Приоткрытая дверь

– Вот представь: книги, много-много томов, хранятся в огромных помещениях, часть которых расположена в подвале. Целые этажи, где довольно холодно и сухо, потому что это полезно для бумаги. Мы все поэтому были вечно сопливые, хотя и ходили в теплых кофтах под синими рабочими халатами. По крайней мере я.

В хранилище вел лифт, такой особенный, чтобы в него вмещалась тележка с книгами. Металлический короб, двери сетчатые, еще с таким грохотом закрывались. И огромные кнопки красные – «пуск». Нажимаешь на этаж, на пуск, и грохочешь вниз. Постепенно смолкает гомон твоих коллег, которые в тепле и на свету принимают книжки, гоняют чаи и сплетничают. А дальше наступает тишина. Только в самом лифте тоненько гудит люминесцентная лампа, противно так.

Лифт с грохотом останавливается, тебя потряхивает. Ты открываешь дверь, толкаешь вперед тележку и сразу нащупываешь выключатель. Такой винт, который надо повернуть, чтобы зажегся свет перед лифтом и немного дальше. На всем этаже по правилам свет погашен. И ты должен за собой всегда свет гасить. Если на этаже светло, значит, тебе повезло – кто-то тоже здесь с книгами возится. Но, может, забыл вырубить электричество, торопился очень сбежать.

– Чего это сбегать?

– Погоди. Слушай. Так вот, чтобы проверить, есть ли кто, надо громко крикнуть. Ну, поздороваться, чтобы человек откликнулся. Помещение огромное, потому могли тебя и не расслышать. Но бывало, что кто-то сидит на этаже между стеллажами, за маленьким столиком, и ярлычки, например, на книги наклеивает. Ему много света не нужно, только лампа. Так вот тогда тоже свет не включали без надобности. Но обычно, когда выходишь на этаж, то все равно отблеск лампы видишь и сразу здороваешься, чтобы не напугать.

И вот ты свой долг у лифта выполнил, то есть крикнул, если свет включен, и пошел по делам. Толкаешь тележку, она, зараза, тяжеленная. Еще по дороге и свет включаешь, если нужно.

Библиотекари в хранении все очень сильные, мускулистые, хотя по ним не скажешь. Думаешь: «Фу, хлюпики собрались». Ан нет. Тележки груженые – это что – тьфу! Есть же еще стеллажи!

Представь себе длинный металлический стеллаж на рельсах, полностью забитый книгами. Он, наверное, тонну весит. И чтобы его отодвинуть, надо повернуть с силой такое огромное колесо типа руля. Отодвинул один стеллаж, застопорил, чтобы не отъехал обратно. Потом другой то же самое, потом следующий, пока не дойдешь до стеллажа с нужным шифром. Идешь расставлять на правильное место книги. Если не туда поставишь – считай, книга пропала. Если не навсегда, то на многие годы. Коллекция-то миллионная.

И тут необходимо быть очень внимательным. Потому что могут случиться две очень большие неприятности. Во-первых, может погаснуть свет. Это неприятно, но не так страшно. Наверняка какой-нибудь твой коллега тоже книги расставлял, тебя не заметил и за собой свет погасил. Тут надо орать погромче, чтобы включили обратно. Иначе придется в полной темноте пробираться и включать свет самому. А это травмоопасно. Можешь задеть книги, они тяжелые и твердые, это больно. Можешь споткнуться и упасть. Но еще опаснее, когда на тебя внезапно начинают наезжать стеллажи. Тут надо ухо востро держать. Как только услышишь, что поехали, сразу выскакиваешь в коридор. Если не успеваешь, то приходится упираться руками и коленями, чтобы тебя не задавило. У меня вечно синяки из-за этого были.

– Так часто стеллажи ездили?

– Не часто. Но частенько.

– А почему?

– Наверное, недостаточно хорошо стопорила. Или просто со мной случалось то, о чем сразу неофициально говорили новеньким сотрудникам.

– Что именно?

– Что, когда ты один, стеллажи могут поехать сами по себе, как бы старательно ты их ни закреплял. И еще могло случиться, что две эти неприятности происходили одновременно: стеллажи и свет. Вот стою я, к примеру, в полном одиночестве, расставляю книжки. И вдруг слышу, что в самом начале длинной комнаты раздается металлический лязг – это начал движение по рельсам стеллаж, наверное, самый крайний. Потом – бум! Это он ударился о другой стеллаж, и по принципу домино они один за другим вместе начали тяжело катиться по рельсам в твою сторону, как полные книг вагоны. И ты книги-то не бросаешь, прижимаешь к груди и бежишь к выходу из пространства между стеллажами, считая про себя все эти «Бум! Бум! Бум!», которые все ближе и ближе. Каждый бум – это стеллаж. Сколько до тебя осталось и сколько у тебя есть времени.

И в этот самый момент гаснет свет.

Просто гаснет, и все. Выключается с характерным щелчком. Поскольку на выключателе необходимо сделать поворот, то самопроизвольного выключения случиться никак не может. Значит, это сделал кто-то из своих. В книгохранение так просто чужих не пускают.

Я начинаю истошно вопить, что я здесь, меня стеллажами сейчас расплющит, но вокруг по-прежнему только темнота и мерные, слаженные бум, бум, бум, бум…

В последний момент выскакиваешь, вся мокрая, как мышь под метлой, мчишь к выключателю, поворачиваешь его и выскакиваешь из комнаты в общий зал возмущенно, чтобы надавать по шее негодяю, тебя бросившему на произвол судьбы.

Только на этаже по-прежнему никого нет, кроме тебя. Лифт не едет, иначе был бы слышен лязг и грохот. Свет горит там, где я его включила.

Возвращаюсь в комнату, а стеллажи уже остановились. Меня бы не расплющило, но слегка прижало бы, конечно. Но почему-то так удачно их движение замедлилось как раз у того стеллажа, на котором я расставляла книги.

Самое интересное, что рельсы, разумеется, расположены не под уклоном. Стеллажи сами по себе кататься не могут, их надо подтолкнуть, да посильнее. Однако такое вот случалось. И со мной, и с другими.

– И что это было? Как это объясняли?

Мама только пожимала плечами:

– Никак не объясняли. Просто все знали, что так бывает. Предупреждали новичков. Особо трусливые ходили парами. Да и веселей так, что уж говорить. Шутили постоянно, даже песни орали. Один книги подбирает или, наоборот, расставляет, а другой стоит на стреме, у выключателя, следит, чтобы стеллажи не поехали. Ну и переговариваются между собой. Я тоже никогда не отказывалась кого-нибудь подстраховать.

Особо одаренные даже ухитрялись на широких подоконниках книгохранения отсыпаться в полной темноте после ночных гулянок. Уйдет такой якобы за книгами, и нет его до обеда. Дрыхнет. И попробуй найди! Телефонов тогда сотовых особо не было, да и связь все равно фиговая была бы – подвал же. А еще наткнешься на такого, вот уж точно вусмерть напугаешься, никаких призраков не нужно!

Я вполне допускала, что в каких-нибудь библиотеках или других старинных помещениях может твориться всякая паранормальщина. В конце концов, там никто не живет. Испугался – и убежал к себе домой. Дома-то все знакомо, ничто не угрожает. Мама с папой спасут. Из дома вообще можно не выходить.

А если что-то произойдет в твоей собственной, родной, до боли знакомой квартире, где ты с закрытыми глазами можешь передвигаться, – тогда куда бежать? Кого просить о помощи?

У меня одна одноклассница жила в коммунальной квартире. Так ей пришлось пойти на курсы по самообороне, потому что соседи были не совсем адекватные. Я еще думала, как это ужасно – не чувствовать себя в безопасности даже в собственной комнате.

А у меня и комнаты-то не было своей.

– Хватит! – сказала я вслух, чтобы заглушить неприятные мысли, и оглянулась, не услышал ли кто. Стыдно разговаривать самой с собой вслух, как психопатка.

* * *

Игрушечник

Он совершенно ни о чем не думал, когда работал. Руки сами находили и нужный материал, и нужную форму. Иногда ему казалось, что сам он – только механизм, обеспечивающий рукам движение. Придаток.

Никто и не догадался бы, глядя на него, чем он занимается. Он никому никогда не рассказывал. Однако люди каким-то образом прознавали, находили, приходили к нему. Чтобы забрать то, что он сделал.

Даже его женщины не знали. Как-то не обращали внимания, хотя он и не скрывал ничего. Просто под собственным носом ничего не видели. А если вдруг возникал вопрос, неожиданно, чаще всего с негативным оттенком, с пренебрежением: «Ты?!» – он просто щелкал перед ними пальцами. Перед тем самым хорошеньким носиком, который раньше ничего не замечал. И они забывали. Так просто. И после этого уходили. Иногда было жаль.

Он пробовал на себе, перед зеркалом. Смотрел, смотрел, щелкал до боли в пальцах. Никакого эффекта.

Он где-то читал, что щелчок происходит из-за удара пальца о ладонь. Фигня. Он клал на ладонь тряпицу, а щелчок все равно был.

Никогда не повторялся. Не потому, что не хотел, а потому, что не контролировал процесс.

Все они были странные. «Чердачные», как сказала одна его женщина. Еще сказала, что ей не нравится.

– Уродство какое-то!

Он тогда щелкнул пальцами. Как обычно.

А потом на улице подошла девушка. Он думал – автограф взять. А она его даже не узнала.

Такие люди его никогда не узнавали. Думали, может, просто похож. Двойник. Два разных человека. Не может же он – он! – заниматься таким странным делом.

– Это ведь вы делаете игрушки?

Он никогда их так не называл. Защитники – вот правильное слово. Так он думал. Он делал защитников. Ну, как… Они рождались его руками.

И ни разу не предназначались для него самого.

Создавал, повинуясь импульсу. Почти не глядя доставал нужные кусочки, обрезки ткани. Резал и сшивал без выкройки.

Он думал, что они будут защищать.

Но он не знал точно.