Осколки реальностей. Среди теней

Я с трудом соскреб свою тушку с доски. Уставшее, голодное и измученное тело было против. Но увы. Нельзя лежать. Такая вольность не прощается. По крайней мере, не здесь.

– 358417, механик. – голос едва хрипит, но промолчать тоже нельзя.

– Сады. – выдает локацию надзиратель, и двигается к следующей камере.

Мое назначение на сегодня – сады. От тоски и обреченности хочется выть. Нельзя. Ноги отказываются идти, подгибаются. Сознание мутится. И только одно заставляет меня двигаться. Нельзя. Нельзя позволить себе сдаться. Не сейчас. Очень хочется, но нельзя. Нельзя!

И я иду.

***

Летнее небо красиво как никогда. Воспоминания не приходят больше в ночных кошмарах. Осталась только грусть. И, может быть, немножко злости. На себя. На тюремщиков. Стоп. Их больше нет. Есть лишь я. Я и мои друзья. Кто бы мог подумать!

Я вырос среди ледяных вершин. Там, где белоснежные пики упираются в небосвод. Там где сияющие огни касаются земли. Там где алого солнца можно коснуться рукой…

Матушка говаривала, что у нашего народа сама природа отпечаталась в крови. И правда. Волосы – цвета снега. И глаза – цвета огня. И призвание мое такое же. Лед и огонь. Я – механик. И это не просто какая-то профессия. Это то, что давало жить нашему народу многими веками в Ледяной пустоши. И именно жить, а не выживать. Мой народ был почитаем. Я – был элитой среди прочих. И, надо признать без ложной скромности – очень хорошим мастером.

А потом пришла война.

Глупый и гордый юнец посчитал, что он умнее всех. Решил что без него не выиграют. Юнец проиграл. И оказался в плену…

***

Сады. Не деревья. Не плантации. Ничего живого, кроме ходящий трупов-пленников. Нескончаемые ряды ручных насосов. Ледяная вода. Ледяная земля. Грязь под ногами и склизкое железо в руках.

Война оказалась гораздо страшнее, чем мы могли себе представить. Безжалостнее. Захватчики высасывали все соки. Из земли. Из людей. Они предпочитали забирать все, до чего могли дотянуться. И сейчас у земли выкачивались соки, минералы, воды, нефть – все, что могла дать наша планета. И все это забиралось руками нас – её сыновей.

О, они знали, как больно нам будет. А еще они знали, что мы не воспротивимся. Не сможем. И продолжим работать на их благо.

Работа была тяжелой. Ледяные поручни казались неподъемными. Ноги тонули в грязи и воде, уже не чувствуя холода. И мы казались такими же – бесчувственными. Мозг застывал в апатии. И хотелось лишь одного – закончить поскорее, прийти в свою камеру и упасть на деревянную доску, заменявшую нам кровать.

И забыться. До следующего утра. И так день за днем. В мерзлоте, апатии, и тихой ненависти к себе. В этом черно-красном плену.

***

– Опять завис здесь? – в поле зрения появляется рыжая морда Зара. Зеленый глаза этого недопирата весело прищуривается. – И не надоело тебе?

– Нет. – отвечаю односложно. Говорить не хочется.

– Зануда. – беззлобно отзывается друг, и валится на траву рядом.

И я вновь вспоминаю, как впервые увидел его. И о том, какую роль сыграл он в моей жизни. И о том, чем поплатился.

Все же, когда-то, Зариан смотрел на этот мир двумя глазами.

***

Моя форма была черной. Из грубой ткани. Тонкой.

Она не спасала ни от чего. Ни от холода, ни от кнутов, ни от льда в сердце. А на груди алел круг.

В первые дни я все никак не мог понять, почему именно круг, алый круг. А потом понял, это просто мишень – акурат напротив сердца. Потому что я механик. Мое призвание сыграло со мной злую шутку. Оказалось, что я опасен для них. Но чем? Этого так и не смог понять. Но красное на черном преследовало меня в кошмарах еще долго. А в одиночной камере защитить от них было некому.

