Змеевы дочки

Над чаном с кипящим постельным бельем поднимался густой пар. Из-за пара этого на стеклах больничной столовой оседали капли, стекали на растрескавшийся подоконник тонкими струйками.

– Галка, открой-ка фортку! – велела баба Рая, работающая при больнице санитаркой. – Дышать нечем!

Рама разбухла и не поддавалась, пришлось толкать изо всей силы. Наконец в комнату ворвался свежий, морозный воздух.

– А сама от окошка отойди. Еще заболеешь, не дай бог!

Ей бы и в самом деле заболеть, хоть как-то отсрочить неизбежное. А неизбежное с каждым днем становилось все ближе и ближе. Детский дом. Не самое плохое решение, как сказал доктор Палий. Вот только при этом он так же, как Демьян Петрович, старался не смотреть ей в глаза.

В помощь бабе Рае Галка напросилась сама. Чтобы не сидеть в четырех стенах, не пялиться на мир в узкое, заиндевевшее окошко. Работа была незамысловатая, но грязная. Прибраться в палатах, перемыть посуду или вот, как сейчас, прокипятить и развесить белье. Галка бралась за все, что помогало ей забыться, отвлечься от нелегких мыслей.

В больнице ее никто не навещал: ни дядька Кузьма, ни Демьян Петрович, ни Алексей. И в какой-то момент Галка начала надеяться, что про нее просто забудут, оставят все как есть, что не будет никакого детского дома ни на каком острове.

Не забыли. Из распахнутой двери потянуло сквозняком, и в комнату, на ходу сдергивая с головы шапку-ушанку, шагнул Демьян Петрович.

– Доброго всем утречка! – поздоровался так, словно расстались они с Галкой только вчера.

– Доброго, если не шутите, товарищ милиционер. – Баба Рая глянула на него из-под низко надвинутого на лоб платка, велела: – Двери только прикройте, не выстуживайте.

Он послушно закрыл дверь, зачем-то ударил об колено свою шапку, а потом сказал:

– Вижу, помощница у тебя появилась, баба Рая. Хорошая хоть помощница? – На Галку он так и не посмотрел.

– Обыкновенная. – Баба Рая вытерла красные, в цыпках, руки о передник. – Старательная. А чего вы спрашиваете, товарищ милиционер? Может, хотите ее при больнице оставить? Так я вам вот что скажу, мне помощь не помешает. Работы тут всем хватит. Илья Лаврентьевич – доктор, конечно, хороший, да только в хозяйственных вопросах – сущее дите. Вот у нас давеча уголь закончился. А я ему еще две недели назад говорила, что надо выписать. Он в ответ только покивал, а что у него там в голове, одному богу ведомо. Пришлось самой…

Баба Рая ворчала, а Галка не смела вдохнуть полной грудью. Вдруг да и получится уговорить Демьяна Петровича.

– Про трудности твои, баба Рая, я все понимаю. – Он слушал очень внимательно, а потом разрушил все Галкины надежды: – Но помочь ничем не могу. Нашли мы ей местечко. И довольствие будет, и крыша над головой. Все честь по чести.

– Это где же честь по чести? – Баба Рая уперла кулаки в тощие бока, вид у нее сделался воинственный. – На острове? Так не мне тебе рассказывать, какое это гиблое место. Там и взрослый-то не всякий приживется, а то дите неразумное.

Галка дитем себя не считала, тем более неразумным, но предпочла промолчать, не вмешиваться, прислушиваться к тому, о чем говорит баба Рая. О том, что детский дом расположен на острове посреди озера, она уже знала, не знала она о том, что место это отчего-то считается гиблым. Отчего же?

– Хватит! – неожиданно повысил голос Демьян Петрович. – Довольно с меня это дремучести и суеверий! И девочку нечего пугать. Обыкновенное это место. Обыкновенное! – Последнее слово он произнес раздельно, по слогам, вдохнул, выдохнул, а потом велел: – Галка, иди собирай вещи. Я тебе отведу.

Она растерялась, застыла точно вкопанная. Наверное, успела убедить себя в том, что этот день не наступит никогда, а он взял и наступил.

– Иди, кому говорю! – Демьян Петрович сердился, но Галка была почти уверена, что сердится он не на нее.

