Cемьи любят петли

Мы с Софией догадались об ее планах.

– Правила всё те же, – продолжила Наташа, – каждый по очереди говорит слово «Я» и так до тех пор, пока кто-нибудь не сдаться и не засмеется, – она повернулась к Софии, – Ну что играем

– Я «за»! – ответила Софии.

Кивнув удовлетворенно ее ответом, Наташа с вызовом повернулась ко мне:

– А ты что скажешь?

– Это глупая игра, – пробубнила я в ответ, также согласившись, понимая, что у меня просто нет выбора.

– Хорошо, – ответила она, улыбнувшись, – Я первая начинаю, затем Софи, а затем ты. Я!

– воскликнула Наташа.

– Я! – повторила следом Софи, пытаясь уже сдержать улыбку, рвущеюся наружу.

– Я! – повторила и я тоже, как попугай за ними, предвкушая уже надвигающее веселье, не смотря на всю свою напускную серьезность перед подругами.

– Я…, – открыла вновь круг Наташа, стараясь внятно его выговорить.

С каждым произнесенным в слух «Я», наши голоса становились всё более неуверенным и сдавленным от пробегавшего смеха в тот момент, когда подходила твоя очередь говорить. Непонятно, как и почему, но это работала. Не выдержав и четвертого круга, я громко рассмеялась, так и не сумев больше нечего вымолвить. За мной последовала Софии, а за ней Наташа. Ну что я могла сказать в свое оправдание. Взрослой быть скучно. Может, нам было смешно оттого что это была ужасно глупо? Видеть, как, кто-то тупо повторяет твои слова или действия? Да… это просто ужасно тупо.

Я смеялась намного громче чем мне хотелось на самом деле. Мой спектакль был направлен на слушателя, что шел позади нас троих – Кристины. Пусть знает, что у меня и так всё хорошо без потенциальной сестры, не смотря на моё любопытство к кровным узам с нею. Интересно, какого это иметь сестру? Маме бы такие мысли конечно не понравилась…

Глава 2

Ходьба от школы до дома занимала примерно пятнадцать минут. София с Наташей жили еще дальше меня, но не столько, чтобы мы не виделись вне школьных занятий. Мы дружили втроем с самого первого класса, правда, они с Софией знали друг друга еще с «малого детства», как любит выражать свои умные мысли Наташа. Одна улица, одна дорога, и несколько разделяющих их между собой жилых домов, и вот, они друзья с тех пор, когда даже себя еще не помнят. Я же называю эту огромную дыру в памяти – «младенческое детство».

Наташа рассказывала, что это она подошла ко мне поздороваться в наш первый совместный урок три года назад. Я жутко застеснялась, когда она обратилась ко мне, спрашивая мое имя. По край не менее, так пересказывает она сама. Я тот день лично вообще не помню. Это довольно странно…. Как можно жить и не помнить этого? Видь, не помнить что-то, всё равно что не жить.

– Ты чего такая грустная? – прервала мои раздумья Наташа.

– Да так…нечего интересного. – ответила я, не желая делиться мыслями вслух.

– Она расстроилась из-за отца и его дочери, – прошепелявило тиха София над ухом Наташи.

– Ааа…, – протянула та, будто понимая меня, – А я то думаю, где видела эту светловолосую девочку, что сверлила вам спины, пока вы не видели.

– Вовсе не из=за этого! – возразила я, злясь немного на болтливость Софию.

Впереди приближался поворот, где я могла спастись от Наташиных вопросов.

– Ладно, пока. Увидимся в школе завтра, – кинула я девчонкам через плечо, стараясь, как можно быстрее от них скрыться за пушистыми деревьями.

– До завтра! – крикнули они в ответ, не попадая в один голос.

В нашем квартале в основном всегда было тиха и спокойна, поэтому я еще слышала некоторое время доносившийся смех подруг, на другой стороне дороге, что уводила их в противоположную сторону от моего дома.

Я с нетерпением ждала предстоящих летних каникул, что наступят через два с половиной месяца. Хочется не столько перестать делать уроки и вставать рано по утрам, как просто быть освобожденным ото всех детских обязанностей, что накладывают учителя и мама. Когда их ожидания оставляют меня в покое, я могу наслаждаться дарованной мне свободой по своему усмотрению! Вставать, когда захочу, идти гулять с подругами на нашу речку и много другое, чего стоит захотеть. Здорово, когда от тебя нечего не ждут.

