Кисейная барышня

– Непосредственно связанная с князем Кошкиным? – спросила Геля, черкнув на бумаге имя.

– Будешь перебивать, выгоню, – пообещало начальство.

Нисколько не испугавшись угроз, девушка нарисовала стрелку, отходящую от похожей на вензель «К» и кивнула шефу.

Тот сверкнул на нее синими глазищами, но продолжил:

– Княгиня Кошкина подготовила для своего внука выгодный династический брак с принцессой одной сопредельной державы. И, предвосхищая перечисление географических названий, Попович, какой именно из держав, для нас не важно. Важно другое, князь Анатоль, будучи не так давно увлечен некоей дамой, передал ей документы, этому браку могущие воспрепятствовать. Наша задача вернуть бумаги до того, как эта женщина придаст их огласке.

– Что за дама?

– Что за документ?

Геля и Эльдар спросили одновременно, и оба раздраженно поморщились.

– Дама – международная авантюристка, известная в столице под псевдонимом Лилит, исполнительницы экзотических танцев.

Геля хмыкнула, подумав про князя, что так по-глупому вляпаться может только человек недалекий.

– Настоящее имя Гертруда Зигг, – Крестовский хмыканье проигнорировал, – фризка, покинула Мокошь-град в конце вересня, о чем свидетельствует запись учетного ведомства. А документ…

Семен Аристархович обвел подчиненных тяжелым взглядом:

– Аффирмация!

– Какой дурак! – Мамаев, всплеснув руками. – Танцовщицу срочно искать надо.

– Это что-то чародейское? – пискнула Попович, закончившая пририсовывать к своей стрелке слово «Лилит». – Заклинание?

– Можно и так сказать, а можно иначе – фраза-ключ, позволяющая проникнуть в сознание другого человека. Конкретного человека.

– Что ж, у всех эти аффирмации есть или только у чародеев? Князь тоже не из простых?

– В чародейских списках Кошкин не значится, – пояснил Зорин.

– Он не чародей, – кивнул Семен. – И аффирмация, Попович, отнюдь не признак одаренности волшебной силой. Скорее древняя традиция. Берендий Четвертый ввел императорским указом обязательное аффирмирование всех аристократических родов, во избежание бунтов и измен.

– В принципе, – пояснил Геле Зорин, – ключики-заклинания к любому человеку подобрать можно. Только процесс уж больно трудоемкий, да и опасный для этого «любого». Не используем мы аффирмацию, знаем о ней, но не более того.

– А как действует? – Геля повернулась к Ивану Ивановичу, проигнорировав начальство. – Я имею в виду, достаточно ли нашей экзотической Гертруде эти слова запомнить и на рассвете в небо прокричать?

– Только чтение с листа. Начертание линий так же важно, как и звук.

Евангелина Романовна задумчиво стала что-то записывать на своем листочке.

– А расстояние важно?

Семен Аристархович блеснул глазами:

– Умница! Чем ближе, тем лучше. А это значит, что искать девицу нам не нужно, а нужно подождать, пока она к князю подбираться начнет.

– Так я бы на ее месте не спешила. Годков с десяток подождала бы, пока история пылью покроется и забудется, а там и попыталась бы использовать для барышей.

– А вот тут ошибка вышла. Свой рассказ я начал с династического брака. Есть силы разные, желающие ему помешать. И удар будет нанесен в самое ближайшее время. По крайней мере, старая княгиня в этом абсолютно уверена.

– А арестовать князя Анатоля для его же безопасности никак не возможно?

Семен с улыбкой покачал головой.

– Жаль, – решила Геля. – Тогда придется князя по очереди караулить. А это сложно.

– По очереди не получится. – Семен раскрыл ладонь, сжал на мгновение кулак, а когда разжал пальцы, в руке оказались три обыкновенные соломинки, одна из которых была явно короче. – Тянем жребий, господа сыскари, кто из вас отправится сегодня нести службу вдали от дома.

Соломинки вновь скрылись в ладони, наружу торчали лишь кончики их, причем одинаковой длинны.

– Насколько вдали? – деловито осведомилась Евангелина Романовна.

Эльдар Давидович уже успел потянуть соломинку, но так как без сравнения о длине ее судить не мог, поторопил коллег.

– Руян, – выделяя вторую гласную, сказал Зорин и тоже потянул жребий. – Наимоднейший среди столичной аристократии курорт. У меня явно короткая.

Крестовский протянул Геле оставшуюся соломинку и кивнул Ивану:

– Что ж, поздравляю, ваше высокородие. Отправишься на рассвете, поездом до побережья, там пересядешь на пароход. Попович, прекратите таращиться, Руян – это остров в Хладном море, до него невозможно добраться по суше.

Евангелина Романовна состроила гримаску, долженствующую скрыть невероятное облегчение от того, что ехать придется не ей.

На море-окиане, да на острове Руяне… Нет уж, господа, лучше в сыром Мокошь-граде службу нести, с любимым начальником.

Уже поздним вечером, когда надворный советник Попович покинула стены приказа и затем следом за ней, переждав приличные четверть часа, из присутствия ушел Крестовский, Эльдар обратился к Зорину:

– Ох не нравится мне эта история.

– Особенно тот ее аспект, что перекинул нам свои заботы господин Брют, начальник тайной канцелярии.

– Тебе побыстрее обернуться надобно, – решил Мамаев. – И с победой. Юлий Францевич явно под нас копает.

– Все сделаю, – спокойно пообещал Зорин. – Большое дело – авантюристку раскрыть да бумагу стребовать.

Иван Иванович тогда еще не знал, что скоро повстречает на своем жизненном пути барышню, которая превратит его дело в действительно большое.

«…Есть много привычек, которые вредят красоте. Не надо горбиться, много есть, читать в тусклом свете, щурясь от оного…»

Я подняла голову и откусила пирожок. Свет в спальне был тускл, а пирожки здешняя кухарка пекла преотменные. Бороться с вредными привычками буду завтра, вот именно что на рассвете и начну. Что там еще?

Истрепанные страницы переворачивались с неохотой, будто без уверенности, что прочла я их со вниманием. Ванны красоты, притирки и примочки…

«…Дородность, столь приветствующаяся в дамах прошлого, нынче является главным врагом красоты. Женщина должна быть тонкой».