по твоему опытному мнению, сделать нужно?

– Казнить, конечно, или склонить к богу единому!

Я тяжело вздохнула. Оксения, может, и добрая, но мозгов с гулькин нос.

– Допустим, скажут тебе, выбирай: жизнь Пётки или вера в Шраю, Шрею, как ее там… Что выберешь?

– Ересь говоришь, Манька. Никто меня перед таким выбором не поставит!

– Ну, а поставит если.

– Отстань, покуда хочешь иметь ночлег!

– Скучная ты, – я привычным движением отбросила прядь. Стоп! Привычным? Прядь? Конечно, никаких волос у меня внезапно не появилось, но этот взмах такой легкий, такой естественный, он мой.

– Пришли, – Оксения указала на вполне приличный домишко, правда, с облупившейся синей краской, но с аккуратными резными белыми ставенками.

– Баб Донь!

– Кого холера принесла? – в мутное окошко высунулся морщинистый глаз.

– Оксенья это, пришла с девчонкой, про которую сегодня на базаре рассказала.

Старуха вышла и пригласила лишь за ограду, в дом пускать не стала. По раскиданным во дворе доскам во всю бегали, кудахтали и гадили пестрые жирные курицы – пок-пок. Черный пес, здоровый как лошадь, прятался в тени своей будки размером с баньку. Он вяло глянул на меня и коротко выдохнул сухим пупырчатым носом в знак приветствия.

Старуха причмокнула и сказала:

– Сядьте!

Мы послушно присели на занозную лавчонку, старушенция откуда-то вытолкала стол и села напротив.

– Рыжая, – она кивнула на меня.

– Не мудрено догадаться, – сверкнула я редкими веснушками. Старуха недовольно зыркнула.

– Хгляди в хглаза.

– Хгляжу, – передразнила я противную бабку Доню.

– Пакось она. Тебе, – она тыкнула в Оксению, – принесет несчастье.

– Врешь ты все, – не побоялась я нагрубить «ведунье».

Бабка многозначительно посмотрела на тетку.

– Есть что-то более конкретное на меня?

Оксения кивнула, давая понять, что тоже готова слушать дальше.

– Тьфу, – старуха плюнула себе на ладони и растерла эту мерзость по своим рукам. – Давай сюда свою.

– Нет, спасибо!

Оксения больно ткнула меня локтем в бок. Я даже глядеть не стала, как бабка берет мою довольно нежную ладонь в свои слюнявые пакли.

– Не наша, – старуха оскалила кривые желтые зубы в усмешке. – Не отсюда. И живет под покровом Унгель.

– Это один из богов ваших? – спросила я у обеих, но, увидев их лица, добавила. – Павших. Проклятых. Ну не помню я.

– Это луна, – недовольно пояснила Оксения.

– Не хочу ее больше видеть, – проворчала старуха.

– Да и мне не больно-то хотелось, – я резко соскочила с лавки и пошла прочь за ограду.

– Не знаю, Манька, как дальше быть, – посетовала Оксения, последовав за мной. Старуха громко хлопнула оградой. – Баба Доня здесь много чем заправляет и слухи знатно распускает. Про тебя словом тоже обмолвится. День-два и все будут знать, что чужачка живет у меня, да при том горе приносящая и богу нашему Праотцу не кланяющаяся.

– И куда же мне подеваться тогда?

– Не знаю, Маня, куда хошь, туда и денься, только не рады тебе здесь больше.

– Платье тоже сдать?

– Оставь себе, ступай с богом.

– Знаешь куда вместе со своим богом…, – не стала я договаривать, махнула рукой и пошла куда глаза глядят, может, наткнусь на другую деревню и там попытаю счастья.

Глава 3. Стражник

Вся такая решительная и целеустремленная, я пошла в противоположную сторону от Оксении. Тоже мне, единственный на свете добрый человек. Нежданно-негаданно живот издал предсмертный вой. Силы от вчерашней желтой жижи начали покидать меня. И как же я не догадалась выпросить еды с утра? Потому что, кто же знал, что Оксения так подло поступит со мной?

Что-то они со старухой про базар говорили. Не хотелось, конечно, но, наверное, придется что-нибудь украсть, чтобы потешить голод. Обострившееся обоняние меня не подвело, по тонкому запаху жареных пирожков я довольно быстро нашла деревенский рынок. Какое-то представление о базаре у меня имелось где-то в глубоких недрах памяти. И увиденное не совпало с ожидаемым.

Несколько будок с едой и второсортной одеждой, примерно такой же, что сейчас висела на мне, выстроились в полукруг на уделанной конским навозом площадочке. Сами лошади, запряженные в телеги, стояли хвостатым задом к покупателям и отгоняли надоедливых мух. В телегах визжали молодые поросята, верещали цыплята и разлагалось сено. Аппетит пропал, а вот голод нет.