За пробегающим ходом мыслей, время прошло быстро, когда я поняла, что уже оказалась около родного дома. Правда, если разобраться, у нас была два дома в одном дворе. Один по площади был больше, где жил старший брат Гриша со своей женой и маленьким ребенком, и мы с мамой в доме напротив, поменьше. В общем, жили вместе по отдельности. Мой еще один старший-средний брат – Никита, жил на другом конце города. Так сказать, если жить отдельно от семьи, то уже наверняка.

Закрыв с грохотом калитку, я оповестила таким образом маму что вернулась домой. В большом окне, выходившего на внутренний двор, промелькнуло мамино лицо.

Я открыла входную дверь. Запах вкусного маминого гуляша отрезал меня от всех прочих мыслей. Больше не о чем не думая, кроме как голода у себя в животе, я бросила рюкзак на стоящую рядом тумбочку в коридоре и бросилась бегом на кухню к столу.

– Привет мам, – крикнула я, не успев еще войти в кухню.

Мама еще не успела мне нечего ответить, как я уже сидела за столом держа вилку в руке.

–А-А-А, – воскликнула она, останавливая меня, – Нечего не забыла?

На моем лице появилась хитрая улыбка:

– Я очень люблю тебя и… твой вкусный гуляш, – проговорила я, спрятав руки под стол.

Упрек на мамином лице сменился теплой улыбкой. Я знала, что это сработает. Если говорить человеку, что любишь его, он становиться добрее.

– Это всё равно не спасет тебя от мытья рук, – проговорила мама уже не таким строгим голос, как минуту назад. – Быстро сходив в ванную и затем возвращайся к столу.

Со вздохом я поднялась из-за стола и направилась по указанному мне направлению. Что тут скажешь, маму надо слушать. Как там говорила Наташа или мама Наташи? Видь мама уже живет очень много на этой земле, дольше меня или моих друзей, а значит знает гораздо больше чем собственный ребенок? Так и моя мама частенько сама повторяет, гордясь наработанным опытом по выживанию.

– Совсем забыла тебе сказать! – крикнула вдруг она с кухни, пока я боролась со скользким мылом в раковине.

Тут же после ее голоса, послышалась громкое скворчание сковородки, видимо от упадших капель воды. Раздался мамин крик:

– Да что же это такое за наказание мне! – воскликнула она резко, заставив меня вздрогнуть, пока я ополаскивала руки.

Выключив кран, я выбежала в испуге с ванной. Меня охватил непонятный страх за маму или больше за себя. Я боялась, что не смогу ей помочь, когда это нужно, и боялась ужасно этой беспомощности. На кухне, около холодильника, я увидела маму с искривленным лицом от боли, что старается приложить лед на вытянутую правую руку перед собой. На ее запястье появилась красное пятно, похожее на сильный ожог. Приложив холодный пакет со льдом, ее черты лица немного расслабились.

– Почему мне так не везет, господи…Даже чертовы сковороды настроены против меня, заставляя страдать от боли! – не переставала она причитать.

Мама опустилась на стул, спрятав свое лицо в ладони здоровой руки. Она тяжело и глубоко дышала, пряча глаза, пока не послышалось тихое всхлипывание носом. Теперь я боялась, что она заплачет. По ночам, я часто слышала, как плачет мама в соседней комнате, уткнувшись в свою подушку. И я всегда ее поддерживала, хоть она и не подозревала об этом, то есть всегда плакала вместе с ней.

Мне казалось, что и теперь дело не совсем в ожоге. Я подошла к ней на цыпочках и обняла со спины.

Когда взрослым плохо, они обнимают друг друга и говорят различные слова, от которых им становится легче. Я не знала, что именно нужно говорить, чтоб успокоить маму. Наверно, потому что для меня взрослые проблемы кажутся детскими и слишком трудными. Для того, чтобы знать подходящие слова, нужно быть взрослым. Взрослый всегда поймет другого взрослого. Поэтому я могла только обнять и заплакать вместе с ней. Почувствовав мои прикосновения, она перестала шмыгать носом, вытирая быстро глаза, будто вспоминая, что здесь она не одна.

– Спасибо, мое солнышко, – проговорила она тиха, – Я в порядке! – попыталась она произнести, как можно веселее, легонько похлопав меня по рукам.

– Мам…,– начала я неуверенно, – это всё из-за папы, да? Из-за него ты обожглась? – спросила я, вытирая набежавшие слезы.

Мы редко говорили о нем. Даже слово «Папа» звучала каким-то диким и чужим в этом доме.

– Нет Алиса, —ответила она ровным голосом, – он здесь не при чем. Я плачу из-за того, что болит рука. От любой боли хочется плакать.

Мама никогда не позволяла себе расстраиваться из-за папы, даже от его напоминания.