Болотница

Потерпев неудачу с этой стороны, мы вернулись на нашу отмеченную ленточками тропинку и еще прошли немного вперед, но никакого болота не обнаружили. Правда, где-то вдалеке послышалось кваканье лягушек, и вроде бы стало немного прохладнее, но никаких признаков воды или топи не наблюдалось.

Мы прибавили шагу, но внезапно мама схватила меня за руку.

– Стой! Смотри вперед. Внимательно. Что видишь? Я удивилась и послушно стала приглядываться. Сомнений быть не могло: впереди сквозь листву и ветви виднелась крепко привязанная мамой красная ленточка.

– Похоже, мы случайно повернули обратно. Такое в лесу случается.

Мне показалось, что где-то далеко в лесу пролаяла собака. Я спросила, слышала ли мама, но она отрицательно мотнула головой.

Мы повернулись спиной к нашему ориентиру и снова принялись продвигаться вперед, на кваканье, хотя уже не так бодро, потому что тропинка сильно заросла и едва проглядывала.

Через пять минут я уже сама углядела нашу красную ленточку на том же месте, что и раньше. Кажется. Но точно сказать было нельзя, деревья выглядели одинаково, да и, полагаясь на наши метки, мы не особенно обращали внимание на окружающий ландшафт, и я даже перестала фотографировать.

Я посмотрела на маму. Она, похоже, напряглась.

– Мне это не нравится. Конечно, в незнакомом лесу легко заплутать, но мы не так далеко ушли.

– Может, этот дядька наши ленточки перевесил? – предположила я.

– Что он, идиот? Хотя, может, и идиот. Пойдем-ка, пожалуй, проверим.

Мы уже не так весело пробрались к красной ленточке. Похоже, это повязали все-таки мы сами. Немного пройдя, мы увидели следующий красный знак, а потом еще один. Все ленточки, мимо которых мы шли, мама, как и обещала, отвязывала и складывала в карман сарафана.

Несмотря на наши опасения, лесник не тронул наши метки, и мы благополучно вышли по ним к задней калитке своего участка.

Мама была озадачена, но не стала обсуждать со мной эти странности. Она всегда так поступала, когда пугалась и не понимала, как объяснить ситуацию, но не хотела пугать меня.

Я никогда не говорила ей, но на самом деле это мамино поведение пугало меня гораздо сильнее, даже если я не была до этого особенно испугана.

Дома на кухне мы приготовили легкий обед (из-за жары даже при хорошем аппетите особо не хотелось наедаться) и с удовольствием поели, просматривая в телефоне фотографии из леса. Даже попытались разглядеть странного лесника, но при приближении фигура его становилась еще более размытой, и мама так и не смогла точно определить, был ли это незнакомец или все же Василий Федорович.

Мама удивлялась, что в таком густом, мало посещаемом людьми лесу мы не встретили никаких диких зверей. Даже ежей и белок. Но радовалась, что клещей мы тоже не подцепили. У нее прямо какой-то бзик насчет насекомых.

Потом мы расположились под яблоней и позвонили папе. Он, к нашей радости, ответил с первого гудка, но голос у него был очень расстроенный. На работе случился какой-то аврал, и вместо предвкушаемой поездки к нам папа отправлялся в командировку в другой город аж на две недели, где должен был работать не покладая рук с раннего утра до позднего вечера, а поскольку предприятие режимное, то связаться с папой будет очень сложно. Папа долго извинялся и беспокоился, хотя был абсолютно ни при чем. Нам с мамой пришлось в два голоса успокаивать его и уверять, что мы не обижены, что с нами будет все в порядке, что мы будем ему звонить только в случае крайней необходимости или если невозможно соскучимся. И вообще будем все время дежурить у яблони, чтобы он мог с нами связаться в любое удобное для него время.

Глава 6

Когда в ванной я начищала зубы (все по правилам, не меньше минуты), внезапно начал мигать свет.

– О, главное, чтобы холодильник не потек! – озабоченно пробормотала мама, проходя на кухню.

Словно в ответ на ее слова, допотопный агрегат дрогнул и заурчал.

– В этом рычании есть что-то успокаивающее, не находишь? – Мама похлопала холодильник по боку, словно это был большой, неповоротливый зверь.

