Я понимаю, что это сон! Другой сон, не такой, как обычно! Я не вижу своего сына, а только слышу его плач и крик, и то, как он зовёт меня.
– Где ты?! – срываюсь на пронзительный крик.
Вокруг меня одна темнота, я не вижу ничего, и это выматывает, лишает последних сил. Сколько я уже в этой темноте? Почему я слышу плач своего ребёнка, но не могу никак найти его?!
– Мама… – раздалось уже где-то далеко.
– Нет! Нет! Вернись!
Я не хочу, чтобы мой сын покинул меня и во сне!
Но я не слышу больше его. Осталась только тёмная пустота.
– Вернись! – закричала, срывая голос, но мой крик утонул в этой тёмной мгле.
– Вернись! – я резко распахнула глаза и подскочила на кровати. Ощутила как меня бьёт крупная дрожь, стучат зубы, а всё тело покрывает противный липкий пот. А по моим щекам текут горячие, словно раскалённая лава, слёзы.
Обняла себя руками и моё тело непроизвольно стало раскачиваться из стороны в сторону.
Я не заметила как начала выть.
Если и есть где-то Ад, то я как раз нахожусь в нём.
* * *
Я так и не смогла заснуть ночью. Засыпая, раз за разом я видела один и тот же сон – мой малыш звал меня, и я никак не могла его найти, даже увидеть, потому что вокруг была только беспросветная тьма. Она безмолвно и равнодушно созерцала мою боль и слушала мой пронзительный зов. Но тьме было всё равно. Её не волновало моё горе и крик ребёнка. Равнодушие и холод.
Просыпалась я в крике и холодном поту. Это было невыносимо, больно и страшно. В мою голову начали лезть ужасные мысли, что может моему сыночку плохо «там» без меня… Может, это знак? Только какой знак?
В эти минуты после пробуждения я выходила на балкон и курила, хотя я терпеть не могу сигареты и курильщиков, но мне нужно было чем-то занять себя, каким-то бессмысленным делом как курение. Глупость, скажете вы. Да я и сама это знаю. Если не курила, то выла…
Наверное, я схожу с ума.
Итог, утром моё тело было разбито на миллионы осколков, голова болела и гудела и, меня постоянно клонило в сон, но как ни странно, заснуть я так, и не смогла.
Когда варила себе кофе, раздался звонок в дверь.
Я не ждала гостей, но возможно, это Ольга приехала навестить меня и проверить, не покончила ли я с собой.
Глупая, я такого с собой ни за что не сделаю, хотя не так давно мои мысли занимали идеи о суициде. О своей боли и намерениях я рассказала батюшке в церкви, который и вправил мне мозги на место. Убей я себя, то никогда больше не встретилась бы со своим сыночком. Батюшка много говорил про опыт, испытания, исцеление, перерождение и благодарность… Говорил и то, что мысли о суициде, внушает враг моего спасения. Говорил про великое томление испытуемого духа. Выдержит душа, значит, пригодна для настоящей вечной жизни. Главное, я выделила для себя из его наставлений – это то, что самоубийство не выход и мне нужно жить, как бы больно не было. Иначе моя душа никогда не увидит моего сына.
В те минуты, когда прозвучали его последние слова, мне захотелось накричать на священнослужителя. Как он может говорить о таких вещах, когда не знает, как это! Какая это раздирающая боль, и какие страдания она порождает! Какое исцеление и какая жизнь без моего сердца и моей души?!
Но мне пришлось заткнуться и проглотить свой крик, когда он произнёс то, что заставило меня зауважать этого человека и искренне ему сочувствовать. В автокатастрофе батюшка потерял свою беременную жену и сына, а сам остался жив и невредим, как и виновник аварии.
И где спрашивается справедливость? Где она? Куда смотрит Бог, если он есть, зачем забирает невинные души? И зачем оставляет в живых тогда нас, тех, кто потерял любимых? Зачем..? Почему..? Что за больная фантазия у мироздания..?
