– Да, ты прав. Спасибо большое. Мне уже лучше.
– Давай-ка я отведу тебя домой. Ты наверно не выспалась из-за меня.
– Нет! Я выспалась! – запротестовала Ларочка, но тут же замолчала и
поникла, с какой-то усталой обреченностью осознав, что отступать уже слишком
поздно.
Они медленно шли по аллее – Николай обнимал её за плечи, пытаясь
согреть и унять её непрекращающуюся дрожь. Теперь у Ларочки было такое
чувство, что она поднимается на эшафот, и это были её последние минуты
жизни и близости с любимым. Увидев вдали два знакомых силуэта, она
повернулась к Николаю и прошептала:
– Колечка! Я тебя очень люблю. Всегда помни об этом. Хорошо? Ты будешь
помнить?
– Да что с тобой сегодня? Конечно, я об этом помню. И я тебя тоже очень…-
неожиданно запнувшись, он так и не выговорил последнего, самого важного
слова.
Даже не взглянув на него, Ларочка поняла – он увидел Любашу. И тут она
почувствовала, как его рука медленно соскользнула с её плеча и затерялась где-
то в темноте.
– Ну что, Колечка? Так это ты так проводишь время в командировке? -
Любаша смотрела на него в упор, сложив руки на груди, как законная жена,
требовавшая ответа от своего нерадивого мужа.
– Так что, оказывается между нами всё кончено? А почему мне никто об
этом не сообщил? – продолжала она свой настойчивый допрос.
Николай смотрел под ноги, как будто именно там был написан правильный
ответ, который должен спасти его от надвигающейся грозы. Но, очевидно, не
найдя там ничего, он тихо пробормотал:
– Любашечка! Прости меня, если можешь…
– Что ты сказал? Любашечка? Прости меня?
От последних слов Ларочка неожиданно вышла из охватившего её
оцепенения. Теперь уже обе молодые женщины смотрели на Николая
возмущенным и выжидающим взглядом. Подогретая выпитым в ресторане
вином и танцами, а теперь еще и возбужденная ревностью, сама не понимая, что
делает, Ларочка в отчаянии сняла с ноги туфель на высокой платформе и с
размаху ударила Николая по лицу. При этом она вложила в этот удар всю горечь
и разочарование последних шести месяцев. Он продолжал стоять неподвижно,
не поднимая глаз и не пытаясь защищаться или оправдываться. Тогда она
бросила туфель на асфальт и стала искать его босой ногой. Она делала это очень
медленно, не отрывая взгляд от своего бывшего кумира, которого, наконец,
повергла в глубокую пропасть унижения. Лихорадочно пытаясь встретиться с
ним глазами, она как будто хотела прочитать там ответ на свой собственный
вопрос, но он неотрывно продолжал изучать асфальт.
Неожиданно осознав всю абсурдность ситуации, и, отвернувшись от всех
участников драмы, Ларочка быстро направилась по аллее, ведущей к её дому. С
каждой минутой ее шаги ускорялись– теперь ей уже хотелось бежать, бежать
безоглядно, в никуда, никогда не останавливаться и не оборачиваться. Ей
хотелось оставить этих двух людей, которые без зазрения совести отняли у нее
всё то, что она так ценила и во что так безоговорочно верила – детскую
доверчивость и невинность, веселую беззаботность и такую беззаветную веру в
любовь.
Она почти уже бежала, бежала навстречу своему будущему, которое пока