– Но ночью нам свет все равно не нужен. И рычание тоже, кстати!

– Это нам намекают, что спать пора. Особенно тебе. Чур, не сидеть в телефоне до полуночи! – предупреждающе нахмурилась было мама, но быстро спохватилась, вспомнив местную особенность. – Ах да… Прости-прости!

– Вот именно! – не преминула упрекнуть я. – Даже пообщаться с друзьями невозможно!

– Ничего страшного. В мое время…

– …Вообще никакого интернета не было! – закончила я за маму эту ненавистную и нисколько не успокаивающую присказку. Она рассмеялась, чмокнула меня в макушку и пошла спать.

По инерции пошарив в телефоне и всего лишь пять раз погоняв по кругу плей-лист, я выключила так и не пропавший свет и уже стала засыпать, когда под окном завозилось что-то крупное, как и в прошлую ночь. К счастью, оно было закрыто. Я еще вчера обнаружила, что в доме гораздо прохладнее, чем на улице, и лишний жар к себе не запускала (тем более вместе с мошкарой).

Наверняка опять собака шастает по двору. Интересно, как она к нам пролезает? Забор, как я уже говорила, был на удивление крепким, без щелей, хотя калитки запирались чисто символически. Вероятно, опасались здесь не людей, а как раз всякого зверья.

Подумав про опасных зверей, я, успокоившая было себя, снова стала пялиться в темноту и вслушиваться. Память услужливо подкинула мне воспоминание об этой истории с оборотнем в дурацкой брошюрке. Он точно так же толкался в стекло, пытался пробраться внутрь, когда почуял, что в сторожке кто-то есть живой. Конечно, обыкновенная логика подсказывала мне, что никаких оборотней здесь нет. И вообще не существует никаких оборотней.

Под окном что-то продолжало расхаживать. Я даже услышала легкий скрип, будто кто-то толкал оконное стекло, но это, конечно, мне только мерещилось.

Зато в памяти всплыло бессмысленное лицо старушки-соседки. Вдруг это она сейчас бродит под нашими окнами и, прижав лицо к стеклу, пытается рассмотреть, что творится внутри дома? И если я сейчас встану и отдерну занавеску, то встречу этот пустой взгляд…

Сразу вспомнился мамин рассказ, как она в детстве боялась слов колыбельной из детской передачи «Спокойной ночи, малыши»: «Обязательно по дому в этот час тихо-тихо ходит дрема возле нас». Удивительно, что песня, которая должна успокаивать и убаюкивать, наоборот, навевала на маленькую маму пугающие видения.

Дрема…

«А Дрема уже ходит?» – спрашивала моя мама свою маму, когда та гасила на ночь свет.

«Да уж давно ходит!» – усмехалась моя бабушка и прикрывала за собой дверь в детскую.

Мама была уверена, что к ним домой Дрема не проберется, потому что дома родители, они обязательно прогонят ее и спасут свою дочку. Их комната сразу напротив детской, и засыпают они значительно позже, так что дома безопасно. Дрема давно ходит… Если не дома, тогда где? Да под окнами же! Шторы задернуты, ничего сквозь них не видно. Но мама знала: она там, притаилась и ждет. И абсолютно неважно, какой этаж, хотя жили они на первом, что страшнее. Если тихонько подняться, прокрасться к окну и чуть-чуть отодвинуть штору, то сразу увидишь ее, Дрему. Эту неопрятную, сгорбленную, серую, в оборванной одежде старуху с крючковатым носом и злыми, пронзительными глазами. Своим мерзким лицом она прижалась к стеклу и смотрит прямо на тебя! Близко-близко!

Но трогать шторы никогда нельзя! Ведь однажды может случиться, что окно будет открыто: лето, жара… Возможно, ветер раздует занавески, а ты не будешь спать и посмотришь… И Дрема будет уже не через стекло…

Мама очень живо описывала, как она, сжавшись в комочек, во все глаза вглядывалась в темноту, прислушивалась к шорохам и скрипам, чтобы не пропустить сгорбленную тень и вовремя спрятаться. Ведь старуха могла проникнуть в дом и утащить увидевшего ее малыша навсегда. Поэтому нельзя было сразу открывать в темноте глаза, чтобы не столкнуться с Дремой нос к носу.

Хорошо еще, что своими воспоминаниями мама поделилась со мной уже после того, как я перестала смотреть «Спокойной ночи, малыши». Правда, сейчас, пялясь в темноту, я подумала, что лучше бы мне вообще никогда не слышать этой истории…

Да нет, это, конечно, никакая не Дрема и не соседская бабка, а просто местная собака.

Потом псина удалилась. Во всяком случае, под моим окном ничего не толкалось. Еще минут пять я лежала и смотрела в потолок.

Тут мне показалось, что у мамы в комнате что-то упало, но, как я ни прислушивалась, больше никаких посторонних звуков не доносилось.

Сон отчего-то как рукой сняло. Я ворочалась с боку на бок, простыня казалась жаркой и вся в неудобных складках. Одеяло я ногами сбросила на пол. Огнедышащую подушку пару раз перевернула другой стороной. В конце концов пошла в туалет.

Двери в свои комнаты мы с мамой по уговору не закрывали, и я, возвращаясь к себе, мимоходом заглянула в ее спальню. Глаза немного привыкли к темноте, и можно было различить лежащую посреди кровати на спине маму. В непонятном беспокойстве я немного постояла на пороге, прислушиваясь к ее равномерному дыханию. Окно было слегка приоткрыто, тюлевая занавеска едва колебалась от сквозняка. Я подумала о собаке снаружи и звуке падения, но в маминой спальне все было мирно и сонно.

– Никаких оборотней! – сказала я сама себе и усмехнулась.

В конце концов я пошла к себе, снова перевернула подушку прохладной стороной вверх и, уже засыпая, ухватила мелькнувшую мысль: мама всегда очень чутко спит, а сейчас даже не пошевелилась, хотя ее точно должен был разбудить шум спускаемой воды и вообще мои шаги. С другой стороны, успокоила я себя, проваливаясь в сон, может, она просто наконец-то расслабилась настолько, что перестала реагировать на разные звуки… Мы вон даже к проклятому холодильнику привыкли, уже не обращаем внимания на его гул.

Настойчивое желание снова посетить туалет заставило меня неохотно подняться и, не зажигая свет, почапать в коридор. Я старалась не шуметь, чтобы не разбудить маму. Дверь в ее спальню была все так же открыта, и включенный в ванной свет освещал призывно торчавшую из-под одеяла мамину голую ступню. Белеющая в темноте пятка словно просила пощекотать ее, и я не смогла удержаться, даже зная, что мама вряд ли будет рада проснуться среди ночи от щекотки. Прокравшись в спальню, я тихонько потянулась пальцем к беззащитной ступне, как внезапно из-под одеяла вынырнула рука и цепко ухватила меня за запястье. Я подавила смех и попыталась вырваться и сбежать, но пальцы на моем запястье сжались крепко, как наручники, и стали настойчиво тянуть под одеяло, больно натягивая кожу. Я кинула взгляд на маму, как обычно выстроившую из края одеяла щит перед лицом, только волосы торчали, и меня словно окатило кипятком, аж затылок закололо. Ни один человек, даже самый гибкий, если только он не Мистер Фантастик, не в состоянии достать до собственной пятки, не согнувшись при этом. Моя же мама спокойно спала на спине, накрывшись, по своему обыкновению, одеялом, потому что даже в самую жару во время сна ей необходимо чем-нибудь укрываться. Руки при этом она складывает на груди, как сложила и сейчас, судя по складкам одеяла. Мама спала и даже не подозревала о моем коварном намерении пощекотать ее. Я судорожно перевела взгляд на руку, продолжающую настойчиво тянуть меня. Чья это рука? Скрытая по запястье под одеялом, она словно бы не принадлежала никому, потому что никаких очертаний спрятанного тела заметно не было. Только сейчас я разглядела, что пальцы у руки длинные, узловатые, неестественно тонкие и заканчиваются острыми слоистыми даже не ногтями, а когтями, с бурой грязью под ними.

Будто сообразив, что я все поняла, рука еще сильнее сжала мое запястье, так что я невольно вскрикнула от боли, и резко дернула на себя, под одеяло, отчего я потеряла равновесие… И распахнула глаза…