Классные записки

***

…Ромку Шуртухина толкнули, и он упал затылком на штырь вентиля батареи. Эти торчащие краны в принципе особо жить не мешали, но Ромку толкнули. Из затылка текла кровь, он лежал на полу, а мне было 19 лет. Когда приехала «скорая», не могли понять, кто главный умирающий. Но, как ни крути, везти все равно надо было обоих. И мы поехали – с Молодежки на СХВ.

Пока Роме зашивали голову, я маялась в коридоре и боялась: что скажу родителям мальчишки? Куда смотрела?

Где-то благополучно к «Спокойной ночи, малыши» городским транспортом мы вернулись домой. Была зима, но Рома не взял шапку, до шапки ли. Я укутала его шарфом, который не спас, – мы все равно оба очень замерзли. Поднялись в класс – ждать Ромкину маму. Время было детское: подумаешь, десятый час. Мы тогда учились в третью смену, и третьеклассники на законных основаниях приходили домой не раньше 20 часов.

Мама, наконец, появилась. Обычная красивая молодая мама мальчишки. Она не упала в обморок и не вцепилась мне в волосы. Деловито осмотрела сына, спросила, что случилось, вздохнула, попрощалась со мной и вышла. А Ромка у порога оглянулся и сказал: «Татьяна Витальевна, да не расстраивайтесь вы. Я в эту больницу уже шесть раз ездил. Я привык. Мне не больно».

…А на другой день мы морили тараканов. Я подсыпала им порошок в начале уроков – откуда я знала, как это надо делать! Прошел урок, второй. И вдруг отовсюду полезли эти обнаркоманенные сволочи. Они ползли по стенам, а потом со звуком семечек падали на парты. Я визжала. Наверное, громче всех. Нет, не так. Я вскочила на стул, раскинула руки и начала орать от омерзения. И тогда Шуртухин, как красный командир, с перевязанной головой, и кровь – нет, не на рукаве, на голове, схватил веник и начал гнать от меня тараканов.

***

…Ваня блестяще справился с заданием, но экзекуция не закончилась: обязательно прилагался вопрос по теории.

– Так, ну кто нам задаст вопрос? – обратилась я к классу.

Серега Зыкин, хитро улыбаясь в предвкушении бесплатного аттракциона, поднял руку:

– А пусть расскажет правило на странице 172, которое внизу.

Вот, получи, фашист, гранату. Друг называется.

Майшев закатил глаза на потолок – как известно, обычно именно на потолке размещаются все шпаргалки мира, – секунд пять шарил по люминесцентным лампам и начал:

– Сложноподчиненными называются предложения…

Класс с радостным облегчением выдохнул: молодец, оправдал надежды. Зыкин тоже светился от счастья: и сам отличился, и другу помог стать ходячей легендой…

Да, мы заучивали теорию. Да, на родительских собраниях нет-нет да и звенел вопрос:

– Татьяна Витальевна, для чего вы задаете правила наизусть? Дети должны понять, это же главное…

О да, понять. Конечно. И простить.

– Скажите, а как можно понять ЖИ-ШИ? – бескультурно отвечала я вопросом на вопрос. – Хотя, конечно же, можно залезть в дебри русского языка. Чтобы прям понять. Но проще – выучить.

При этом почему-то не возникает подобного вопроса, когда нужно заучивать таблицу умножения. Или вот стихи Лермонтова, например. Достаточно понять же. И пересказать, как понял. Стою на своем: выученная орфограмма, пусть даже пылящаяся на полках памяти до поры до времени, однажды отблагодарит озарением. А если не выучил, не понял, то и озарять нечему.

У нас был чудесный учебник-трилогия под редакцией В. В. Бабайцевой, где все правила, включая примеры, были собраны в одной книжке. 250 страниц на 5 лет. Не выучить? Мы учили.

Моя школьная учительница английского языка Галина Георгиевна 25 минут урока обычно рассказывала о дочке Оле, а 20 примерно минут посвящала новому материалу и проверке. Она проверяла и наши руки, и коленки, списать было нереально. Зубрили поэтому со страшной силой. Не скажу, что я обожала Галину Георгиевну, скажу больше: она меня бесила вместе со своей Олей, но именно ее методика оказалась самой крепкой.

