– Я не уверен, что нахожусь в безопасности, – нахмурившись, отвечал Иван Кузьмич.
– Слово лунного зайца – лучшая гарантия безопасности, – улыбнувшись ещё шире, сказала проводница. – Спокойно ложитесь спать. Первая остановка – Ваша. На рассвете будем в Свитбурге.
Кенгуру принесла чай в подстаканниках, большие стаканы – для меня, и очень маленькие, совсем игрушечные – для крота и Ивана Кузьмича. Усевшись за столик, мы с моими соседями по купе стали пить чай. Крот всё время промахивался мимо рта, обливал себя и сидящего рядом зайца и рассыпался в извинениях. Иван Кузьмич сверлил меня тяжёлым взглядом и за всё время чаепития не произнёс ни слова.
– Послушайте, уважаемый! – не выдержал я. – Перестаньте смотреть на меня как на врага! У меня нет ни малейшего желания съесть живую шоколадку, да ещё такого мизантропа, как Вы! Лучше расскажите мне свою историю! Я – писатель-сказочник, и, возможно, наша беседа принесёт взаимную пользу.
Взгляд Ивана Кузьмича смягчился. Он глубоко вздохнул и сбросил свой капюшон. Я ахнул от неожиданности. У шоколадного зайца были откушены оба уха, одно полностью, а второе – наполовину.
– Теперь Вы понимаете, почему я перестал доверять людям? – довольный произведённым эффектом, спросил он. Я смог лишь кивнуть. Ничего не видящий крот, как ни в чём не бывало, продолжал грызть вафельку и пить свой чай.
– Я всё расскажу, но только Вам, – сказал заяц. – Конфиденциально.
Допив чай, мы взобрались на свои верхние полки. За окном была чёрная пустота, в которой мерцали редкие звёзды. Казалось, Земля осталась где-то далеко, и наш поезд летит в космическом пространстве.
– Сладкий город Свитбург, – начал свой рассказ Иван Кузьмич, – лучший город на свете! Моё решение покинуть его и отправиться в большой мир оказалось весьма опрометчивым, и чуть было не стоило мне жизни! Я получил серьёзный урок, и впредь уж не буду таким легкомысленным! А всё – телевидение, его магическая сила! С тех пор как в Свитбурге установили телевизионный экран, все только и смотрели туда, разинув рты. Какие грандиозные шоу, какой блеск, какое веселье! Не то, что наша спокойная размеренная жизнь! Да, у многих закружились головы. Я тоже был ослеплён этим блеском. Надо Вам сказать, что мы в Свитбурге создали свой театр, и я являюсь автором мюзикла, имевшего большой успех. Как творческая личность, я хотел поближе познакомиться с вашей культурой, подучиться, так сказать, приёмам и методам… Но реальность оказалась совершенно не такой, как я себе представлял. Вместо тёплого приёма меня чуть было не съели заживо. О, этот страшный рот! И ведь этот нехороший человек даже не поинтересовался, есть у меня внутри вишенка или нет!
– Какая вишенка? – не понял я.
– Ну вот, Вы тоже не знаете! Как же так! Ведь это всем должно быть известно! У всех обитателей Свитбурга внутри находится чудесная вишня! Благодаря ей, собствен-но говоря, мы и живём. У всех – у пряничных человечков, у шоколадных зайцев, у марципановых поросят! Даже у колобков! Волшебные вишни выращивают в садах Фруктополиса и привозят на фабрику славного города Кухена, где и вкладывают в кондитерские фигуры. Да как же вы этого не знаете?!
– То есть, в каждом шоколадном зайце есть такая вишенка? – с ужасом спросил я, вспомнив нескольких съеденных лично мною двойников Ивана Кузьмича.
– Нет, конечно, не во всех, – успокоил меня мой собеседник. – Только в моих земляках.
– Но как же отличить живую фигуру от обычной шоколадки? – недоумевал я.
Безухий заяц посмотрел на меня с лёгким презрением.
– До чего же вы, люди, недогадливы! Как вы отличаете живое от неживого? Для начала надо убедиться, что кондитерское изделие не шевелится, не моргает глазами и не разговаривает. Ведь это проще простого!
– Но тот, который, извините, отъел Вам уши, должно быть, ничего не знал о вишенке и просто не заметил, что Вы шевелитесь, – предположил я.
Иван Кузьмич слегка призадумался.
– Пожалуй, вы правы, – вздохнул он. – Когда этот человек грубо схватил меня и порвал мой концертный костюм из фольги, я, честно говоря, впал в ступор от страха. Все члены мои онемели, как будто я подвергся заморозке. Я смог пересилить себя и предпринял попытку вырваться, но только после того, как лишился ушей. Человек испугался и швырнул меня под стол.
– Ну, вот видите! Если бы Вы раньше дёрнулись, то и уши были бы целы, и костюмчик.
Шоколадный заяц снова вздохнул.
– Теперь уж ничего не изменишь. Как говорится, знал бы заранее – подстелил бы сладкой соломки! Но теперь всё позади, утром я буду дома, там меня подлечат, отольют в формочку новые уши. Хорошо, что сейчас полнолуние, и я успел попасть на поезд.
– Как же Вам удалось выбраться? – спросил я.
