Городошники

– Ну ладно. Что насчет парка?

А я печалился по леску. Красивый лесок. Сосновый. Речка чистая, пологие берега…

– Представьте себе – вечер, хорошая погода, люди…

– …в парк пойдут. Выпить, – договорил кто-то у меня за спиной. Я обернулся. Девица тоже.

– Ты, Славик, не суйся, куда не просят! – она хихикнула.

Славик проникновенно сообщил:

– Я и забыл, у Кисловой в поселке пикнуть никто не посмеет, а уж насчет выпить… Там все будет образцово-показательное: сходят, вырубят все деревья, потом сады разводить будут. А вечерком, если еще и хорошая погода, так на субботник все стройными рядами.

– Ой, умник, – сказала Кислова, взглянула на часики, потом на меня. – Ну?

Фантазия у меня вдруг ключом забила. Я рисовал и говорил про парк с ресторанчиком, танцплощадку, клуб, школу. Рисовал «поселок в парке» и страшно радовался, что идея нашлась!

– Я нисколько не сомневаюсь, Герман Иванович, – проговорила Кислова, – для вас это все сущий пустяк. И вы можете нам таких поселочков запросто нарисовать… Но я-то хочу свой поселок сделать. Сама.

– Да пожалуйста, пожалуйста, кто же вам мешает, – я растерялся.

– Посмотрите у меня, – попросил староста Прохор Миронов.

Я поспешно перешел к нему, и он мне показал свою кальку, лепил что-то про реку, пологие берега, про поселок и рыболовецкий завод. Ну надо же, об этом-то я и не подумал. Совсем не подумал о том, что, проектируя, задену чье-то самолюбие. Ведь в работе всегда стремишься, чтобы было лучше. А иначе, для чего наш проект? Для чего Владимир Григорьевич меня сюда зазвал? Как не хотелось идти.

– Грубых ошибок нет, – сказал я. – Разве что не совсем понятно, почему кладбище рядом с рыболовецким заводом размещаете.

– А оно у меня – в коммунально-складской зоне. Нам Владимир Григорьевич вводную лекцию прочитал о поселке, о зонировании, и коммунально-складская зона размещается рядом с промзоной.

Вот взрослый мужик вроде, а рассуждает как школьник: нам сказали. Вам все правильно сказали, теперь дело за вами – творчески подойти к сказанному. Я говорил осторожно, тщательно подбирал слова. Смотрел на кальку, на эти неумелые, робкие линии, и – чертовщина какая-то! – на ней появлялись другие. Так и лезли, требовали внимания, за-ме-ча-тель-ная идея, вижу ее, сил нет противиться. Такой богатый ландшафт, извилистый берег, поймы, откосы, овраги… В контраст им – строгая сетка дорог, аллей, улиц, ах, как можно тут развернуться, карандаш так и просится в руки… А, была не была. Есть за что зацепиться, сказал я Прохору, у вас планировка сдержанная, а если ваше решение еще более заострить? Даже пойти на решительный контраст?

– А насчет кладбища как же? – спросил он. – Куда его сунуть?

Ой, не знаю, да это сейчас и неважно! Можно в конце концов крематорий поставить, красивое, печальное здание. Я это так, между делом, брякнул, но Славик, к которому я потом перешел, меня огорошил:

– Здесь у меня парк, здесь поселковый центр, спихну сюда все красивые и печальные здания!

Он лихо их перечислил:

– Клуб, магазин, сельсовет, школу, больницу и крематорий.

Я обескуражено переспросил:

– Что?

– Но вы же сами сказали, что крематорий можно вместо кладбища, что красиво.

Вдруг поднялся хохот.

– Крема… крема… – заливалась Кислова, девица со спицами. – …торий!

– Это чтоб все помнили, – пояснил Славик серьезно, – как ни крутись, ни вертись, а все там будем.

Вокруг дружно и радостно загоготали.

Кислова вскочила:

– Конец пары!

Я пошел покурить. С первой великолепной затяжкой сделал первые выводы. Какой я, к чертям, преподаватель. Я архитектор, мое дело – проектировать. Лучше бы в Гипромезе остался.

Я доковыляла до кресла и скинула туфли. Так и есть, натерла мозоль, не надо было их надевать, только-только купила, не разносила, ну до чего же красивые.

Аудитория опустела, я забралась с ногами в кресло. Это кресло еще мы сюда приволокли. Глубокое, обитое дерматином, его Славка нашел. «Гранитоль!» – объяснял Славке жилец, набавляя цену, жильцу дали комнату в новом доме, и он на радостях пропивал «свои мебеля». Славка выторговал кресло за пятерку. Когда вот так вот сидишь в нем, кажется, что время вообще не существует.

– Люб, пошли кофе пить.

– Неа.

– И по булочке с кремом съедим.

– С крема… с крема… – захохотала Кислова. – Ой, Славик, крематорий возвел!

– Да я за ради тебя че хочешь, возведу! – Славка закатил глаза, сложил губы в жеманную улыбку, передернул плечами, обнял Кислову, она дурашливо пристукнула его пальчиками:

– Славик, ну сколько раз говорить, не приставай! На виду у всех. Пристань где-нибудь в уголочке.

– Ой! Чтобы ты мне аморалку пришила?

– Да куда к тебе пришивать?! Места живого нет!

– Кислушка, чтобы – ты! И – не нашла?!

Кислова, поглядев на него, проговорила значительно:

– А мы теперь действительно городошники!

– Это еще почему? – удивился Славка.

– Потому что мы теперь не на кафедре основ архитектурного проектирования, а на нашей!

– Ой! – расстроился Славка. – Еще только третий курс начался! А там – четвертый, пятый, диплом… как подумаю…

– А ты не думай, – Кислова хихикнула, – тебе не идет.

– И правда, чего это мне зря утруждаться, когда у нас ты есть! Так что, пошли в кафетерий? Переменка скоро закончится.

Мы пошли в кафетерий, отстояли очередь, а потом, заглатывая булочки на ходу, бежали на наш третий этаж – попробуй-ка опоздать на проект, Владимир Григорьевич примется въедливо выяснять, что на этот раз нас задержало, попросит излагать свои причины погромче, ведь он знает, мы это умеем – опять жильцы приходили жаловаться, что мы им жить не даем своими воплями.