Сборы не заняли много времени. Вещей у нее было мало, всего один небольшой чемодан, который тут же забрал Демьян Петрович.

– Здесь недалеко, – сказал он мрачно и пристроил на голове шапку. – Прогуляемся пешком.

Погода для прогулки выдалась подходящей, в меру морозной, в меру солнечной, без пронизывающего ветра. Демьян Петрович шел широким шагом, и Галке приходилось почти бежать, чтобы за ним поспевать. Городские улицы закончились через пятнадцать минут, вместе с ними исчезла и хорошая дорога. Шагать теперь приходилось по разбитой колесами грунтовке. Позади осталась водонапорная башня, сложенная из красного кирпича, а чугунолитейный завод, о котором говорил Алексей, Галке удалось увидеть лишь издали. Даже не сам завод, а черные трубы с рвущимися из них столбами сизого дыма. Замерзшее поле путники пересекли быстро, вступили под сень старого соснового леса.

Оказавшись на лесной дороге, больше похожей на широкую тропу, Демьян Петрович ускорил шаг, правую руку положил поверх кобуры с пистолетом. Галке подумалось, что, наверное, это из-за волков. Сейчас, конечно, белый день, но кто же знает, где может рыскать волчья стая?

А потом она увидела озеро и думать забыла про волков. Озеро оказалось покрыто ледяной броней, которая на солнце отсвечивала серебром. Снега поверх льда не было. Наверное, его сдувал ветер, который по мере их приближения к озеру делался все сильнее, все злее. А из самого центра гигантской серебряной чаши серой громадой выступал остров. Он щетинился черными валунами, тянулся к небу высокими, косматыми соснами, но не валуны и не сосны привлекали внимание. Остров, и без того необычный, казался почти сказочным из-за возвышающегося над ним средневекового замка и башни маяка, стены которой, казалось, покрывала черная чешуя. Эту башню строил Галкин прадед. С этим островом было связано прошлое ее рода. Жаль только, что о прошлом она знала слишком мало, а то, что знала, казалось еще более сказочным, чем замок…

Галка застыла на берегу, не в силах ступить на сияющий, удивительно прозрачный лед.

– Не бойся. – Демьян Петрович по-своему понял ее заминку. – Лед на озере толстый, не провалимся. Он будет лежать почти до конца апреля, а потом растает за одну ночь. Вот такая аномалия. – На лед он ступил первым, протянул Галке загрубевшую, красную от холода ладонь. – Идем, тут недолго осталось. И не слушай всякие россказни, – добавил зачем-то.

Девушке хотелось спросить, куда девался дядька Кузьма или хотя бы Глухомань, но не стала, потому что понимала: теперь каждый сам по себе. Она сама по себе.

Идти по озеру оказалось неожиданно легко, словно по торной, сделанной из хрусталя дороге. Ноги на льду не скользили, а смотреть на распускающиеся в ледяной толще диковинные узоры было даже интересно. На мгновение, всего на долю секунды, Галке показалось, в темных глубинах озера вспыхнули и погасли два желтых огня, будто бы гигантское реликтовое существо открыло, а потом снова закрыло глаза. Конечно, показалось! Потому что ничего подобного случиться никак не могло. Это все суеверия. Суеверия и расшатанные нервы. Оказывается, у нее могут расшататься нервы, как у кисейной барышни.

А хрустальное озеро уже выплеснулось на припорошенную снегом сушу, но до изножья башни так и не добралось. Галка запрокинула голову, взгляд заскользил по чешуйчатому каменному боку, застыл на вершине, над которой гордо реял красный флаг.

– Это парни из волошинской бригады, – не без гордости в голосе сказал Демьян Петрович. – Лешку помнишь? Вот он, шельмец, забрался на самый верх и установил флаг.

Галка представила, какой силы ветер там, на самом верху, и поежилась.

– Замерзла? – спросил Демьян Петрович с запоздалым участием. – Прости, не подумал, что пальтишко у тебя такое хлипкое. Ну ничего, мы уже, считай, пришли.

Идти пришлось еще минут десять. И чем ближе они подходили к черной громаде замка, тем сильнее и быстрее билось Галкино сердце. Было ли это от нетерпения или от дурного предчувствия, она не знала, просто чувствовала, как лезут из темных глубин ее души те страхи, от которых она так старательно и так безуспешно пряталась.

