Идеологема. Отсроченный конфликт истекает в полдень

В наших беседах он разрывал любые мои аргументы в клочки, пусть иногда нелепо, а мне претила позиция быть побеждённой. Наши споры стали для меня стимулом двигаться дальше, что-то познавать после трагической гибели отца и разрыва отношений с одноклассником. Вакуум вокруг меня рассеивался, я обретала почву под ногами, выстеленную сопротивлением аргументам Вадима. Снова чувствовала вкус к жизни. Конечно, коллектив тоже вносил свою лепту, но я сосредоточилась на одном человеке, приняла участие с его стороны за любовь.

Прошёл год в таком режиме, и мощные доводы возлюбленного, замешанные на моих идеалистических представлениях об истинности чувств, подтолкнули меня к предательству команды.

Это произошло на зачётном многоборье. Группа разделилась пополам. В первой командиром стала я, во второй – Панин. Мы шли ноздря в ноздрю, отрыв казался небольшим. Мы были лучшими по тактике, по аналитической игре, по личному зачёту координирования на симуляторе. Оставался последний, решающий этап, за который начислялось максимальное количество баллов.

Панин попросил меня сравнять счёт, и я уступила, проиграв собственной совести. Всего-то и надо было, замешкаться на несколько секунд, не дать команде выйти первыми. Мы продули с разницей в один балл. Затем меня утешала и подбадривала команда, а Панина носили на руках.

Инструкции – великая вещь, придуманная людьми! Я в тот день, несколько лет назад, сделала всё согласно инструкциям, и звено, ведомое мной, проиграло. В считанные секунды я позволила рисковать Панину – он выиграл.

Осмысление собственного поступка, снизошедшее на меня после вручения наград, стало контрастным душем. И, ведь, что интересно: я и тогда не преступила инструкции. Я умышленно испортила ситуацию, чтобы помочь Панину. И, что занятно, мне даже в характеристике для представления комиссии на устном экзамене написали: «точно исполняла протокол».

Поступок на турнире в годы обучения – это моё вознаграждение Панину за подаренную иллюзию его участливости. Я так хотела ему помочь, что сочла за разумность заплатить эмоциями других людей.

Вадим принял жертву, не побрезговал. Урок мне на всю оставшуюся жизнь, и я им дорожила, будто ювелир – коллекционер редким украшением.

А еще говорят: жизнь движется вперед. Глупости! Она циклична и беспощадна! Сейчас я это осознавала, как никогда. А ещё то, что люди не меняются. Я не менялась, чтобы вокруг не происходило, Панин – тоже.

Я оборвала отношения с Вадимом ровно через неделю, выписавшись из госпиталя, куда я попала с подозрением на отравление. Три дня за мной наблюдали врачи, так и не в состоянии установить диагноз. Температура, рвота, бред – вот и все аргументы в пользу больничной койки подальше от глаз моей команды, от её ободряющих объятий, слов поддержки. Со мной даже психолог умудрился поговорить, подсунул тест, и вернулся за ним через час. Бегло просмотрев его, не обнаружил никакой опасности.

Согласна со специалистом – сие был банальный побег из дружеского, семейного круга ровесников. И мне понравилось сваливать от проблем при помощи инструкций. Вот именно это я не в состоянии себе простить. Потому Панин превратился из друга и возлюбленного во врага в моей голове. Он позволил мне почувствовать безнаказанность. Изучил меня, прочитал, как открытую книгу, знал, что в состоянии забыть о совести, товариществе, работать только ради сиюминутной выгоды, или просчитать её на некоторое время вперёд, и воспользовался этим.

Так и со стажёром было – он попытался обсудить Мелиха со мной, чтобы я отстранила его от рейда, потому что прочитал в моей душе желание достичь цели по поимке преступников, невзирая на потенциальные жертвы. Я могла не брать стажёра в рейд, но наплевала на всё, включая слова Панина. Он, принял мою принципиальность и вёл отряд во время рейда весьма обстоятельно, с поправкой на переговоры нашей группы в эфире, хотя его координатор готов был рискнуть вслед за мной.

Роман с Паниным завершился ещё в студенчестве, в момент моего осознания, что я стала бояться Вадима Яновича Панина, как огня, потому что знала, что он видит меня насквозь, а это – было достойно моей мести. Я выбрала месть в отношении парня, потому что его действие касательно меня было обязательным к исполнению прощением, чтобы я не натворила. Мне примитивно хотелось ею отгородиться, и не чувствовать страх, каждый раз, когда он рядом, смотрит на меня понимающим взглядом, принимает как есть. Я опасалась, что мной будут манипулировать, я стану марионеткой в руках кукловода.

