Миньон, просто миньон…

Мы приземлились на ту самую террасу, с которой я так великолепно и бесславно пыталась бежать. На мраморе ее даже оставались следы моей крови.

– Ну наконец!

Яркая фиолетовая вспышка, запах грозы, дымный вихрь. Появившаяся из этого вихря безумная королева была в красном.

Не лучший выбор цвета. Волосы безумной королевы, короткие, почти как у мужчины, и, видимо, чтоб скрыть недостаток длины и пышности, забранные в золотую, украшенную рубинами сетку, были рыжими. А рыжим, как известно, красный не к лицу.

Когда-то Моник была блондинкой, с фиалковыми ясными глазами, пикантными ямочками на щеках, пухлыми губками и прочими прелестностями. Теперь она Ригель – претендентка на ардерский трон, убийца, заговорщица и моя похитительница. Пухлость ее и ямочки никуда не делись, но в сочетании с волосами смотрелись несколько нелепо. Да и глаза казались слишком светлыми и безжизненными.

– Госпожа! – Караколь опустился на колено.

Я опустила лишь взгляд – на свои ноги в черных шелковых чулках, на бедра, на которых топорщились атласные штанины. Мы с Ригель при желании могли бы изобразить парочку. Мой мужской костюм – того же оттенка, что и ее туалет. Только желания у меня нет никакого.

– Бастиан Цветочек Шерези, – ласково протянула Ригель, приближаясь. – Мой любимый миньон. Отчего же ты не приветствуешь свою королеву?

«Ее величество здесь?» – следовало спросить мне и оглянуться с комическим испугом. А еще неплохо было бы посмотреть на Ригель без страха. Но это мне не удалось. Я боялась, боялась ее до обморока, до слез, которые с трудом сдерживала.

Ригель подошла, опустила руку на голову Караколя:

– Какая досада, что мой миньон перестал быть красавчиком. Уродец Шерези. Где ты нашел это существо, милый?

Пальцы сжались, потянув фахана за волосы, поднимая его опущенное лицо.

– Как далеко ей удалось бежать?

– Я забрал ее у цвергов, на авалонских предгорьях, моя госпожа. Это гораздо ниже по течению реки.

– Нам следует поблагодарить достойных карликов за то, что сохранили мое имущество. – Ригель оставила в покое фаханову шевелюру, щелкнула пальцами и отсалютовала мне появившимся в ее руке бокалом: – Тебе тоже следует быть благодарным, уродец.

Я с тоской посмотрела вниз на реку.

– О чем она думает? – резко спросила Ригель.

– О том, что неплохо бы броситься с балюстрады, – ответил Караколь.

– Она знает о том, что без меча ей не выбраться обратно в человеческий мир?

Меня настигло озарение. Волосы Ригель – короткие, нисколько не отросшие за прошедшие два года. Значит, все это время она находилась здесь, на (или «в»?) Авалоне. И замок Вальденса Блюр находился здесь же? С ней? С нами? Она – в нем, в замке, замок – в Авалоне. И меч… Меч мне вспомнился только один – клинок Арктура, которым так лихо орудовал Караколь в подземельях дворца. А еще фиолетовые вихри, и этот бокал, появившийся в руке Ригель будто по волшебству. Будто? Именно что по волшебству.

Что еще она теперь умеет? Может заставить меня делать что-то против моей воли? Напустить на Ардеру моровое поветрие? Нарисовать на всех подданных Авроры красные звезды?

– Теперь знает, – Караколь со вздохом прервал мои размышления. – Что прикажете с ней делать, моя госпожа?

Ригель хихикнула, подошла к перилам балюстрады и, перегнувшись через них, швырнула в пропасть опустевший бокал.

– Что делать? Что делать?! Ума не приложу, что нам делать с этим бесполым уродцем! Недомальчик-недодевочка, и в обеих ипостасях – чудовище!

Я смотрела на Ригель, почти не осознавая, о чем она говорит.

Если бы ее колдовство распространялось на человеческий мир, не сидела бы она здесь с этой нелепой прической… Значит…

Тут я дернулась от щекотки – моего колена коснулся кончик фаханова крыла.

Черного, как и мои чулки. Черное сочетается с черным, даже если ткани не совпадают текстурно. К примеру, сукно неплохо смотрится с атласными вставками того же оттенка. А еще можно поиграть со светом, если по черному атласу вышить черным же шелком…

Крыло расслабленно опустилось на пол.

Черное на белом… Хорошее сочетание.

Уже потом, выгребая из остывшего камина золу и полируя решетку, я позволила себе думать о чем-то, кроме цветов и тканей.

А сейчас мысли мои следовали за глазами: я осудила рыжих дам, выбирающих алые туалеты, порадовалась тому, что мой костюм мне скорее всего к лицу, ибо я брюнетка либо брюнет, в зависимости от ипостаси.

Коленопреклоненный Караколь фыркнул, сдерживая смешок.

– Почему она ничего не говорит, милый? – визгливо спросила Ригель. – Раньше Цветочек Шерези болтал без умолку.

– Я лишил ее голоса, моя госпожа, – ответил фахан.

– Бедный немой урод! – Безумная королева подошла ко мне, потянулась к волосам.

Я отступила, пытаясь что-то сказать и со страхом осознавая невозможность произнести хотя бы слово.

Он действительно лишил меня голоса? Ну да, ведь раб не может лгать госпоже. Он говорит ей только правду, ничего, кроме правды.

– Она знала? – Ригель обернулась к Караколю.

– Нет, и теперь в ужасе.

– А о чем она думала до этого?

– О том, что ей к лицу красный, в отличие от вас, моя госпожа…

Фахан отвечал неохотно, будто с усилием.

– Мерзавка!

Голова дернулась от пощечины, уклониться я не успела. Потом Ригель щелкнула пальцами, воздух вокруг меня сгустился туманом, рой фиолетовых искорок опустился на плечи, и, как будто от настоящих искр, ткань кафтана стала тлеть, меняя цвет. Когда туман развеялся, костюм мой превратился в холщовое рубище – широкие штаны и рубаху длиной до колен. При этом цвергов футляр остался при мне, под одеждой, так что пришлось придерживать его локтем, чтоб не вывалился на пол.

– Отправь ее к слугам, милый, – велела Ригель, с удовольствием осмотрев меня всю – от кончиков пальцев босых теперь ног до макушки. – На кухню, для самой черной работы. И если она снова попытается бежать – убей. Хотя куда она теперь убежит? Немая жалкая уродина…

– Как прикажет моя госпожа.

Караколь стал медленно подниматься с колен.

– Пояс! – вдруг взвизгнула Ригель. – Пусть отдаст мне пояс! Нужда в маскараде отпала, страшный миньон не нужен никому, мне-то уж точно! Ну же, милый, забери пояс. Я не могу прикоснуться руками к этому грязному ничтожному существу.

А пощечину она мне что, ногой отвесила? Руками она не может! Не дамся! Ни ей, ни этому фахану мокрому. Мало того что у меня отняли голос, теперь хотят лишить ценного артефакта? У меня, между прочим, бубенчики к нему есть в комплекте! Не позволю себя мужского естества лишить!