Так же, как в старой усадьбе, Демьян Петрович направился не к парадному входу, а к черному. Для этого им пришлось обойти дом по периметру и выйти к очищенной от снега, хорошо сохранившейся каменной дорожке, которая одним своим концом упиралась в полуразрушенный деревянный пирс, а вторым в закрытую дверь. Дверь Демьян Петрович толкнул, не особо церемонясь, но она оказалась заперта. Пришлось долго и изо всех сил стучать кулаком в почерневшие от времени, но все еще крепкие дубовые доски.

– Кого еще нелегкая принесла?! – Голос, который раздался с той стороны двери, был скрипучий, не понять, мужской или женский.

– Открывайте! Начальник чернокаменской милиции Сметников! – во все горло заорал Демьян Петрович.

Дверь открылась, но не до конца. В образовавшейся щели появилось узкое длинноносое лицо с редкой бородкой и редкими же усиками. Черные, словно бусины, глаза ощупали их с головы до ног, а потом все тот же скрипучий голос сказал:

– Погодите, я доложу хозяйке.

Дверь бы непременно захлопнулась прямо перед их носами, если бы Демьян Петрович с неожиданным проворством не просунул в щель ногу и не потянул ручку на себя.

– А что годить? – спросил он мрачно и шагнул вперед, заставляя пятиться невероятно худого, сутулого человека. – И что это еще за барство такое?! Хозяйке он доложит! Прошло, мил человек, время хозяев, наступило время товарищей!

Он говорил и продолжал теснить человечка в глубь просторного холла. Густой бас милиционера разносился по затаившемуся дому, заставлял вибрировать застоявшийся, пахнущий сыростью и плесенью воздух.

– Мефодий, что ты тут устроил?! – Этот голос, одновременно звонкий и вкрадчивый, доносился откуда-то сверху. – Товарищ милиционер, прошу простить моего помощника. Мефодий излишне бдительный и не в меру подозрительный. – Женщина, невысокая, пышнотелая, со стянутыми в строгий пучок волосами и милыми ямочками на щеках, стояла на верхней ступеньке лестницы и смотрела на них сверху вниз. – Но бдительность его вполне объяснима. – Придерживаясь рукой за перила, она принялась спускаться по лестнице, и пышная грудь ее, затянутая в строгий серый жакет, колыхалась в такт шагам. – Место здесь уединенное. Остров практически необитаемый. Говорят, в городе свирепствуют волки, а у нас ведь тут дети, и мы с Мефодием за них в ответе.

Продолжая говорить и улыбаться, она сошла с лестницы и остановилась напротив Демьяна Петровича, сказала, теперь уже глядя на него снизу вверх:

– Простите, я не представилась. Аделаида Вольфовна Бурская, директор детского дома. – Она кокетливым жестом протянула пухлую руку, которую Демьян Петрович осторожно пожал. – Мы тут с Мефодием совсем недавно, две недели как. Обустраиваемся, как умеем.

– Сметников Демьян Петрович, участковый инспектор милиции. – Демьян Петрович запоздало и как-то суетливо сдернул с головы припорошенную снегом ушанку. – Пришел вот проверить… – Он замялся, бросил быстрый взгляд на Галку, – помощницу вам привел.

Из кармана шинели он извлек какие-то бумаги, протянул директрисе.

– Вот ее документы. Звать Галиной. Будет вам тут помогать.

– Помощница, говорите, товарищ милиционер? – Директриса окинула Галку внимательным взглядом, благосклонно кивнула. – Сотрудники нам нужны. Сами понимаете, детский дом новый, только сформированный. Воспитанников у нас на сегодняшний день немного, только двенадцать человек. Но это не надолго. – Она улыбнулась, и на щеках ее снова появились ямочки. – Перспективы для дальнейшего развития и расширения у нас очень большие, а вот свободных рук остро не хватает. Нас пока трое: я и за директора, и за воспитателя, и за учителя, кухарка Матрена Косолапова да Мефодий, который по хозяйственной части. А теперь, значит, еще и нянечка появилась. Замечательно! Очень хорошо!

Восторг директрисы казался Галке каким-то неискренним, наигранным, а царящая в доме тишина была странной. Двенадцать детей – и такая подозрительная тишина.