Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы

– А сколько вас было?

– Трое. Мама, моя сестра и я.

– Тебе сколько лет было?

– Мне – двенадцать, сестре – восемнадцать.

– И что дальше было?

– Мама поила нас своей слюной. Капала нам её в рот. Чтобы мы от жажды не умерли. Питались листьями. Иногда находили манго. Траву ели. Наконец, мы дошли до Джубы. Нашли дядю, и он нас принял как родных. Через неделю мама взяла нас за руки, и мы пошли к дороге, по которой пришли в город. Она остановилась, обняла нас и сказала:

– Больше вас я люблю только вашего отца. А он в беде. Я должна идти и быть с ним. О вас позаботятся. А отец – совсем один.

Она так плакала, когда всё это говорила, что мы и слов то разобрать не могли.

И она ушла. Больше мы её не видели.

Через три месяца война пришла в дом нашего дяди. Пока он отстреливался от солдат правительственной армии, мы с сестрой спрятались в кустах. Там мы просидели весь день, а ночью пошли. Я хорошо знала географию. Мы решили идти в лагерь для беженцев, на северо-восток. Мы шли днём, по жаре, потому что солдаты в это время спали. Было слишком жарко воевать. Они нападали на мирных жителей по ночам и ближе к рассвету. Поэтому ночью мы прятались в кустах. Однажды нас разбудили громкие крики на арабском. Это были правительственные солдаты. Они забрали нас в казарму. Меня поставили чистить туалеты, мыть обувь и собирать хворост для костров. А сестру отдали в жёны командиру.

– Вас хоть кормили?

– Почти что нет. А били каждый день. То не так на них посмотрела. То туалет не выдраила как следует. То на английском с сестрой разговаривала. Поводы были ежедневно. А скоро и меня замуж отдали. Заместителю командира.

Мы решили опять бежать. Дождались дня, когда солдаты легли отдыхать. Мы сначала спрятались в кустах, потом побежали. У нас даже одежды на смену не было.

– А куда, в этот раз, вы решили скрыться?

– Мы опять пошли на северо-восток. Туда, где были Красный Крест и где регистрировали беженцев. Сестра была беременная. Я отдавала ей и свою воду и фрукты, которые мы изредка находили.

– Сколько же вы шли?

– Где-то месяц. Наконец, мы увидели палатки и людей. Идти мы уже не могли. Мы поранили ноги, подхватили инфекцию, и ноги распухли. Страшно распухли. Стали толщиной с наши туловища. Так что к лагерю мы не подошли, а подкатились: мы легли на бок и катились по земле, помогая себе руками. Вскоре нас подобрали. Это оказался военный лагерь Освободительной Армии. Меня забрал в жёны их командир. Сестру заставили работать прачкой и поваром. Но она не могла. Её ноги становились всё толще и очень болели. Тогда её били. Я решила, что сбегу в соседнюю деревню, видневшуюся с холма, и найду доктора или лекаря.

– И тебе удалось? – шёпотом спросила принцесса Лея.

– Да. Хотя и у меня ноги ещё болели, но я доковыляла до деревни. Там нашла лекаря. Его звали Амос. Амос дал мне мазь и отвар. Он велел мне исхитриться и « доставить» сестру к нему в дом, чтобы вылечить её до конца. Через пару недель сестре стало лучше, и мы решили бежать в деревню. К Амосу.

– И что?! Неужели удалось? – громко, с уважением вскрикнул сам… Дарт Вейдер!

– Удалось. Мы стали жить у него. Амос же и роды у сестры принял. Родился мальчик. А меня вскоре Амос взял в жёны. Я его за это стала ненавидеть! А тут ещё он, то есть Амос, начал возмущаться тем, что младенец слишком голосистый. Он даже сестру пару раз избил: дескать, младенец спать ему не даёт. Когда ребёнку было месяца три, в дом лекаря нагрянули солдаты. Первым в хижину ворвался мой муж, заместитель командира отряда. Ни слова не говоря, он взвёл курок своего пистолета и прицелился в моё сердце. Так мне казалось… Что прямо в сердце.

