Сукины дети. Тот самый

Но когда начинался обстрел… Никогда не забуду эту картину: мины ложатся одна к одной. В воздух взлетают тучи щебня, обломки домов, ошмётки людей… А он идёт между ними, как по полю с ромашками. Закрыв глаза, раскинув руки…

Каждый раз он умудрялся оказаться в безопасной зоне. В зрачке тайфуна. В той самой точке, куда не долетали осколки и камни.

Казалось, он телепортируется – исчезает в одном месте и мгновенно появляется в другом…

– Везунчик, – говорили наши. – Дёргает смерть за усы. Когда-нибудь доиграется.

– Святой человек, – улыбались местные. – Его ведёт Бог.

– Но ты же не псих, – возразил Алекс.

– В чём я лично сомневаюсь.

– Тогда Котова спроси, – усмехнулся шеф. – Ему психом быть по должности не положено. О! Лёгок на помине…

Майор принёс термос с горячим кофе.

– Хорошо иметь заботливую маму, – обжигая пальцы, Котов до краёв наполнил пластиковый стаканчик и протянул мне.

– Это у тебя, что ли, мама? – хихикнул Алекс.

– У стажера моего, Максимки. Золото, а не женщина! Каждый день: котлетки, пирожки, бутербродики… Ей-богу, женюсь.

– Брак холостит душу, – назидательно сказал шеф. – К тому же, зачем тебе пасынок – сослуживец? Но благодари всенепременно. Во имя непрекращения потока мирских благ…

Кофе и этот необязательный трёп как-то помогли мне прийти в себя. Ощущение, что всё – не по-настоящему, что я попал на фантасмагорическое представление авангардного театра – ушло. И не скажу, что от этого сделалось легче.

Больше всего я думал о девушке. Кто она? Как угодила в такой переплёт? А ведь где-то у неё есть родители. Друзья-подруги. Может быть, парень. Для них она – пропала. Не вернулась с вечеринки, из института, с работы…

На улице сейчас около ноля. А она лежит там совершенно без ничего, да ещё и эти иглы…

– Девчонка в коме, – сказал Алекс, допивая кофе из стаканчика. – Ничего не видит, ничего не слышит, ничего не чувствует… Тело её сейчас подобно шлангу, через который течёт вода, или электрическому проводу.

– Откуда вы знаете, о чём я подумал?

– Опыт, мон шер. Сын ошибок трудных, – Алекс закурил и передал пачку "Медного всадника" Котову. – О чём ещё можно думать, находясь на месте преступления?

– Это, – майор переступил с ноги на ногу. – Полкан спрашивает: что делать-то? Нельзя же её так оставить. А?

– Хорошо бы людей убрать, – напомнил Алекс.

Я пока не понимал: почему мой шеф пользуется таким авторитетом, что без его слова полковник полиции не решается и шагу ступить.

– Всех? – тоскливо переспросил Котов.

– Нет, только полицейских. В смысле – оставьте оцепление, но подальше. Чтобы никакая посторонняя шушера не налезла. А вот дом… – шеф обозрел ряды окошек. Почти в каждом угадывалось бледное пятно лица, а то и не одного.

– Вирус, – сказал я. – Заграничный. Обнаружили неизвестный штамм, и до выяснения дом берётся на карантин.

– Гений! – похвалил Котов и умчался.

Через пару минут люди в страшных синих скафандрах потащили вокруг дома оранжевую ленту, подъезды закрыли и опечатали, а матюгальник, установленный на крыше одной из мигалок, принялся плеваться носорожьим храпом, в котором угадывались отдельные слова и фразы:

– Вирус… Новый штамм… Сохранять осторожность… Карантин…

Толпа серошинельных тоже начала развеиваться, как по волшебству. Алекс открыл заднюю дверь Хаммера и принялся рыться в громадном армейском мешке, который всегда валялся сзади, и про который я раньше думал, что там набор для пикника – шеф любил возить дам на природу, на Ладожское озеро.

О дамах нашего шефа – отдельный разговор, в более подходящее время… Скажу лишь, что более любвеобильного кавалера я отродясь не встречал. Всё время они были новые, и всё время разные. И каждая была от Алекса без ума…

Вместо пледов, корзинок с посудой и шампуров, в мешке обнаружился набор деревянных кольев, большой молоток, громадный тесак, каким пользуются мясники на рынке, несколько фляжек с водой – на одних стояла литера "М", на других "Ж". Большая пачка прессованной соли, кусок желтого воску, слиток чёрного от патины серебра и автомат Калашникова без приклада.

Доставая по очереди все эти предметы, Алекс раскладывал их на резиновом коврике багажника, а разложив, задумчиво уставился на автомат.

– Главное, оборвать связь, – наконец сказал он.

– Какую связь? – на ум почему-то опять лезли многочисленные шефовские любовницы.

– Помнишь, я говорил про стригоя? Так вот: к нему, через девицу, идёт энергетический поток небывалой силы. Представляешь, какое потрясение испытали жильцы, когда утром обнаружили у себя под окнами… вот это, – он указал глазами на белый купол. – Кто-то испугался, запаниковал, но большинство принялись фотографировать, рассылать друзьям – словом, делать шоу… Что увеличило поток эмоций в разы. Сейчас, конечно, всё пошло на спад. Глаз не видит, и зуб неймёт; но связь всё равно существует. А где-то сидит стригой, и как клещ, сосёт энергию.

– Но… зачем?

– Всяко бывает, – пожал плечами Алекс, распутывая связку деревянных колышков. – Кто-то ищет могущества, иные – знаний. Но в-основном сатанисты жаждут одного: бессмертия. Вот и пропитаются людскими соками, аки комарьё болотное.

– А с чего вы взяли, что это сатанисты?

Он посмотрел на меня своими чистыми и холодными глазами, и слегка приподняв бровь, спросил:

– А ты думаешь, это какие-нибудь друиды? Виккане, солнцепоклонники, тенгрианцы?.. Запомни, кадет: всё зло в мире исходит от сатаны.

– А я думал, вы неверующий.

– Зря, – достав две фляжки – "М и "Ж" – он распихал их по карманам пальто. Мне же поручил нести рулон с кольями… – Бог, как и противник его, диавол – существуют. В душах людей, разумеется. И в то, что люди могут стать добрее, искоренив в себе зло – я верую свято. И вам, кадет, настоятельно советую обзавестись.

– Чем? – один колышек выпал из связки, и я нагнулся, чтобы его подобрать. В этот момент в грязь повалились другие, и я, чертыхаясь, принялся их собирать.

– Аналогичным мировоззрением, – с готовностью ответил шеф. – Очень упрощает жизнь.

– Но это… лишает выбора, – сказал я, наконец-то поднимаясь на ноги. Колы торчали у меня из-за пазухи, из всех карманов и рук.

– Так в этом и весь смысл! – рассмеялся Алекс. – Еще Маккиавели утверждал, что люди по натуре своей злы. Если делать добро их не принуждает необходимость. Я же принял абсолютно противоположную точку зрения. И ни шага в сторону.

– То есть, вы считаете, что люди – заведомо хорошие. А всё зло – от Лукавого.

– Всё очень просто, если разобраться, правда?

Повинуясь командам Алекса, я принялся вбивать колышки в мёрзлую землю по периметру белого пластикового купола. Он, в свою очередь, тянул пеньковую верёвку, крепко связывая колышки меж собой и создавая как бы низкую оградку.

– А вы идеалист, – заметил я, когда мы встретились у последнего колышка и разогнулись, переводя дух.