И снова утро. И снова Сады. Что ж они меня так не любят то? Когда-нибудь я все же не договорюсь со своим организмом. Но тогда эту камеру заполнят кем-то другим. Поэтому мы и не уходили, не саботировали работу. До тех пор, пока есть мы, не будут захватывать других. Ведь им не нужны были земли, им была нужна рабочая сила. И мы работали. И продолжаем. Голова кружится. Нельзя. Нельзя!

Нельзя!!!

– Эй, друг, погоди-погоди, не умирай прямо здесь! – кто-то подхватил меня за руку, не дав завалиться тут же, у ручки насоса. – Потерпи еще чуть-чуть, пожалуйста.

Перед глазами мельтешили рыжие волосы. По голосу – парень. Чуть младше меня, даже. Если я правильно осознаю. Сложно думать. Но падать уже не хочется. Иначе будет плохо. Еще не знаю как, но знаю, что точно будет.

– Спасибо. – сиплю в ответ.

Я стараюсь обычно не разговаривать с остальными. И так тошно. Но тут в глаза бросается алый круг на черном полотне. Но ведь…

– Ты механик? – слова вырываются сами собой.

– Конечно, друг! – весело улыбается он. И это кажется мне таким абсурдным – улыбаться здесь, сейчас. – Как и ты. Только я из южных. А ты, посмотрю, снеговичок у нас, да? Волосы правда серые-бурые сейчас, но если отмыть, то я уверен – будут великолепно снежными. Меня, кстати, Зариан зовут. Можно просто Зар.

– Аисфайр. – и собственное имя кажется мне чужим.

– Ок, Аи, не боись, скоро все кончится! – уверенным шепотом говорит он мне.

А я смотрю на него, такого живого, веселого, в чем-то уверенного, и боюсь. боюсь, что этот мальчишка скоро сгорит. Как сгорели все мы. Ведь правда, поначалу злились, боролись, пытались. А потом просто сгорели. И осыпались грязно-серым пеплом. А этот рыжий зеленоглазый мальчишка так просто, как будто не боится, улыбается, болтает, о, очень много болтает, и живет. А здесь жить нельзя. Запрещено.

Но Зар улыбается. И только потом я понимаю, что ни он, ни я, не работаем. И к нам еще никто не подошел. И в то мгновение, как мой мозг осознает это, мир вокруг взрывается. И я тоже чувствую себя живым, потому что – не знаю сам даже как – нахожусь среди своей стихии. Я механик, я чувствую холодный металл и живой огонь. И пальцы оживают. Дар, призвание, оно ведь никуда не ушло! Вот оно! Тут! Надо только поверить!

И в какой-то момент все наполняется людьми. Зар смеется и тянет меня в один из Мехов, невесть как тут оказавшихся. Мех живет, все его шестеренки подогнаны плотно и взаимодействуют так красиво, что мне хочется плакать. Я соскучился. Это – мое. Оживлять механизм, наполнять холодный металл огнем, подружиться с ним, стать его частью.

И в порыве эйфории я не замечаю, как в нас летит кнут Надзирателя.

Стены уже пробиты, путь наружу свободен. Кто-то освободил нас. И это все, что я вижу. И только потом чувствую толчок в спину. Я успел залезть. Зар – нет. И кровь на его лице вводит меня в ступор. Но под руку попадаются перчатки управления. И я знаю одно – я смогу вытащить друга. Да, друга.

Отчего-то я уверен, спасти пленников без Зара не смогли бы. Потому он и улыбался. Он знал, что скоро все закончится.

***

– Аи, – тянет друг, которому надоело лежать просто так целых пять минут (как много!). – Скажи, – и его голос непривычно серьезен. – Ты уже несколько месяцев просто приходишь сюда и лежишь. Просто лежишь на траве и смотришь в небо. О чем ты думаешь?

– О многом. – я отвечаю не сразу. – А еще… прости меня, Зариан.

– За что? – он даже приподнимается, чтобы взглянуть мне в глаза, я знаю эту его привычку, но не хочу смотреть в ответ.

– За глаз. Ведь это из-за меня…

– Ну уж нет! – восклицает парень.

– Ты же спас меня! Да и других тоже. Мне потом рассказали, что ты в Мехе будто родился. Прямо одно существо! А глаз – да ладно! Мать договорилась тут с природными ребятками – скоро будет у меня хорошая замена. Вырастят. И тоже зеленый! – смеется он.