– Достаточно просто, – объяснил Иван Кузьмич. – Я долго лежал под столом. Потом пришла уборщица, вымела меня веником и вместе с другим мусором бросила в корзину. Потом корзину вынесли на помойку и вывалили её содержимое в мусорный контейнер. Мне удалось выбраться наверх из-под завала. Я сидел на краю контейнера и горько плакал. Была ночь, ярко светила луна. Вдруг мне послышалось, что меня кто-то зовёт. Я поднял глаза и увидел лунного зайца. «Эй, братишка, поезд отходит через полчаса!» – сообщил он, направив на меня луч лунного света. Мне было всё равно, куда ехать. Уличные коты проводили меня до вокзала в парке Митрофанова, и там я с радостью узнал, что могу вернуться домой.
–– Да уж, натерпелись Вы лиха! – посочувствовал я. Ничего себе история! Надо будет записать всё, пока не забыл. Иван Кузьмич начал рассказывать мне ещё про сладкий город и его жителей, про Лимонадную реку и Карамельные сады, про пряничные домики и стада марципановых барашков, про кондитерскую школу и фонтан на Театральной площади, про стадион с зелёным мармеладным полем…
Поезд мерно покачивало, и я заснул, не дослушав моего попутчика до конца.
Когда я проснулся, полка моего соседа была уже пуста. За окном сиял розовый рассвет, снаружи доносились петушиные крики. Я выглянул в окно. Поезд стоял у миниатюрного вокзала с надписью «Свитбург». Приглядевшись, я понял, что здание вокзала сделано из халвы, а название станции написано шоколадом по белой глазури. За вокзалом текла река с золотистой пузырящейся жидкостью, наверное, лимонадом, через реку были переброшены великолепные мосты из печенья и сладкой соломки. За рекой сверкали карамельными крышами пряничные домики. Над крышами вертелись на палочках и отчаянно кукарекали разноцветные леденцовые петушки. Гора, у подножия которой был расположен город, искрилась в утренних лучах сахарной вершиной. По зелёному мармеладному склону, как клочки сахарной ваты, разгуливали маленькие барашки.
– Какая сказочная картина! – восторженно воскликнул я. – Какой чудесный городок!
– Ах! – пискнул с нижней полки крот. – Как жаль, что я не могу лицезреть эту красоту!
Поезд тронулся, оставляя позади сказочный сладкий город.
Я спустился вниз. Жужу спала, тяжело дыша и поскуливая. Нос у неё был горячий.
– Скоро ли собачья остановка? – спросил я у проводницы, выйдя в коридор.
– Сначала Медвежья Падь, потом Грязи, дальше Радужная Долина, и за ней – Страна Гончих Псов. К полудню доберёмся.
– Нет ли в поезде ветеринара? Моей подруге, похоже, совсем плохо.
– Сейчас объявлю по громкой связи, – забеспокоилась кенгуру. – И сообщу на станцию, чтобы прислали карету скорой помощи.
Вскоре из соседнего вагона подошёл доктор – важный длинноногий аист с надетым на клюв старомодным пенсне. Пощупав пульс Жужу, он озабоченно покачал маленькой головкой.
– Требуется срочная госпитализация, – заявил он. – Весьма неразумно было отправляться в путь в таком состоянии. Вот, дайте ей пока аспирину.
Жужу послушно проглотила таблетку и снова впала в забытьё.
– Ничего, – сказал аист. – Организм молодой, крепкий. Выдержит. Только постарайтесь не шуметь, пожалуйста.
Я пересел на полку к кроту, благо места было достаточно. Проводница принесла чай, и мы стали завтракать. Я ел припасённый бутерброд с копчёной колбасой и сыром, а крот достал ланч-бокс размером со спичечный коробок. Едва он открыл этот коробок, как оттуда полезли во все стороны жирные червяки и личинки. Я отшатнулся от столика и чуть было не подавился своей булочкой.
– Предупреждать надо! – задыхаясь от отвращения, прошептал я.
– Простите! Извините! Я сейчас всё приберу! – виновато пропищал крот. Ноздри его раздулись, волоски на бархатном носу хищно зашевелились. С невероятной для слепого существа ловкостью он начал хватать расползающихся по столу червяков и отправлять их себе в рот. Воздух в купе наполнился чавканьем и хрустом.
– Вы бы поаккуратнее как-нибудь! – сделал я ему замечание, не скрывая своей брезгливости.
– Прошу прощения! Тысяча извинений! Не могу! Вкусно очень! – пищал крот отвратительным дискантом.
Мне страстно захотелось пришлёпнуть маленького обжору ладонью и одним махом прекратить это безобразие, но я сдержался. У всех свои недостатки, надо быть терпимее к окружающим.
Я вышел из купе в коридор и встал у окна, разглядывая мелькающие за окном пейзажи. Некоторое время после Свитбурга за окном был сплошной туман, в котором ничего не было видно, теперь же поезд мчался по лесу. Лес был дремучий, ёлки и сосны стояли вдоль дороги стеной, сплетаясь ветвями, как будто обнявшись, словно не хотели никого пускать в свои владения. Солнечные лучи почти не проникали сквозь эту стену, казалось, что снова наступили сумерки.
– Медвежья Падь! – сообщила проводница. – Готовьтесь на выход!
Медведь с аккордеоном неловко вывалился из купе.
– Спасибо, лапочка, за привет – за ласку, за чай – за сахарок! – обратился он к проводнице. – Прости, если что не так!
– Всё нормально, дядя Гималай! – отвечала кенгуру. – Удачных Вам гастролей!