Приди в мои сны

– Расскажи мне, Август.

Он вздохнул, придвинул табурет поближе к ее кровати.

– Аким Петрович?.. – Теперь уже она сжала его руку.

– Я обо всем позаботился, поговорил с батюшкой. – Август сглотнул. – Дуня, он отрубил себе руку…

– Не руку – браслет! Они напали неожиданно, у него не было времени снять его. Ты нашел… браслет?

– Нашел. – Муж встал с табурета, вышел из комнаты, чтобы вернуться с ее, Евдокии, платком. – Он здесь. Я не знал, как ним поступить. Дуня, платок теперь, наверное, не отстирать. Он весь в крови, Дуня.

В другое время она бы накричала на Берга, обвинила бы в том, что его заботит такая ерунда, но не стала, потому что понимала, Августу сейчас тоже нелегко, только с бедой он справляется по-своему.

– Он истекал кровью, Дуня…

– Не из-за руки. Его убили, выстрелили прямо в грудь. Кто в него стрелял, Август? Все артельщики мертвы. Кто же тогда стрелял?..

Они оба знали, кто. Не было другого ответа на этот вопрос. Злотников исполнил свое обещание, убил всех…

– Они ищут? – спросила Евдокия и выдернула из-под спины подушку, попыталась сесть.

– Мертвых с острова забрали, сам остров обыскали, а озеро… Дуня, ты же знаешь, как они относятся к озеру. Особенно сейчас. Там сейчас буря, дождь и молнии над островом без конца. Он злится? На что он злится?

– Может, не злится? – Она посмотрела мужу в глаза. – Может, наоборот, радуется, празднует победу? Айви нет. Никого больше нет. Значит, она сейчас с ним… Или со Злотниковым? Вдруг он ее забрал?

Это была надежда. Пусть призрачная, пусть безумная, но надежда. И Евдокия, не слушая возражений мужа, принялась одеваться.

Злотникова дома не оказалось, но она знала, где следует его искать.

Кутасовский дом прятался за старыми липами, словно боялся ее, Евдокии, напора. И когда она со всей силы ударила в дверь кулаком, поддался и дверь распахнул, но успел нашептать хозяйке о непрошеных гостях. Мари Кутасова приготовилась к встрече. Или знала, что Евдокия придет к ней, ждала?

Она сидела в кабинете Саввы Сидоровича, упершись острыми локтями в дубовую столешницу, водрузив острый же подбородок на сцепленные в замок руки.

– Я тебя не звала, – сказала, окинув Евдокию презрительным взглядом. – И вас тоже. – Августу досталась брезгливая гримаска. – Что вы забыли в моем доме? Почему врываетесь без спросу?

Она говорила скупо, и слова ее были острыми, угловатыми, как и сама она. Но глаза… в глазах Мари Кутасовой Евдокия увидела страшное – дочь промышленника обо всем знала или догадывалась…

– Мы не к тебе, мы к Злотникову. Где он?

– К Сергею Демидовичу? – Мари приподняла тонкую бровь. – И что дало вам основания думать, что вы найдете его здесь, в моем доме?

– Ты и дала. Или считаешь, у людей глаз нету? Думаешь, не знает никто о ваших шашнях?

– Шашни… – Мари поморщилась. – Фи, как это грубо. Но тебе, глупой бабе, я так и быть, прощу дерзость.

– Мари, где он? – неожиданно перебил ее Август, а Евдокию попытался задвинуть за свою спину. Защищал.

– А его нет. – Мари с нежностью погладила полированную столешницу. На тонком пальце с синюшным ногтем рядом с изумрудным перстнем блеснул еще один, на сей раз рубиновый. – У Сергея Демидовича случилось страшное горе. Вы разве не слышали? Весь Чернокаменск только об этом и говорит. – Она посмотрела на них снизу вверх, и во взгляде ее было… торжество. – Этот ваш островной отшельник сошел с ума и зарубил людей Сергея Демидовича, себе зачем-то руку отрубил, а внучку свою убогую в озере утопил. Потом, видно, опомнился и застрелился. Сергею Демидовичу в полиции так и сказали. Он, как услышал о случившемся, о том, что артельщики его ни за что ни про что полегли, так сразу в полицию и отправился. А теперь вот с несчастными женами да детками-сиротками встречается, пытается помочь, поддержать. – Мари вздохнула, а потом спросила совсем другим, жестким тоном: – Так почему вы здесь? Почему не в церкви? Вам же теперь самое время грехи замаливать, вы-то небось лучше других знали, какое чудовище – этот ваш Аким Петрович. Знали, но молчали!

– Ах ты… – Евдокия рванулась было к столу, но Август не позволил, вцепился в руку. – Это ведь не Аким Петрович виноват, это полюбовник твой все сделал! Его это рук дело! Ты думаешь, он тебя любит? Он деньги твои любит! Не нужна ты ему без денег, вот такая. Как думаешь, почему он на остров повадился? Он к Айви наведывался, ее, мужнюю жену, домогался. А как своего не добился, так и… – Евдокия не договорила, захлебнулась криком и заворочавшейся в сердце болью.

