Проклятие – миньон!

Оливер приложился к бутыли, мне было видно, как дергается его кадык, когда в великаново горло полилась огненная влага.

– Мармадюк сообщил нам, что королева сделала свой выбор и что мы можем не ждать тебя в ближайшую неделю.

– Он меня отравил, – я икнула, – Мармадюк. Каким-то тиририйским каштаном, а ее величество – вылечила.

– Надеюсь, лекарство было приятным? – Доремарец сидел на кровати и перебирал струны мандолины, поэтому вопрос получился напевным.

– Обычным, – пожала я плечами.

– Зачем? – Оливер оттолкнул мою голову с коленей, заставляя подняться. – Зачем лорд-шут тебя травил?

– Проверял мою стойкость, смею предположить. По крайней мере, именно так он оправдывался перед королевой. А может, действительно хотел уморить, но потом испугался.

– Мармадюк? – Виклунд хихикнул, как деревенская девчонка, которой сообщили о размере мужского достоинства ее кавалера более опытные товарки. – Да ему два десятка Цветочков немножко прибить – разминка перед завтраком! Испугался!

– Значит, это действительно была проверка, и я ее прошел. – Я села прямо, поджав под себя ноги, и потянулась к бутылке. – Дай глотнуть.

– Тебе хватит! – не дал мне выпивки Виклунд. – Тиририйский желудь, желудь, Цветочек, а не каштан – штука, конечно, не особо мощная, но желудок тебе придется беречь еще месяца два.

– Ты знаешь этот яд?

– Конечно. Его ценят не за быстроту действия, а за вкус и еще за то, что он становится смертелен только при нагревании.

Я вспомнила, как Мармадюк доставал его из жаровни, и меня передернуло.

– А что именно лорд-шут хотел узнать? – неожиданно спросил Станислас.

Вот так всегда. Только я представлю окружающих добродушными простаками, они показывают мне фахановы рожки, намекая, что за каждой маской болвана прячется хитрый тип. Но, знаете ли, за личиной Цветочка Шерези скрывается тоже отнюдь не полевая фиалка.

– То, как мне удалось победить де Краона.

Я выдержала паузу и обвела присутствующих тяжелым взглядом.

– В ночь пожара мне в руки попал старинный артефакт, стрела, изготовленная самим чародеем Этельбором, носящая название «последний довод».

– Ты имеешь в виду последнего канцлера?

– Именно! Последний канцлер и последний довод! Неужели канцлер не может быть чародеем, а чародей – канцлером?

– Не отвлекайся, – велел Виклунд, – эту твою горяченную манеру уводить разговор в бессмысленные споры мы уже прекрасно изучили.

– Последний довод активируется кровью. То есть я тогда об этом не знал, я думал, что артефакт поможет Станисласу пройти испытание в стрельбе. Ведь представьте себе, эта волшебная стрела попадает точнехонько туда, куда пожелает выпустивший ее из лука.

– Мне очень хочется рассмотреть это чудо поближе!

– У тебя не было лука, – напомнил мне Оливер, – когда ты повстречал де Краона. Кстати, где это было?

– На том же самом месте, где и в первый раз. – Мне показалось, что из-за приоткрытой двери потянуло сквозняком, но я продолжала быстро рассказывать: – Я шел в казарму, стрела была при мне, когда мне на голову набросили мешок, я упал и стрела оцарапала мне руку. Лорд Мармадюк считает, что именно капля моей крови оживила артефакт.

– Де Краон хотел тебя убить или просто испугать?

– Теперь я об этом не узнаю, но мне показалось, что… – Я быстро вздохнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони, слез не было, ардерские мужчины не плачут. – Дальше стрела все сделала сама. Я нашел ее неподалеку, когда выпутался из мешка. Она была в крови, не моей, и также кровь была повсюду, видимо, де Краон … пошел туда, где и умер.

– У окна казармы, его нашли у кухонного окна, он, скорее всего, пытался открыть ставню, и, допускаю, именно эта щель позволила выжить всем нашим пострадавшим.

Я опять вздохнула.

– Ты претерпел такие муки, – пропел Станислас.

Ах, кто бы спорил, мне не хотелось. Оливер молчал, я посмотрела, разделяет ли он восхищение мною, настрадавшимся, но встретила пустой взгляд, великан прислушивался.

– Это вы, лорд ван Харт? – спросил он довольно громко.

– Я в спальне, лорд Виклунд, – донеслось издалека, – паж ван Сол передал для нас повеление от лорда Мармадюка предстать через час перед королевским советом.

– Кого именно «нас»?

– Одну минуту, лорд. – Голос приближался, сопровождаемый уверенными шагами. На пороге появился Гэбриел. – Перекрикиваться через переднюю несколько утомительно.

Он протянул Оливеру свернутый пергамент:

– Извольте сами прочесть.

Я смотрела на пергамент, на Виклунда, на таз, на решетку окна, на что угодно, только чтоб не встретиться взглядом с серыми глазами.

Оливер прочел:

– Твоя вылазка в казармы откладывается, Цветочек. Пред королевским советом должны предстать все четверо. Предлагаю посетить их после отбоя.

Фахан! На ночь у меня другие планы. И, к слову, никак не связанные с соседней комнатой, где будет ночевать сероглазый Гэбриел. Так чего я заранее испугалась? Если сегодня я справлюсь с черным полнолунием, буду пугаться завтра. Потому что, если не справлюсь, бояться мне придется совсем других вещей. Испытанное облегчение, видимо, отразилось на моем лице.

– Ты опять хочешь спорить, граф? – строго спросил Оливер.

– Если позволите, – протянул ван Харт, избавляя меня от необходимости отвечать Виклунду, – я предостерегу вас от посещения миньонских казарм.

– Цветочек не боится стражи, – улыбнулся Станислас, перегнувшись и тронув пальцами мой адамант.

– Дело не в страже, а в яде, господа. Смертная бледь впиталась во все, чего коснулась. Вас не удивило, что всю вашу одежду у вас изъяли, ведь даже мандолина, лорд Доре, у вас теперь новая?

Я посмотрела на инструмент Станисласа: разницы не заметно, но для меня все мандолины были, так сказать, на одно лицо.

– Там настолько опасно находиться?

– Да, господа. Поверьте, я первым побежал бы в купальню, где остались многие ценные для меня вещи, но не делаю этого.

Точно! Кроме всяких алхимических эликсиров, помнится, ван Харт (тогда еще ван Хорн) хранил в купальне массивный сундучок с монетами, и там было побольше, чем осталось в моем матрасе. Ах, какая жалость! Интересно, а за какое время золото очистится? Смогу ли я когда-нибудь получить свои деньги обратно?

О чем ты думаешь, Басти? Никакое золото мира не поможет тебе, если ты не сможешь уединиться сегодня ночью. Купальня не подходит, все, проехали и забыли.