О, да, я та ещё деревянная матрёшка! Только в моём случае «деревянная» следует заменить на «депрессивная». Откроешь одну куклу, а внутри другая – меньше и серее окраской.

Мы с командиром оказались в нужном отсеке. Илья Александрович приложил цилиндрической формы электронный ключ к считывателю на двери, и она мягко отъехала в сторону. В помещении находились двое. Правду говорят: «Помянешь нежить, она и появится», так и с Паниным. Именно он первым обернулся и хмыкнул, встретившись со мной взглядом.

Он высокий, широкоплечий, атлетического телосложения. Русый ёжик волос, на скуле – кровоподтёк. С большим удовольствием добавила бы еще один, впечатав кулак в его физиономию.

– Панин со младшим стажером, на выход!

Капитан отдал приказ мимоходом, словно мы пришли не для разговора с глазу на глаз, а проверить оружие, за какой-то надобностью.

По голубым глазам стажёра, паренька лет восемнадцати, я поняла, что своим появлением мы прервали его инструктаж. Он бросил на меня быстрый взгляд и направился к двери.

Панин медленно положил ствол, который держал в руках обратно на стенд, и размеренной походкой покинул помещение.

Марков напомнил:

– Здесь никто не услышит – стоят видеокамеры и всё.

Мужчина взял пистолет и повернулся ко мне, будто объясняет что-то. Пришлось подыграть. Уставилась на командира, готовясь внимать важную информацию.

– Тань, тебя оправдали. Но ты ведь знаешь, мнение совета на том и держится, что голосов разных полно. Были двое, кто хотели тебя вообще отстранить, перевести в штаб на аналитическую работу. Но точно знаю, что у тебя будет задание, и произошедшее в рейде ни на что не повлияет. Службы воспользовались ситуацией, чтобы твоё отстранение ради предстоящего задания выглядели органично – командирам ничего не пришлось выдумывать. Правда, есть оговорка в записи решения совета – вот с ней придётся считаться.

Я тяжело сглотнула.

За три года службы привыкла ко всему, кроме «оговорок» в документах. Ненавидела их. Хотя, они – обычное дело. Касались всего: будь то вынесение зачёта или рапорт о недоработках личного состава. Пометки эти считались рекомендациями высшего эшелона, но обязательными к дальнейшему исполнению. Ими я занималась особенно тщательно, со всем бараньим прилежанием.

Глава 2. Яфас Малофис

Я ещё раз посмотрел на часы, стоящие на столе, и отсчитывающие время до сеанса связи с нанимателем. Так называемым боссом, которому я продался с потрохами ради весьма ощутимой денежной компенсации за труды. Сообразил, что до соединения осталось ещё три минуты, поднялся, подошёл к холодильнику, распахнул дверцу и выудил из его недр бутылку минералки.

Сначала приложил холодный бок сосуда ко лбу, почувствовав неимоверное блаженство, затем к щекам и шее под подбородком, воротниковой зоне и, наконец, ощутил, что мозг начинает быстрее обрабатывать информацию.

Бросил взгляд на часы – ещё две минуты до начала. Отвинтил крышку, поспешно глотнул из горлышка бутыли, подержал во рту, наслаждаясь прохладой, а когда вода немного согрелась, глотнул. Вот теперь жизнь казалась невероятно простой и замечательной!

Я давно нашёл себе работёнку на стороне, и не особо скрывался от подразделения с громким названием «Комитет по внутренней безопасности» в структуре конторы, в которой имел честь служить, маскируя разговоры с нанимателем под беседу с информатором. Только лишняя суета и таинственность привлекают внимание, а когда человек спокоен, то чаще всего остаётся вне подозрения. Как говорится, хочешь что-то спрятать положи это на видное место. Вот я и прятал, как умел, и уже довольно продолжительное время.

Водрузил крышку обратно на горлышко бутылки и вернулся в уже подготовленное для сеанса интерактивное кресло, уселся с удобством, раскрыл панель, запустил голографию.

Охладитель воздуха был старым и трещал нещадно, заполняя неприятными звуками маленькую конспиративную комнатушку, в которой я время от времени работал, и которая была собственностью конторы. Выключать остужающее оборудование не стал бы ни за что на свете.

Знатная жара затапливала мир уже несколько недель подряд, достигая апогея к полудню. Всю прошлую неделю я рыскал по городу собирая улики, чтобы поставить жирную точку в предыдущем деле об убийстве официантки.

Спрашивается, чего вдруг службе по государственной безопасности, – а проще говорить аббревиатурой СГБ, – заниматься расследованием рядового преступления? Потому что официантка – дочь криминального авторитета, как называют его в наших кругах, являющегося мэром города в южной части Евразийского континента. Девушка влюбилась, позабыла о происхождении и, аж целый день, проработала в баре.