– Знаю, Аврора, как тебе трудно. Горя – через край. И я потерю пережил…
– Как у вас получилось жить дальше? – спросила я у него.
– Никак, – был его тихий ответ. – Я живу с этим уже семь лет и молюсь за души своих родных каждый день и верю, придёт тот день, когда мы увидимся снова. Пока я чувствую душевную боль – я живу и помню о них. И ты должна жить, Аврора.
Он положил руку на свою грудь в области сердца.
– Они здесь всегда, они рядом. И твой сын тоже. И как бы трудно тебе ни было, помни две вещи: первое, что Сам Отец твой Небесный определяет меру страдания; второе, что Он знает твою меру. Когда бы ни пришла к тебе мысль о самоубийстве, гони её, ибо это шёпот сатаны… Как бы ни было здесь тяжело, хотя бы мы жили на земле тысячи лет в тяжких страданиях – всё же им будет конец. А в аду нет конца мукам.
Не скажу, что его слова утешили меня и придали сил. Тогда мне стало наоборот, ещё хуже. Но его слова заставили меня навсегда отказаться от мыслей о суициде.
Мне никуда не спрятаться от боли и острого переживания абсурдности бытия, а любые слова сочувствия причиняют ещё большее страдание.
Я дала себе обещание, что буду жить. И я живу, но на самом деле, я умерла вместе со своим сыном.
Вынырнув из воспоминаний, я открыла входную дверь и тут же хотела захлопнуть её обратно.
Я считала, что промоутеры, которые ходят по квартирам с предложением о покупке никому не нужной ерунды, давно сменили дислокацию, и предлагают свои «пустышки» либо сотрудникам офисов, либо стоят возле торговых центров, и раздают листовки. Но, очевидно, остались и те, кто работает по старинке.
Я не смогла захлопнуть дверь – мужчина ловко просунул свой ботинок в дверной проём.
– Мне ничего не нужно. Прошу вас убрать ногу, – устало попросила я.
В ответ раздался смех и, отсмеявшись, мужчина покачал головой и произнёс:
– Нет и нет. У меня как раз имеется то, что тебе нужно, Аврора.
Я напряглась.
– Откуда вы знаете моё имя?
– Оттуда, – показал он пальцем в небо. – Впусти меня и всё узнаешь…
– Ещё чего, – разозлилась я. – Уходите или я вызову полицию.
Мужчина поднял руку перед собой, в которой держал, перевязанную подарочной лентой, картонную коробку из-под торта. Возможно, в коробке и находился торт, но мне было это неважно. Главное, чтобы он убрал свою ногу и оставил меня в покое!
– А я принёс торт. Твой любимый, между прочим, «Киевский», – широко улыбнулся мужчина, а в его глазах плескалось настоящее безумие. Не бывает таких глаз у нормального человека – словно они не могут сосредоточиться на чём-то одном; зрачки расширены и практически закрывают всю радужку.
У меня сразу в голове родилась безумная мысль, что стоящий за моей дверью мужчина, настоящий сумасшедший, он знает моё имя, знает, какой торт я люблю… Значит, он за мной следил?
– Уходите… – попросила я снова, сильнее надавливая на дверь и носком своего тапочка, старалась вытолкнуть его ногу из проёма. – Мне ничего не нужно, неужели вам непонятно?
– Нужно-нужно, – закивал он головой, как китайский болванчик и рассмеялся. – Если не впустишь, то всем плохо будет, Аврора… И кофе у тебя убежал…
– Уходите! – зашипела я и смогла, наконец-то, вытолкнуть этого странного типа. Быстро захлопнула и закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной и подумала, что каких только чудиков не бывает. И ещё, очень надеюсь, что он за мной не следит. Имя человека и его пристрастия, на сегодня, легко выяснить.
Снова стали звонить в дверь.
Чёрт, у меня не было дверного «глазка», и я громко спросила: