– Йеушта-кей…
– Ев-ста-фия Алексе-е-ви-ча.
Леонтий спрыгнул с козел, выдернул под дверцей ступеньку.
Царственной походкой, постукивая каблуками кожаных сапог по каменной мостовой, герцог направился через площадь к ландо. Дама облокотилась на бортик и накручивала на палец пушистую рыжую прядь. Улыбалась ему нарумяненными губами.
– Гляди-гляди, ишь как смотрит! – толковала пьяная баба. – Она любит гостей чужеземных. Вон у ней повозка какая! Говорят, немец какой-то подарил, из самого Парижу привёз. Ни у кого в Угличе такой нету!
– А почему эта дама так ярко одета, Катя? – спросила Лиза.
Раффаеле подошёл к ландо, улыбнулся в лицо даме и приподнял на голове шляпу.
– Bonsoir, – она глянула из-под ресниц.
– Моё имя – герцог ди Кастеланьоло. Я ищу дом господина Ивоницкого.
– Господа Ивоницкие на Московской живут, – дама кокетливо повела плечом. – Вам надобно до Казанской церкви доехать и повернуть.
– Знаете ли вы, который дом?
– Знатные дома в Угличе я все знаю. Только там нынче одни старики живут – мне они мало интересны. Вот вы – другое дело… Дайте мне вашу ручку.
Раффаеле снял перчатку. Она улыбнулась, найдя у него на ладони серебряную монету, попробовала её на зубок и бросила в ушитый розами ридикюль. Достала баночку с губной помадой, обмакнула в неё палец и принялась выводить на красивой руке герцога адрес.
– Вы умеете писать?
– Я и по-французски говорить умею.
Её пальчик ласково щекотал ему ладонь.
– Вот вам и мой адрес, – она протянула визитную карточку. – Ежели вам вдруг в нашем городе скучно станет – приезжайте.
Раффаеле сел в карету и показал Екатерине морковно-красные буквы на руке.
Четверня развернулась и пошла шагом к Московской улице, в противоположную Волге сторону. Старые купеческие избы здесь перемежались с каменными домами. Имперское величие недостроенных особняков с колоннами вытесняло русскую допетровскую простоту.
Дом Ивоницких стоял в проулке: двухэтажный, с бревенчатым верхом и белым каменным подклетом, за невысоким глухим забором с деревянными простенькими воротами.
Лиза поглядывала на три окошка, на скособоченное крыльцо. Что ждало её за этими стенами? Надолго ли предстояло ей обрести в них приют? До конца войны? Или уже до венца?..
– Что ж, пойдём, – позвала Екатерина. Лиза, не противясь, последовала за нею в холодную тишину городской окраины.
В окнах горел тусклый свет. Костяная ручка дамского серого зонтика поколотила по деревянному крыльцу.
Ухнула дверь внутренних покоев – и послышались шаги по дощатым половицам. На пороге показалась прислужница: бледногубая, в чёрном платке и длинной телогрейке.
– Здесь ли живёт Евстафий Алексеевич Ивоницкий? – спросила Екатерина.
Женщина всмотрелась сквозь темноту в лица девиц, в высокий силуэт господина в шляпе за их спинами, в белый платок Ненилы.
– А вы кто такие и к кому?
– Екатерина Ивановна Чубарова, из Бежецка. Со мною – невеста Михаила Евстафьевича, Елизавета Андреевна Лужнина.
– Подождите здесь, я доложу.
Она скрылась за дверью. Так и не впустив гостей в дом. Шаги затихли.
Вернулась.
– Извольте подождать, барыня к вам выйдет, – проронила она печальным голосом.
Лиза обняла руку Екатерины и прильнула к ней, прислушиваясь к шуму в крыльце.
Дверь открылась, и вышла полноватая дама с длинными морщинами на подбородке, в чёрном платье и чёрном тюлевом чепце на выцветших волосах.
– Софья Фёдоровна, вы узнали меня? Я дочь Александры Павловны Чубаровой…
Хозяйка молчала на пороге. Не дождавшись ответа, Екатерина продолжала:
– Я привезла невесту сына вашего. Не позволите ли вы Лизе остаться у вас? В нашем Бежецком имении ей одной нынче опасно, туда могут нагрянуть французы. А мне надобно в Москву…
Глаза-бусины госпожи Ивоницкой тонули в чёрных морщинах. Не узнала? Она видела Лизу лишь однажды: когда посетила Бежецкое имение вместе с сыном, чтобы познакомиться с нею. Второй раз Михаил приезжал к Чубаровым один из Смоленска в 1811 году, привозил четырнадцатилетней невесте подарки.
– Невеста… Не нужна моему Мишеньке теперь невеста, – Ивоницкая прикрыла платком глаза. – Убили его! Нету его больше!
Лиза перекрестилась.
Раффаеле спустил с головы шляпу.
– Простите, – прошептала Екатерина. – Мы не слышали о вашем горе…
– Ну, почто ты приехала? – накинулась на Лизу Ивоницкая. – Что теперь тебе надо? Где ты была, когда пришло известие? – она беззвучно зарыдала.
И Алёнка в руках у Ненилы зашлась плачем.
– Уходите. Уходите! Я не в силах никого принимать. И видеть никого не хочу. Уходите ради Христа!
Перед лицом Екатерины и Лизы захлопнулась дверь. Бряцнули окна крыльца.
«Уа! Уа-а! Уа-а-а!» – детский плач удалялся за ворота, к карете.
Девицы сцепились объятиями. Раффаеле смотрел на них большими глазами. Он даже рук поднять не мог. Захлопнулась дверь – перед кем? Перед ним – перед герцогом! И это русское гостеприимство? Мать сына потеряла – а чужих детей прогнала и ликёру выпить не предложила!
– Катя… Мне теперь нужно траурное платье.
– Да, Лиза, мы купим. Завтра купим… Нам надо подумать, где переночевать.