Я знаю вашу тайну

Теперь моё сердце прыгало и трепетало от счастья, а жизнь, как-то вдруг заиграла иными красками. Кровь быстрее побежала по жилам, подгоняемая чувственным ароматом, исходящим от кожи Тимофея.

На деревянных ногах дошла до стола и плюхнулась в кресло.

Да, что, в самом деле, происходит со мной, а?! Вчера едва не отдалась Константину прямо там, на поляне, а сегодня вдруг красота Тима стала отчётливее, будто я на него все прошедшие годы смотрела через мутное стекло!

Сейчас я неожиданно разглядела правильность черт, их благородство. Ха! Вот ведь умора! Подметила силу и одновременную лёгкость движений. А запах! Он будоражил кровь, смущал, заставлял желать дотронуться до руки, до плеч, до вьющихся волос, до…

Хватит! Я боюсь!

А Константин? Вчера, я готова была сделать всё, что он прикажет. Стать тем, кем он захочет. И ради чего?! Одного единственного рыка в мою сторону. Зарылась носом в его жёсткую серебристую шерсть, пахнущую полынью, и не могла поверить своему счастью. Более совершенного существа в прошедшую ночь я и представить не могла. Только он. Только Константин. Мой Константин. Мой повелитель.

А сейчас? Куда делись тот азарт и буйство чувств? На какой поляне я их потеряла, пока домой бежала?

О-о-о-о! Я сошла с ума!

– Ты сейчас взорвёшься дорогая! – ухмыльнулась мама, а я тут же подняла на неё глаза. – Я имею в виду, что ты уже седьмой блинчик ешь. Пожалей себя, малышка.

Ага. Я-то знала, что мама всё прочитала по моему лицу, а сказала преследуя две цели: меня вернуть на землю и гостей не ставить в неловкое положение.

– Ладно, – кивнула я. – Ты права, мам. Кстати, красивый костюм, Костя.

Оборотень весело улыбнулся, и поправил лацканы:

– Думал тебя пригласить на прогулку. В кафе сходим. Посидим. Поговорим…

– Не-а, – вместо меня ответил Тим. – Девушка уже приглашена. Будем культурно развиваться. В музей пойдём.

– Да-а-а, – согласилась я. – Музей. Развиваться. С начальной школы в музее не были. Пойдёшь с нами?

– Нет, – покачал головой Костя. – Не моё.

– Сестре и подруге звонила? – поинтересовалась мама. – Мне они всё утро названивали.

Меня сдуло со стула так быстро, что отвечать пришлось уже у дверей:

– Потом. Я. Потом. Ти-и-и-им!

М-да. Вела я себя крайне негостеприимно. Это читалось по глазам мамы и её разведённым от удивления в стороны рукам. Я понимала её – она меня не так воспитывала.

Драк запихнул себе в рот половину блинчика, вытер руки, и приблизился. Одним движением предложил мне держаться за его локоток, раз уж рот был забит. Что я и сделала, убегая от собственного ненормального состояния.

Краеведческий музей находится на другом конце городка возле старого капища – последнего рукотворного объекта. Дальше, за горизонт простирался манящий и грустный осенний лес. Меня не могли обмануть его яркие одежды и ароматы диких плодов. Я точно знала, что окружающее нас – камуфляж, чтобы прикрыть им затухание движения и приближающийся сон природы. Им будет окутано всё, что пока радует глаз.

Водитель Драка выскочил, чтобы помочь мне выйти из автомобиля, но Тимофей остановил его, и сам открыл дверь, галантно предложив руку.

Казалось, что тысячи мелких иголок кололи ладонь и пальцы, пока мы шли за руку с Тимом до входа в музей. Но это ещё не самое ужасное. Вернее: оно было на троечку.

В четыре балла по пятибалльной системе я бы оценила свой нюх и зрение, которые улучшились с момента перерождения и откачивали полученную информацию, естественно, в рассудок, а тот моментально включился в работу.

О, было над чем призадуматься! Мысли вырабатывались с такой продуктивной скоростью, что хотелось взять камень, треснуть им по вместилищу идей и передохнуть в обмороке!

