– Уф гроза-а – наша барышня! – усмехнулся Леонтий. – Пошли, Ненила, обратно в сарай. Как бы на глаза кому не попасться.
Сидел-сидел он без дела. Час прошёл. На дворе никто не появлялся и не спешил их выгонять. С вечера незапертой осталась одна конюшня.
– Пойти лошадей накормить что ли… А то издохнут.
– Поди-ка, Леонтий, – оживилась Ненила. – Я тоже пойду – голубк? с пелевы чего в конюшне пособираю. Ведь тоже тварь Божья – тоже есть охота.
Она притащила в подоле пригоршню овса. Просунула воркующему голубю в клетку широкую ладошку.
– Отчего к нам никто не заходит? Ненила! – Раффаеле смахнул прилипшую траву с белых панталон.
– Не заходят – и хорошо, барин! Зато не гонят. А не то бы мы потеряли Катерину Иванну с Лизаветой Андреемной. Где бы мы с ними повстречались?
– В карете. У ворот.
Застенчивые глаза пробежали в угол, где сидел герцог, прислонясь к печной кладке.
– Вы бы сказали, чего нам с Леонтием делать, покудова барышни не воротились. Вы чего прикажете – мы вас и будем слушать.
Он улыбнулся доверчивой покорности её голоса.
– Ничего не надо делать, Ненила. Только ждать.
– А вам не угодно ли чего?
– Мне ничего не нужно. Голова болит сильно-сильно от сухой травы…
– Ох!..
Как же быть?
– Леонтий! – Ненила кинулась к двери и столкнулась с ним при входе в сарай. – Леонтий! Чего делать-то? Беда! У господина нашего герцога голова болит, помогать надо!
– И чё же? – ответил раскатистый голос на её шёпот.
– Слышь, Леонтий, ведь у нас капустой всегда лечатся! Где бы достать-то её?
– Ишь ты… Ненила! У нив же, у господ-то, и болячки другие – не как у нас. Мигрени у них всякие. А ты говоришь, капустой!
– А ну и чего? А вдруг поможет?
– Ну… Кхм… и чё же?
– Сходи, спроси у кого-нить.
– У кого?..
– Поищи…
Леонтий погладил бородку:
– Ну, ладно. Ежели надо… Чё же делать? Пойду добывать капусту.
Он обошёл двор. Заглянул в решетчатое окошко курятника: белый петух с королевским гребнем уставился на него одним глазом.
Да петуха-то не спросишь… Хозяйка оставила их здесь, словно пленников, – даже лошадей за ворота не вывести. И пропала. А рыскать по чужим огородам – грех на душу брать.
Возле бревенчатого каретника стояла покрытая рогожей копна соломы. Рядом – высокая ровная поленница. За копной вела на крышу приставная деревянная лестница.
С оживлением утра кто-то закопошился в конюшне. Проверив все закутки двора, Леонтий вернулся и нашёл там конюха с длинной рыжей бородой в холщовой некрашеной рубахе.
– Ты чьих будешь? – спросил конюх. – Тех господ, что хозяйка на ночь пустила?
– Я кучер ихний. Слушай, добрый человек, помоги! Принеси нам капусты.
Конюх посмотрел на него, как на чудака.
– Да ты чего? Кто мне её даст? Нас знаешь как наказывают за безвременное ядение? До обеда – никакой капусты!
– Слышь, нам простой кочан надо, да хоть листья одни! К голове привязать барину нашему!
– А ежели меня накажут?
– Да ты потихоньку! Спроси у кого-нить. Век те благодарны будем!
– А мне-то чего с вашей благодарности?
– Ну я тя как доброго христианина прошу! Ну не мене же в дом идти!
Ненила выглядывала из-за сарая. «Вот недотёпа-то мужик! – она хихикнула в ладошку. – Небось думает, Леонтию капусты погрызть захотелось! Иди, давай! Бросай помело своё!»
– Согласился! – она вбежала к Раффаеле в сарай. – Уговорил Леонтий!
Герцог всё так и сидел, как прибитый к стене. Держался за голову.
– Вам бы выйти да водичкой холодной умыться.
– Хозяйка просила не выходить. Мы гости и обязаны уважать её волю.
– Я повню, что барынька приказала, а я к колодцу всё ж сходила ради барышень. Никто не заметил. Да тут и не видать из окон. Пойдёмте, я и вам водички принесу.
Раффаеле улыбнулся через силу:
– Подай из ящика мой… borza 'a viaggio.
Ненила захлопала глазами: простите ради Христа… Он вздохнул и подвинулся к ящику за несессером, морщась и потирая лоб.
Алёнка сладко спала в сене, укутанная пелёнками.