Я смотрю на Шведа. Задаюсь вопросом, что со мной теперь будет? Что будет с Ржавым? Неужели Швед, правда, что-то сделает этой сволочи? Если всё так, то почему? Зачем ему возиться со мной и моими проблемами?
Может, потом он пожелает получить отдачу за свою услугу?
Я не верю, что он вот такой хороший. Этот мужчина опасен.
Наверное, я должна бежать от него, должна плакать от страха за своё будущее, потому что мне некуда бежать. Да и слёз больше нет. Я устала бояться, беспокоиться и думать, что может быть всё ещё хуже.
Но при этом, с этим мужчиной мне комфортно и спокойно.
Да, именно спокойно. С ним я чувствую себя в безопасности.
Мы сели в машину, и Швед сказал, включив обогрев:
– Я слушаю, Яна. Мы не договорили. Эта история с… Ржавым немного меня вывела из себя, и я прервал тебя. Продолжай, девочка.
– Продолжать? – переспросила, едва ворочая языком.
– Да. Ты хотела о чём-то меня попросить, – напомнил Швед.
От тепла и сытости меня начало клонить в сон. Но его слова меня встряхнули.
Сцепила руки и, глядя прямо перед собой, неуверенно произнесла:
– Да… Хотела… Я… Я не хочу больше жить на улице. Но мне некуда идти. Не хочу больше голодать… Но денег нет…
Медленно повернула голову в его сторону и увидела, что Швед не насмехается, а смотрит на меня внимательно и слушает.
Он кивнул и я, чуть осмелев, облизнула губы и продолжила:
– Мне хочется учиться. Хочется жить нормально. Я… Я хочу попросить вас, Олег Викторович, о помощи. Возьмите меня на работу. Пожалуйста. Я могу убираться у вас. Или где скажете. Я буду мыть полы, чистить унитазы. Я могу… стирать… Готовить, правда, не могу, не умею… Или что-то ещё… Я быстро учусь. Правда. Я хочу заработать на учёбу и свой дом…
Чувствую, как под его тяжёлым взглядом моё лицо розовеет.
– Я тебя услышал, – ответил он спустя бесконечность.
Больше ничего не сказал.
Завёл джип и выехал с парковки.
Я долго смотрю в окно на вновь пролетающий город и нервничаю.
Потом перевожу взгляд на Шведа, но он не отводит взгляда от дороги.
Интересно, он поможет мне? Или нет?
Мы едем молча. Я кусаю губы и не могу найти в себе смелость задать вопрос. Боюсь, что он скажет «нет».
Музыка в машине не играет. Слышен лишь звук двигателя.
Украдкой изучаю его и снова цепляюсь взглядом за его руки. И не могу на них не смотреть.
Его руки то напрягаются, то расслабляются – большие и сильные. Просто завораживающее зрелище.
Мы едем долго. Швед увозит меня в район, где я никогда не была.
Здесь живут одни богачи. Дома шикарные. Скверы ухоженные. Магазины здесь другие – солиднее, что ли.
Вскоре мы въезжаем на территорию одного из этих потрясающих домов.
Даже шлагбаум есть. Камеры. Охрана.
Это его дом?
Он привёз меня к себе?
От этой мысли сердце бьётся не в груди, а где-то в горле. И, несмотря на то, что страх немного отступил, пульс бьётся как сумасшедший.
Швед паркуется и глушит машину.
– Сиди, я сейчас, – говорит он и выходит из машины.
Он подходит с моей стороны и открывает двери, помогает выбраться.
От сытости меня немного шатает. А ещё ужасно хочется спать. Но при этом мой мозг взбудоражен. Странная смесь, правда?
– Вы здесь живёте? – осмеливаюсь спросить.
Смотрю на мужчину, но его лицо не выражает никаких эмоций.
– Одна из моих квартир в городе, – отвечает небрежно.
Забирает из машины ресторанную еду и ведёт меня за руку за собой. Прямо в эту высотку, где живут очень богатые люди.
Я никогда не была внутри подобных домов.
Меня пугает и одновременно восхищает чистота, красота и запах. Запах роскоши, денег, свободы.
Консьерж – немолодой мужчина с густыми седыми усами в синем свитере и джинсах кивает Шведу, узнав его.
Он сидит в объёмном кресле и смотрит телевизор. Его уголок, закрытый сплошь стеклом от пола до потолка и стеклянной же дверью больше похож на кабинет.
Прямо здесь, в роскошном подъезде стоят в огромных горшках пальмы. Какие-то цветы. На стенах со вкусом развешаны картины в рамах.
Мы идём к лифту, и я верчу головой, раскрыв в удивлении рот.
Это не тот затрапезный дом Ржавого, где подъезд весь провонял мочой, блевотиной, сыростью и старостью. Где штукатурка осыпалась, стены пошли глубокими трещинами, а бетонные ступени стёрлись и стали местами округлыми.
Лифт меня заворожил.