По окончании смены её нашли убитой, а её парень попытался скрыться, но не смог – почил через сутки после возлюбленной. Наша контора не вмешивалась, хотя и держала дело об убийстве на контроле, до тех пор, пока в нём не появился новый фигурант, который нас весьма интересовал. А дальше – пошло, поехало и завершилось благодаря моим стараниям и ни с чем несравнимому рвению. Теперь к материалам дела не придраться и их передали в суд.

Что до дня текущего, то сейчас я был даже счастлив, оценив рутину аналитической работы по новому преступлению, насквозь пропахшему политической вонью, внутри прохладной атмосферы убогого помещения.

Прошедшую неделю, чем дольше находился в пекле, по сравнению с которым, на мой взгляд, даже ад покажется оазисом, тем чаще возвращался к мысли о спортивной машине «Жук», купленной в кредит относительно недавно. Катался бы на нём из конца в конец, и работа показалась бы не настолько изнурительной.

Впрочем, всё в мире относительно, и скрежет охладителя, помноженный на его же треск тоже ничего себе обстановка в предложенных условиях, хотя я бы с удовольствием сменил её на мягкий климат салона спортивного полётного чуда.

Увы, специальное оборудование и кресло для соединения с серверами конторы только здесь, в увечном помещении в старом районе, и придётся терпеть неудобства.

Эх, сейчас бы в небо! Поставить «Жука» на автопилот, опустить спинку сиденья и дрыхнуть!

Конечно, с моей профессией крайне глупо покупать подобные аппараты, но, когда таковое сделано в рассрочку, глупость превращается в план действий, который одобряется любым руководством, в силу одной единственной причины: работник становится более склонен к переработкам и желанию удержаться на должности, а заработная плата растёт пропорционально прикладываемому им усердию. Никакой «Комитет» не придерётся и внутреннее разбирательство не затеет.

В поведенческую модель, присущую гражданину из моей группы населения входят более скромные траты, и сводятся они к регламенту будущего. Нас, таких, одинаково мыслящих, большинство, и грядущее для нас уже распланировано по выверенному лекалу десятилетиями существования обновлённого послевоенного общества.

Впрочем, так да не так в моём случае. Трудовая деятельность оставляет отпечаток на внутреннем мире человека и его представлениях о завтрашнем дне. Вот моя и наложила огромную лапу любви к чему-то прекрасному, дорогущему и невероятно респектабельному. Именно эта «лапа» одновременно подсовывала мне каталоги с яркими и эксклюзивными машинами.

Пришлось поддаться искушению позволить себе такую непомерную по цене малость за внушительный кредит по очень высокой ставке. Я в состоянии расплатиться сразу за миленького «Жучка», но кредит необходим, потому что коллеги могут заметить оплату полной суммы. А так я платил частями, внося деньги ровно в срок. Следовательно, заподозрить мою персону в нетрудовых доходах, и поискать мотив, чтобы заняться моей личностью вплотную просто отсутствовал.

На самом деле я осознавал, что давно уже ходил по тонкому льду. Впереди светили только два исхода: счастливая и зажиточная пенсия или пожизненное тюремное заключение. И меня это устраивало. В том и была задача моего существования: как можно дольше продержаться снаружи и не упасть на дно, туда, где одиночная камера и электричество всего три часа в сутки. Адреналин, замешанный на чувстве собственного превосходства – отличное лекарство для человека, утратившего интерес к жизни.

Эх, а ту неделю пешком всё время перепадало сайгачить, на том самом одиннадцатом номере, а иначе говоря, на своих двоих!

Ладно, сейчас я дома, если можно так выразиться. На самом деле в стандартном жилом блоке, принадлежащем конторе. Таких в каждом городе мешок и горстка. Выделяют сотрудникам для работы и сна. Не квартира – скорее, кабинет с топчаном. Зато оснащена по последнему слову «абсолютовской» техники в отношении рабочего процесса – кресло «Логосфера» – и земной техники с древним холодильником и трещащим охладителем воздуха. Контраст – наше всё! О кондиционере и очистителе воздуха не позаботились! Наверняка и оправдание есть – в целях секретности.

Посмотришь на обшарпанный дом, в котором находится помещение, и с души воротит. Впрочем, с неё воротит и по другому поводу. Например, в видавшем виды холодильнике стоит исключительно дорогущая питьевая вода в стеклянных бутылках и коробки с обедами из столовых администрации города. Калория к калории в них, и максимум пользы. Захлопнешь дверцу холодильника и снова беднота обстановки надавит на все психологические мозоли, да так, что закрыть глаза хочется и не видеть сей убогости.

Полагаю, никто из живущих в доме граждан не догадывался, что в такой невероятной скромности бытия находилось оборудование мечты, стоящее, как весь городишко вместе с людьми взятые.