– Он успел выстрелить?

– А где была сестра?

– А ты хоть на пол упала?

Резкий, режущий уши звук заставил всех вздрогнуть. Но это был всего-навсего дерзкий и громкий школьный звонок.

Всё, – сказала я. – Урок окончен. Мы очень благодарны Сише за то, с каким мужеством и достоинством она делится с нами своей историей. Мы дослушаем её на следующем уроке. И… спасибо всем.

Выходя из класса, я заметила, что штурмовики что-то яростно обсуждают, а Дарт Вейдер снимает свой плащ, капюшон и маску, закрывавшую глаза. И тут я его узнала! Это был точно он! Меня охватила неловкость смятения. Почти детский страх, глупый в сущности, но угнетающий тем, что ты не знаешь, как вести себя в такой ситуации.

Я вышла в коридор, вздохнула и решила, что следующий урок сам даст мне нужные подсказки. И успокоилась.

Глава 7. Счастье на колёсах, засада для старосты и вечеринка трёх сюрпризов

Социология была последним уроком в двенадцатом классе. В том самом, где я была «наставником». Урок прошёл быстро, легко и весело. Мы разговаривали о счастье. Но так как день был не совсем обычный – у старосты Джесса был День рождения, то разговор получился несерьёзным и шутливым.

Двадцати двум учащимся из двадцати семи (столько было в классе) хватило бы новой «крутой» машины, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливыми. Однако, семи оставшимся этого было мало. Они хотели мира, любви и взаимопонимания в своих семьях. В своих очень неблагополучных семьях.

На втором месте по популярности была мечта поступить в престижный колледж или университет. В Америке ежемесячные результаты тестов отсылаются во все высшие учебные заведения. Так что к двенадцатому классу выпускники получают приглашения из тех вузов, которым они «приглянулись». Часто «взаимной любви» не случается. Студент хочет в один колледж, но там ему не предлагают ни стипендии, ни работы, чтобы оплачивать образование. Обещают только дешёвый кредит, который он/она будут выплачивать почти пожизненно. Не меньше 25—30 лет. Мне даже страшно подумать, что случится, если в какой-то период (за эти 30 лет) выпускник окажется без работы. Я встречала таких людей. Они продают всё, чтобы расплатиться с банком: дома, машины, мебель. Потом начинают с нуля. И даже не жалуются. Говорят, что это возможность почувствовать себя молодым, голодным студентом и предпринять «свежий старт». За это я американцев очень уважаю.

Но своим детям такого бы не пожелала. Ни за какие «свободы»: слова, печати или ношения оружия. Я лучше бы попридержала язык (тем более, что никого не волнует моё «свободное мнение»), но была уверена, что детям и внукам не придётся однажды сидеть на узлах перед бывшим домом и объяснять своим детям, что в свободной стране ты свободен умереть с голоду или жить в ночлежке.

Желание быть счастливым в любви оказалось на седьмом месте. О своей семье, как о возможном центре счастья, не мечтал никто. Американцы задумываются об этом после тридцати пяти – сорока. Может быть, по этой причине большинство американских пап старые, скучные и важные. Они всегда во что-то «погружены»: в бизнес, работу, банковские долги и счета. Многие из тех, кого я встречала, неприступны для детей и почти всегда недоступны для жён.

Была, правда, одна девушка в этом классе, для которой любовь, и только любовь, казалась единственным правильным местом, где люди находят и своё счастье, и себя самих, настоящих, – но этой девушки на уроке не было. Это была Ламентия. И в данный момент Центр коррекции умственного здоровья как раз занимался тем, что корректировал эту её «наивную, эмоционально незрелую и по сути опасную» веру в целительную силу любви.

