Проклятие – миньон!

– Предпочел смерть бесчестию.

Они помолчали, затем Аврора спросила:

– У тебя остались еще желуди?

– Да.

– Их нужно растолочь и добавить в тигель, это ускорит процесс. Отрава уже в крови, лучше будет выводить ее через поры.

– Шерези выживет?

– Непременно. И ему очень пойдет адамантовая звезда миньона, которую ты вручишь ему вместе с извинениями.

На этой сладостной ноте я уснула.

В покоях ее величества я провела четыре дня, не выходя наружу и не общаясь ни с кем, кроме королевы и семи прекрасных фрейлин. Разоблачаться при посторонних мне не пришлось. Первую ванну я приняла прямо в одежде, а затем, когда слабость немного отступила, получила на смену огромный длиннополый шелковый халат, в который и заворачивалась, когда наступало время трапезы. Я много спала под шелковым королевским балдахином и очень мало говорила, послушно принимая какие-то горькие настойки и без сил откидываясь на подушках после любого движения. Ее величество время от времени трогала мой лоб, а один раз даже поцеловала его, склонившись над постелью. Где проводила ночи сама Аврора, я не знала, ее спальня была в моем полном распоряжении постоянно, как и смежная с нею гардеробная с глубокой ванной и клозет. Утром пятого дня я смогла встать с постели самостоятельно, а леди Сорента принесла мужскую одежду. Камзол был лиловым и расшитым жемчугом. Я переоделась в гардеробной. Коко-де-мер занял свое законное место, но доставил мне некоторое неудобство. От горячей воды он покорежился и даже треснул, в чем я убедилась после извлечения его и тщательного осмотра.

Я подняла глаза к зеркалу – огромной полированной медной пластине, закрепленной на глухой стене комнаты. Я был бледен и задумчив, лиловый цвет шел мне невероятно. Бастиан Мартере граф Шерези – красавец и миньон ее величества королевы Авроры. Говорила я в эти дни мало, зато слушала много и складывала обрывки услышанного в довольно занятные конструкции.

Все молодые люди, пострадавшие во время пожара в миньонской казарме, были живы, все, кроме одного. И именно он, ныне покойный Жан Батист де Краон, был повинен в этом преступлении. Мармадюк развил бурную поисковую и допросную деятельность и добился правды. Он нашел какого-то пажа, который что-то видел, затем другого, который что-то слышал, затем королевские медикусы сопоставили время смерти наследника Краонов со временем, когда я покидала покои лорда-шута, и осмотрели глубокую колотую рану в основании шеи, послужившую причиной смерти. Дело выглядело следующим образом: де Краон ненавидел меня всем сердцем, многие слуги слышали, как он грозился показать поганому выскочке Шерези, где его место, и пытался мне вредить в меру своего разумения. В ход шли грязные сплетни, о которых я даже не догадывалась, мелкие пакости, которых не замечала, и то самое первое нападение, во время которого мне пообещали выбить зубы. Кроме меня несчастный убийца ненавидел всех и вся, в его голове засела мысль, что только он достоин величия и привилегий, а все прочие – лишь помеха. Где де Краон раздобыл смертную бледь, фейский ядовитый порошок, запрещенный во всех пяти королевствах, выяснить не удалось, но именно этот яд был впоследствии обнаружен в камине миньонской казармы. Де Краон всыпал туда порошок, запер двери и окна и отправился отлавливать остальных соперников поодиночке. Спящих миньонов спасло лишь то, что ставни одного из окон оказались неплотно задвинуты. А меня спасла стрела. Об этом не говорили, но я-то знала, что без этой малышки дело закончилось бы очень быстро. Слухи заверяли, что отважный Шерези остановил убийцу, отважно сражаясь, и в этом бою пострадал. И именно эта графская отвага привлекла к нему сердце ее величества. Теперь королева Ардеры выхаживала всеобщего спасителя в личных покоях, а прочие пострадавшие отлеживались в госпитале под присмотром братьев-медикусов. Когда он придут в себя и придут ли вообще, не знал никто. Смертная бледь недаром находилась под запретом, противоядия против нее человечеству известно не было. Медикусы бились над его рецептом, хабилисы шерстили старинные фолианты королевской библиотеки, но пока безрезультатно.

– К вам посетитель, граф, – из спальни возвестила леди Сорента.

Я взвесила на ладони покореженный коко-де-мер и еще раз взглянула в зеркало. Длинный, до середины колена камзол в любом случае скрывал бы графское мужское достоинство, так что в подчеркивании оного смысла не было.

В спальне ждал меня лорд-шут.

– Как ты себя чувствуешь, Цветочек?

Волосы Мармадюка за прошедшие дни отросли и теперь топорщились на голове, как хохолок птицы.

– Преданным? – ответила я задумчиво. – Подвергнутым поруганию от некогда любимого учителя и преданным.

– Любимого?

– У вас, мой лорд, некая избирательная глухота? Одно слово из десяти проникает в вашу голову через уши?

– Нет уж, погоди, Шерези, – шут хитро глянул на леди Соренту, топтавшуюся у кровати, и улыбнулся, – ты сказал, любимого учителя. Из чего я могу сделать вывод, что приглашен побороться за твою преданность с самой королевой.