– Ты врешь! – Мари Кутасова медленно встала из-за стола. На щеках ее полыхал злой румянец. – Завидуешь мне! Вы все моему счастью завидуете, поэтому и возводите напраслину! Да только забыли, что за напраслину можно и поплатиться!

Ее зрачки сузились, а ноздри, и без того широкие, наоборот, вывернулись еще больше, затрепетали гневно. И если и раньше Мари Кутасова не была красавицей, то сейчас и вовсе превратилась в уродину. И отражение ее в высоком напольном зеркале хищно улыбнулось, выпуская на волю ее темную суть. Август смотрел на это отражение словно зачарованный, а Евдокии подумалось, что видит муж даже больше, чем она сама.

– Может, и были в жизни Сергея Демидовича гулящие девки, предлагали себя бесстыдно, но любит он только меня одну. Я единственная в его жизни женщина! Я не знаю, что хотела от него эта ваша… полоумная, чего добивалась и что обещала взамен на его любовь. – Мари уже не говорила, а шипела по-змеиному. – Да вот только предложение руки и сердца он сделал мне! Ко мне в ноги падал, мои руки целовал! – Она посмотрела на свои унизанные перстнями, трясущиеся пальцы. – И если кто-нибудь из вас вздумает помешать моему счастью, я вас уничтожу. Найду способ, будьте уверены. Не люблю я, когда на моем пути становятся, а всякие несчастья нынче дело нередкое, да и людишек лихих кругом развелось…

Сердце ныло, боль мешала дышать и думать, не хотелось верить, что человеческая душа может быть такой черной. Мари Кутасова знала не только про то, что случилось на Стражевом Камне, она знала, кто убил ее отца. А может, и не только знала. Савва Кутасов тоже стоял у нее на пути, мешал женскому счастью…

И отражение в старом зеркале подмигнуло Евдокии. Отражение знало свою хозяйку, как никто другой.

– Он говорит, что я красивая. – Мари вдруг улыбнулась. – Говорит, что краше и лучше меня никого нет, а остальные бабы – это так…

– Красивая? – Евдокия разжала пальцы Августа на своем запястье, шагнула к зеркалу, рывком развернула его к Мари. Та хотела было отвернуться, но не успела, встретилась лицом к лицу со своим уже почти ожившим отражением. – Вот какой он тебя видит! Вот какая ты на самом деле красавица!

Отражение улыбнулось Мари совершенно дикой, безумной улыбкой, а сама она закрыла лицо руками.

– Вон! Вон пошли! – завизжала Кутасова так, что задрожали стекла.

– Дуня, нам надо идти. – Август взял Евдокию за руку, потянул к двери.

Они шагали по узкому коридору, а вслед им несся смех Мари, такой же безумный, как и ее отражение…

– …Значит, полиция разбираться не стала? – Кайсы шагал широко, и Евдокия едва за ним поспевала. Ружье то и дело соскальзывало с плеча, и приходилось его поправлять.

– А ты как думаешь? Злотников к тому времени уже в полную силу вошел, держал весь город в кулаке. Так и решили, что на Стражевом Камне произошло страшное несчастье, что это Аким Петрович всех убил, а потом сам застрелился. И никто даже не спросил, что злотниковские головорезы делали на острове, зачем приплыли посреди ночи. Еще и хоронили их все городом, а на похороны Акима Петровича почти никто не пришел.

– Думаешь, его это опечалило? – Кайсы всегда говорил так, что было не понять, шутит он или серьезен. Да разве же мог он шутить, особенно сейчас, когда знал правду?

– Я думаю, что это нечестно, – сказала Евдокия. – Он многое сделал для города и для завода, а его назвали сумасшедшим, и никто не усомнился.

– Людишки… – Кайсы произнес это тем особенным тоном, что сразу становилось ясно, как он относится к людям. – А со Злотниковым мы разберемся, об этом не переживай. Что на острове? Что за строительство? Башня какая-то…

– Это он дом строит.

– Кто?

– Злотников. Не дает ему остров покоя, манит, тянет, как моего Августа. Строительство началось почти сразу же, как он на Мари Кутасовой женился. Захотелось ему дом не как у всех, захотелось, чтобы крепость неприступная. Или замок посреди озера. Люди-то озеро стороной обходят, на остров не суются, а ему охота всем доказать, что ничего-то он не боится, что неуязвимый он и особенный. И денег теперь много, и власть над городом в его руках. Уважаемый человек, отец родной для всего Чернокаменска…. – Сердце кольнуло, и Евдокия недовольно поморщилась. Не вовремя все это, некогда хворать. – Машка Кутасова пыталась его остановить, ни в чем никогда не перечила, а тут заартачилась. Боится она острова. Знает, гадина, что там произошло, знает, что остров на костях стоит и кровью полит, вот и боится. А Злотников ничего не боится: ни людей, ни бога, ни черта.

– Это его еще не пугали, – процедил Кайсы сквозь зубы.

– Не пугали, – согласилась она. – Некому пугать…

– Исправим.

И Евдокия поверила: этот исправит. Ветра тоже могут быть лютыми. Боль отпустила, и сердце забилось ровнее, успокоилось.

– А башня ему зачем? – спросил Кайсы.