М-да, это ещё ничего – рассудок у меня крепкий, потому худо-бедно справлялась. Но самое ужасное – это воображение. Вот его штормило на отлично! Сразу вспомнились кадры из фильмов о любви, картинки и фотографии на ту же тему. Затем, воображение внесло изменения в каждый оригинальный постер или кадр, дорисовав на нём наши с Драком лица.

В общем, я переживала не самые простые две минуты в моей жизни, и не самые лёгкие двадцать шагов по прямой до крыльца музея.

О, как же я была благодарна директору Парксу, что не стал долго нас задерживать и почти сразу открыл дверь. У-ух, я бы точно глупостей натворила! Каких – не знаю: ведь мои подростковые постеры были целомудренны, но не факт, что всё бы обошлось.

Виват третьим, но иногда совсем не лишним, одним из которых в данный момент времени являлся Паркс!

Я любила дух музейного старья! Причём, запах самого Паркса был на фоне общего едва различим. Не мудрено – вековая пыль въелась в кожу и одежду директора, превратив его в часть экспозиции.

Впрочем, сам он выглядел импозантно. Коричневого цвета костюм, бежевая рубашка и галстук в тон всему наряду, очень шли его каштановым волосам, небольшой бородке и глазам, цвета тёмного янтаря.

Директор поздравил меня с перерождением, пожал руку Тимофею, и сразу перешёл к делу, сославшись на нехватку времени.

– Хотелось бы больше узнать о городском парке в целом и восьмиугольной площадке в частности.

Тим кивнул, подтверждая мои слова, и широко улыбнулся.

– Ну, раз вы не желаете полноценную индивидуальную экскурсию, которую оплатили, то… Давайте начнём с вопрос. История нашего города не очень длинная. Какой период вас больше всего интересуют?

М-да. Нужно было списочек набросать, а не улепётывать от друга детства.

– Как называлось то место, где сейчас разбит парк? – пришёл мне на выручку Тим. – Мы заметили, что площадка в городском парке расположена ровно по сторонам света и по промежуточным направлениям. Это случайность, или был специальный проект?

– Так-с! Дайте-ка минутку…

Паркс задумчиво смотрел перед собой, будто что-то вспоминая, а затем широко улыбнулся и направился к стеллажам с литерой «О».

– Вот! – мужчина достал толстый журнал с деревянной обложкой. – «Октагон». Вы знали, что нашу местность внесли в специальный каталог? Вижу, что нет. Наверное, давно не были на наших музейных лекциях. Что ж, напомню, что восьмиугольник – это площадка, на которой расположен наш город. Обычно я с этого начинаю рассказ для школьников. Дата внесения его в журнал всех природных октагонов относится к пятнадцатому веку. Да, да, настолько давно. У меня в руках копия журнала. Таких брошюр всего несколько в мире!

Директор открыл где-то на середине журнал и показал на снимок.

Удивительно, но наша область действительно походила на эту геометрическую фигуру. Ограничивалось пространство тремя глубокими оврагами, чёткой границей озера, скалистой кромкой на несколько граней и разломом, заполненным рекой.

– Парк находится здесь, – перелистнув страницу, продолжил Паркс. – В самом центре пространства. Почему не отразить удивительность местности в чём-то рукотворном? Есть даже запись в специальном градостроительном положении, где совет волчьей стаи выносит решение о форме центральной площадки.

Я спросила:

– Как называлась местность до основания городка?

– Думаю, название очевидно. Восемь ветров, – улыбнулся директор, и посмотрел на меня так, будто это само собой разумеющееся название.

– Почему понадобилось выносить вид площадки в особое положение? – подхватил мысль Тим. – Совет стаи, я так полагаю, не часто собирается. И тут вдруг ради простого вида площадки старейшины и глава Белых волков решили собраться! Был прецедент?

Директор широко улыбнулся:

– Ещё какой! К сожалению, у меня нет даже копии того собрания – мы краеведческий музей и ограничены не только в средствах, но и в возможностях. Второй экземпляр хранится в университете, и там просить бесполезно – Попечительский совет не открывает свои хранилища. Копия – в Городском музейном фонде. Этому обстоятельству есть объяснение: октагон открыли не оборотни.