– Сколько?! – На мгновение я позволила себе отвлечься от страданий.
– Тебя принесли нам позавчера.
– Два дня? На поругание и этого хватит!
Я взмахнула своим оружием. Собеседники не испугались, они попросту не обращали на меня внимания, быстро переговариваясь:
– Фахан говорил что-то про пояс?
– Не помню, Чих, он говорил с Папашей.
– Значит, если пояс есть, он у Папаши. Что эта скорбная умом лепечет про надругательство? Ты хоть что-то понял?
– Она, как большинство человеческих дев, считает, что ее невинность представляет огромную ценность для всех мужчин, которых эта дева повстречает на своем жизненном пути.
– А невинность…
– Это как-то связано с их репродуктивностью. Не напрямую, но…
– Скука.
– Согласен.
– Пояс? Она сможет его надеть?
– Если сострижет свои космы, она сможет надеть на себя все, что угодно.
– Слышишь, скорбный ум? – обратился ко мне Чих, он был чуть выше Простака и гораздо писклявее. – Я пока схожу за твоим поясом, а ты воспользуйся ножницами, раз уж все равно они у тебя в руках.
Я бы его послушалась, я даже приподняла ту руку, на которую была намотана моя шевелюра, но что-то меня остановило. Может, аналогия с малихабарским жертвенным барашком. А скорее жизненный опыт.
– Ты хочешь обменять мои волосы на пояс? – спросила я.
– Ну да, – Чих с готовностью кивнул. – Ты нам – свои космы, мы тебе – побрякушку. Согласна?
Хитрые глаза коротышки вишнево блестели. Святые бубенчики! Это как дважды два. Если сложить любовь к человеческим волосам с красными глазами мы получим фею.
– Ни за что на свете, малыш, – ласково протянула я. – Ты просто вернешь мне мой артефакт, потому что ни одна фея не может присвоить чужую вещь без разрешения.
Чих замер, сраженный моими умозаключениями.
– Может, в человеческом мире теперь видоизменились понятия пола? – спросил Простак. – Ну сам посуди, девушка называет себя графом, тебя – феей, в женском, заметь, роде. Или эти понятия перепутались только в ее голове? Папаша ведь ее осматривал? Может, там поражение каких-то подчерепных тканей?
– Болван! – громко решила я. – Не пытайся меня запутать. Воришки! Вы пытались меня остричь, значит, человеческие волосы для вас представляют ценность. Правильно?
– Ну и дальше что?
– Значит, вы феи!
– Странный вывод.
Я поняла, что умозаключения завели меня в тупик.
– Тогда кто?
– Давай так… – Простак кивнул подельнику: – Чих пороется в Папашиных вещах и найдет твой пояс, а мы с тобой спокойно договоримся, что именно ты вкладываешь в понятие «фея».
– Сначала, – рука уже устала держать ножницы, и я их опустила к бедру, – ты… Ах, не так. Ты, Чих, все-таки разыщешь мой артефакт. А ты, Простак… Я же правильно запомнила, как вас зовут? Ты скажешь мне, кто вы такие, без уточнения понятий.
Чих кивнул и удалился по тропинке в сторону покосившегося деревянного сарая.
– Итак? – Я прислонилась спиной к бортику ящика. – Кто вы?
– Братья. Мы с Чихом – братья.
– Вы люди?
– Если людьми называются жители твоего мира, то нет.
– То есть, – я сделала широкий жест, – это всё – не мой мир?
Собеседник кивнул.
– Мы в чертогах Спящего? – тут мой голос дрогнул от ужаса.
Простак хихикнул:
– Нет, граф, что ты. До чертогов отсюда довольно далеко. Но направление ты определила правильно. Вы называете это место – «Авалон».
– Авалон – это гора.
– Правильно. И именно она является тем стержнем, но который нанизано множество обитаемых миров.
– То есть ты хочешь сказать…
– Нашел! – Чих бежал по тропинке, размахивая серебряным поясом. – Под табуретом валялся.
Как вести себя дальше, я не представляла. Отложить ножницы, чтоб взять пояс? Тогда я стану беззащитной. Отпустить волосы, чтоб взять артефакт свободной рукой? Эта фаханова копна скует движения. И что делать сначала? Дослушать лекцию Простака или убеждаться в своей невинности?
– Будешь мерять? – спросил Чих.
– Непременно.
Хорошо, пусть они не феи, но они хотят мои волосы. Значит, мне есть чем торговать.
– Отведите меня в свое жилище, – велела я. – Обещайте, что не попытаетесь причинить мне вред, а также заколдовать или воздействовать на мои органы чувств с целью обмана.
– Мы не врем, граф.