– Я еще сказал – «некогда», и именно это слово в моей фразе было главным, мой лорд.

– Ну что ж, – он вздохнул сокрушенно, – что сделано, то сделано. Должен принести тебе извинения и…

Из-под полы кафтана появился футляр, я замерла, предвкушая, как получу свою звезду.

– … преподнести тебе, мой любимый все еще, а не некогда, ученик, этот небольшой извинительный подарок.

Крышка футляра отщелкнулась, внутри лежала стрела. Я разочарованно фыркнула.

– После того как ты активировал сей артефакт своей кровью, – не замечая моего разочарования, продолжал Мармадюк, – я не смогу использовать его, такие вещи привязываются однажды и навсегда, по праву первой крови, как пугливая девственница к первому, кто…

На этом месте цветистого пассажа леди Сорента покинула спальню, прижимая к щекам ладони.

Я проводила ее взглядом.

– И теперь вы дарите мне негодную вещицу?

– Во-первых, не негодную, а бесполезную именно для меня. Она защитит тебя, Цветочек, будет тебе послушна и всегда будет доводить начатое до конца. Ты пожелал поразить де Краона, и она совершила это, перебив ему артерию, даже не будучи выпущенной из лука. А во-вторых, неблагодарный щенок, я согласен забыть, что ты вероломно похитил принадлежащую мне вещь, что будет моим вторым подарком.

Ох! Про воровство я как-то позабыла! Хотя Мармадюк-то прекрасно теперь знает, кто и при каких обстоятельствах мне ее подарил, не может не знать. Но раз его шутейшеству угодно продолжать притворяться, я не буду ему в этом препятствовать.

– Благодарю, мой лорд, – я поклонилась, сложив руки перед грудью.

Коко-де-мер мешал сомкнуть пальцы как полагается, но я очень старался. Или старалась… Или… Святые бубенцы, кажется, даже в мыслях я начала называть себя в мужском роде! Я теряю женское естество? Может, во время болезни я пропустила ночь, которую должна была провести без волшебного пояса? Может, владычица Нобу, покровительница вод и тьмы, теперь накажет меня за это?

Я тщательно пересчитала дни, мысленно загибая пальцы. Да нет, все в порядке, время терпит. Правда, место, где я смогу разоблачиться и провести ночь пред черным ликом своей феи-покровительницы, еще предстоит отыскать. Купальня для этих целей не подойдет. По слухам, весь двор и пристройки, где размещалась миньонская казарма, теперь заперты. Отрава там въелась в стены и в почву, и пройдет немало лет, прежде чем находиться на этой территории будет безопасно для человека.

Но о месте я подумаю потом. Сейчас есть другие дела.

– Где моя звезда, мой лорд?

Мармадюк посмотрел на меня удивленно:

– Какая звезда, Цветочек? Мы, кажется, еще не в таких с тобой отношениях, чтоб дарить тебе звезды.

– Ах, – отринув мысль, что фраза королевы прислышалась мне в бреду, я грозно сдвинула брови, – извинения я получил, к ним полагается адамантовая звезда. Также мне хотелось бы узнать, где находятся мои друзья, с тем чтоб немедленно с ними увидеться, а также я требую от вас…

Паж Дэни ван Сол, проскользнувший в спальню бесшумно, как марево, и протянувший лорду-шуту некий свернутый в трубочку документ, видимо, избавил меня своим появлением от выслушивания глумливых замечаний. Мармадюк пробежал строчки глазами, шумно втянул воздух, будто ощутив его недостаток, и молча зашагал к выходу. Уже от двери он обернулся и кисло велел ван Солу:

– Отведи графа в его покои.

Одновременно он взмахнул рукой, я пригнулась, но не смогла избежать столкновения с крошечной коробочкой, обтянутой лиловым атласом. Коробочка стукнула меня по лбу и откатилась, мягко упав на ковер.

– Святые бубенчики! – ругнулась я.

– Извини, – точно таким же раздраженным тоном ответил лорд-шут.

Он отвернулся, а я, доведенная до белого каления, запустила в его спину коко-де-мером, ну просто потому, что до сих пор держала в руках и мужское достоинство, и футляр со стрелой, а стрелу мне было жалко.

Мармадюк, ловкая бестия, перехватил орех в полете и покинул нас, даже не обернувшись на пороге. Старый фахан! Мерзавец! Осел! Козел! Попугай! Чтоб ты подавился!

– Вы готовы следовать за мной, граф? – спросил меня ван Сол, поднимая с пола коробочку и протягивая мне.

– Открой! – велела я. Руки дрожали, грудь вздымалась, а в висках проколачивала себе путь наружу стайка трудолюбивых дятлов.

На белой атласной подложке лежала подвеска. Когда я мечтала об адамантовой королевской звезде, она представлялась мне покрупнее и более лиловой. Ну, согласитесь, странно мечтать о фитюльке размером с ноготь большого пальца? Дэни моего разочарования не разделял. Он с таким благоговением уставился в коробочку, будто зрил там лекарство от всех болезней с камнем бессмертия до кучи.

– Где это подразумеваться носить? – спросила я, нарушая величие момента. – В волосах? На груди?