В начале урока мы коротко поздравили Джесса и отпустили его к отцу. Тот позвонил мне рано утром (он был уважаемым шерифом нашего округа) и попросил об одолжении: сказать Джессу, что его срочно хочет видеть отец, но не говорить, почему. Я догадалась, что речь шла о каком-то необычном подарке такому прекрасному, правильному, всегда ответственному сыну, каким был наш староста. Так что, когда отличница Софья вышла к доске и попросила желающих сказать пару добрых слов о Джессе, поднялся лес рук.

– С ним все считаются: и учителя, и тренер бейсбольной команды, и мы – твёрдо сказал единственный чёрный мальчик в классе. Его хитроватые глаза светились добрым уважением.

– Он всегда выручит, – добавил Фанки.

– Он – лучший питчер в округе. Только он может заставить команду бегать 10 раз по лестницам трибун на стадионе, когда воздух такой горячий, что вздохнёшь – и как крапивой по горлу полоснули.

– Он не употребляет грязных слов в разговоре с девочками.

– Он умный и много знает. Правда, списать ни за что не даст, но помочь эссе по-честному написать – не откажется.

– Он в нашей бейсбольной команде – лучший! Сколько раз игру спасал! Даже когда уже никто не наделся.

– Он симпатиичный, – лукаво подмигнув Джессу, пропела Тришка.

Тут я вспомнила, что пару раз видела Джесса, прикрывающего лицо капюшоном и чёрными очками, на последних скамейках спортзала, когда там проходили соревнования девочек по боксу. Мне показалось, что его глаза были «замагничены» на крепкой фигурке нашей Тришки: каждый её пасс, каждый выпад, подскок и оборот мистическим образом «управляли» головой Джесса. Она, голова, толкала вдруг челюсть вперёд. Или неожиданно резко дёргалась назад, как будто уворачивалась от удара. Иногда всё тело старосты подпрыгивало, и было видно, каких усилий ему стоило не броситься на арену и не «вырубить» окончательно соперницу Тришки.

При словах Тришки Джесс пошёл розовыми пятнами. Я решила его «спасти» и сообщила, что его срочно ждёт отец.

– Увидимся! – широко улыбнулся всем Джесс и поспешил к своей машине. Ездил он на стареньком Форд Фокусе. Его родители старались не баловать своего «успешного» сына и поощряли все его попытки начать зарабатывать деньги самому. Три раза в неделю Джесс развозил газеты. Ему приходилось вставать около часа ночи, чтобы до двух успеть в редакцию и забрать свежие пачки популярных изданий: ведь подписчики привыкли находить свежие новости под своей дверью к четырём утра. По воскресеньям он подрабатывал промоутером. Одетый в костюм Микки Мауса, он приглашал детей на детские сеансы, в кафе мороженное или просто фотографировался с малышами и туристами. Один раз в неделю он работал волонтёром в школьной библиотеке. Ему там не платили, но в его характеристике, знал Джесс, будет подробно написано, как профессионально он помогал иностранным учащимся работать с каталогом и находить нужную информацию в интернете. Джесс действительно был замечательным парнем.

Некоторые, правда, думали, что дружить с ним не получается. И никогда не получится.

Как говорила другая «звезда» школы Софья, он был слишком, даже чересчур правильным. А, значит, скучным и нудным.

В своей повести «Записки из подполья» Ф. М. Достоевский заметил, что общество, любое общество, никогда не будет полностью хорошим, благополучным и правильно организованным. Причина в том, что каждый отдельный человек имеет право на «каприз». На что-то, что государство не приветствует, люди вокруг тебя не понимают, а общественная мораль осуждает.

Но вот беда! Без этого «каприза» каждый, по отдельности, чувствует себя несчастливым. Капризы у нас разные. Значит, и тащат нас эти капризы в разные стороны. Какое уж тут общественное согласие и всеобщая «нирвана» благополучия!