Не своя жизнь

– Я не представляю, что мог бы где-нибудь жить, кроме Питера.

– Но живут ведь люди – и живут получше нас! Помнишь, нам про инфляцию на Западе говорили, а мы не понимали, что это такое. Теперь понимаем. Только у них пять процентов, а у нас пятьсот.

– Нет, ты не прав. Ну подумай: если все уедут, что со страной станет?

– А ничего хорошего. Ничего хорошего нас здесь не ждет, – Сашка помолчал и добавил с ехидством: – Нет, конечно, у тебя перспектива, будущий тесть – директор, он свой завод приватизирует, и тебе обломится. Пристроит к себе заместителем, потом бразды правления передаст… Станешь ты заводчиком, или как там это называется?

Денис всерьез обиделся, схватил друга за рукав.

– Я Иру люблю, а не ее отца! Да будь она даже сиротой!..

– Да понятно, понятно… – беззлобно ответил Сашка, стряхивая его руку. – Просто тебе повезло. На каникулах сидишь в отделе главного технолога на папочкином заводе, а я на рынке ящики таскаю. Лучше бы я их где-нибудь на Западе таскал, там хоть деньги платят, а здесь – жалкие сто рублей в день.

Денис смущенно отвел взгляд. Он постеснялся попросить за Сашку, когда Валентин Артемьевич предложил ему работу на время каникул.

Лето выдалось неспокойное. В верхах бурлило. Одни растаскивали бывшую социалистическую собственность, другие боролись за власть. Похерив идеи коммунизма, Россия со всей дури вляпалась в «бандитский капитализм».

Народные депутаты неоднократно высказывали недоверие политике Гайдара, но тот и после смещения с поста Председателя правительства не потерял веса. Аналитики оценивали степень противостояния законодательной и исполнительной власти в России как взрывоопасную. