Сукины дети 2. Помереть не трудно

Я увидел, как из темноты на спину Алекса бросилась огромная тень, как шеф начал поворачиваться, поднимая руки, и бросился наперерез. Я знал, что он не вытащит револьвер.

Но ещё я знал, что оборотни, хотя и подростки, в десять раз сильнее нас с шефом…

Когда на меня навалилась лохматая туша, я был готов. Ожидая сильного толчка, удара большой массы, я напрягся, встал в защитную стойку… И очень удивился, когда волчья туша отлетела, как сбитая пластиковая кегля.

Второй волк прыгнул с разбегу, целя лапами мне в грудь. Безотказная тактика: повалить на землю и вцепиться в горло… Я поймал его за эти лапы, и пользуясь инерцией прыжка, отправил в дальнейший полёт. Волк ударился о дерево, и так и остался лежать на вытоптанном пятаке, усыпанном окурками.

Третий волк прыгнул мне на спину. Я пригнулся, и он, не ожидая такого подвоха, перекувырнулся через голову и упал на тропинку…

В целом это походило на возню с щенками. Молодые, быстрые, но всё ещё по-детски неуклюжие и неопытные…

И я вовсе не виню вервольфов. Как я уже говорил, они привыкли быть самыми сильными. Среди людей это так и было… Но я больше не был человеком.

У меня не падала планка. Я не чувствовал, что сатанею или впадаю в ярость. Я просто удерживал их на расстоянии, не давая себя покусать.

И всё бы ничего, если бы они продолжили нападать по очереди… Но вот один, самый крупный, чепрачный самец с рыжим подпалом, издал короткий лай, и стая – всего вервольфов было пятеро – окружила меня кольцом и напала одновременно.

Я почувствовал, как чьи-то зубы рванули плечо, как выставленное для защиты запястье прокусывают насквозь, как дёргает болью сухожилие на ноге… Потом рвануло щёку, в горло потекла горячая струя крови.

И тут раздался выстрел.

Глава 6

От неожиданности все замерли. В свете фонарей сцена выглядела контрастной, как на чёрно-белой фотоплёнке.

Несколько крупных волков, изготовившихся к прыжку, тёмные стволы деревьев – тени от веток расчерчивают тропинку на неровные ромбы; а под фонарём, облитый глянцевым светом, словно плащом, застыл Алекс с поднятой рукой. В руке зажат револьвер, дулом вверх.

– А ну, ша. Малявки, – сказал он негромко. Но слова, казалось, всё равно разнеслись по всему парку – такая после выстрела наступила тишина. – Повеселились – и будет.

Волки развернули к нему окровавленные морды и смотрели внимательно, не отрываясь. Алекс убрал револьвер.

Один из волков, приподняв верхнюю губу, зарычал. Револьвер, как по волшебству, возник в руке шефа, но теперь он был направлен точно в лоб волку.

– Рыпнешься – и твои мозги подельники слижут с тропинки, – дружелюбно пообещал Алекс. Волк плюхнулся на задницу и застучал хвостом по земле. – Вот то-то же, – похвалил шеф. – Хороший пёсик.

В желтых глазах волка мелькнул огонь, но рычать он поостерёгся.

– Перекидывайтесь, – приказал шеф. – Нужно поговорить. И не вздумайте слинять, крикнул он вслед хвостам, исчезнувшим за кустами. – Иначе Совет узнает о вашей самодеятельности.

Пока шеф укрощал волков, я старался перевести дыхание. Сердце стучало глухо, как в печной трубе. В глазах прыгали белые искры. Я весь был залит кровью – раны от волчьих зубов были не глубокими, но болезненными. Самым неприятным оказалась разорванная щека. Кровь бежать перестала, но я чувствовал, что при желании смогу просунуть в дыру язык…

С плеча свисал довольно крупный лоскут кожи, икроножное сухожилие было перекушено, и здоровенный кусок задницы был выхвачен, словно каминными щипцами – вот это было по-настоящему унизительно.

Но со мной что-то происходило. Кожа горела, словно присыпанная раскалённым песком, было мне нестерпимо жарко, пульс стучал в животе, отдавался эхом в висках, давил на глазные яблоки… Дыхание сделалось быстрым, словно я только что пробежал стометровку.

И самое главное: пощупав в очередной раз дыру в щеке, я понял, что она стала меньше. Я скосил глаза на плечо. Не скажу, что рана затягивалась на глазах, но подсыхала она весьма заметно. На ногу я уже мог наступать.

Болело всё, как чёрт знает что. Хоть вой. Так плохо я чувствовал себя только тогда, когда у меня из брюха доставали осколки мины…

Зажмурившись, сжав зубы и кулаки, я закусил губу, а волна боли и жара нарастала, делалась плотнее, густела, накрывала с головой… И когда показалось, что сил моих больше нет терпеть – пошла на убыль.

От облегчения я чуть не заплакал – остановило то, что из-за кустов неуверенно, по-одному , начали выходить подростки.

Одетые в спортивные костюмы, в модные белые кроссовки, увешанные множеством цепей, цепочек и прочих фенечек, больше всего походили они на гопников, из какого-нибудь Чертаново.

Кое-кто из них лишь предвкушал избавление от прыщей…

– Ну, гаврики, колитесь: кто вас послал, – весело предложил Алекс.

– Никто, – перекинувшись, пацаны осмелели. – Это мы так играем.

Говорил вожак. Был он рыж, конопат и довольно широк в плечах. На шее его болталась самая толстая золотая цепь.

– Ну что ж, – скучно пожал плечами шеф. – За удовольствия надо платить, – он по-очереди посмотрел в глаза всем волчатам. – Сейчас я вызову представителя Совета. Мы составим протокол – о причинении тяжких телесных… – шеф кивком указал на меня. – Вас привлекут за разбой, охоту на мирных граждан и раскрытие своей сущности непосвященным. В курсе, что за это бывает?