После школы в моей жизни были колледж, университет, институт, где на английском я всегда была немного впереди остальных. Вот вам и зубрежка. Правда, в магистратуре, куда я поступила в 50 лет, мне сказали: ну, ничего страшного, подтянетесь. Главное – понять. Блин! Блин, блин! Чего понять? Учить надо. Наизусть! Лексический запас пополнять! Что тут понимать, если ты не знаешь, как сказать по-английски: «Мой кот – наглый и высокомерный»? У тебя нет в голове слов «наглый и высокомерный». Бегом к словарю! И учим, запоминаем, проверяем себя.

Мой совет мамам и папам, кто наивно полагает, что надо чего-то там понять. Где-то, соглашусь, достаточно. Но языки надо учить. Хотя бы русский. Только так что-то может получиться.

***

…На День учителя было принято устраивать день самоуправления. В каждый класс назначался «учитель» из числа учеников, а из учителей создавали 12А и 12Б. И уроки там вели тоже ребята.

Но в тот раз мне не повезло – мой класс был дежурным по школе, и даже День учителя не спас. Поэтому я не влилась ни в 12А, ни в 12Б. А дурачиться-то тоже хотелось. Лида из 11-го дала «поносить» мне свою одежду. Я была хороша в форменном платьице, едва прикрывавшем попу, и белом фартучке. Но! Еще у меня был парик. От того, что свои волосы меня не то чтобы не радуют – огорчают, я частенько ношу чужие. Парики, накладные хвосты – обычное, прямо скажем, дело.

…За 3 минуты до звонка я встала перед дверьми кабинета, откуда должен был вывалиться мой ненаглядный 9Б. Не поймаешь – будешь дежурить одна. Но что-то сбилось в расписании, и в этом кабинете сидел 12А – учителя, о чем я не подозревала.

Итак, в школьной форме, рыжеволосая бестия – волосы по всей спине, я, сворачивая шею, чтобы налюбоваться собой в зеркале, стою перед кабинетом. Все, что произошло дальше, случилось в одну минуту.

Звенит звонок. Открывается дверь. Выходят мужчины-трудовики. Я стою. Мимо меня проходит ученица. Поднимает руку – поправить свою прическу. Краем рукава, где пришита пуговичка, задевает мою голову. Пуговичка цепляется за парик. Парик повисает на ее рукаве. Я стою – лысая, с кучей невидимок на голове. Мужики плачут от смеха, а за ними уже и полшколы сбежавшихся всяких людей.

Позже парик стоял на трехлитровой банке в комнате школьного актива. Долго еще веселились по этому поводу, и каждый норовил примерить рыжий паричок…

***

…Перемена. Я стою в конце кабинета у шкафа, листаю учебник. Шестиклассник Антон занят в десяти метрах от меня – поливает цветы, в его руках стакан с водой. Между нами Костя, который бросает в сторону Антона какую-то обидную фразу. Типа, негоже царям ухаживать за комнатными растениями. Секунда – и граненый стакан летит в Костю.

Костя не дремлет: знает, с кем имеет дело, и отскакивает в сторону. Я, увлеченная чтением, именно в ту самую секунду, когда стакан должен был размозжить мне голову, наклоняюсь поставить книгу на место. Стакан, наполовину полный, с размаху влетает в стену и разлетается на сотни кусочков. На стене остается лишь мокрое место. В классе тихо, как будто не перемена, а контрольная…

Я не испугалась – я просто не поняла, что случилось. А потом, конечно, были разборки с приглашением понятых и свидетелей…

Эта история не об ученике с сорванной башней. Эта история о ребенке, которого не любили. Ни дома, ни в школе. И он привлекал к себе внимание любыми способами и срывался при малейшей провокации. Так вот случилось со мной, что любимчиков не было, а нелюбимчики иногда появлялись.

Размышляю о том, кому мы отдаем детей в школу. Нет никакой гарантии, что учитель полюбит вашего ребенка. И ладно бы, но может яростно невзлюбить. Родители могут не узнать, не почувствовать, а детеныш не расскажет. И вот вам – тюремный срок в школе.

Поэтому всегда всем своим молодым подругам говорю: не ищите школу, ищите учителя!

В тот раз я не стала особо разбираться, кто виноват, потому что Антон бесил меня вместе со своей мамой. Конечно, виноват он. Он виноват уж тем, что хочется мне кушать. К чести мамы, она быстро меня просканировала и перевела сына в другую школу. Откуда его выпустили на волю вполне себе человеком. А я что говорю!

***

Очень хотелось жить отдельно от всех. Своей семьей. И, когда мне предложили стать завхозом на полставки, а за это – отдельное жилье (вернее, отдельную теплицу), я согласилась, почти не раздумывая.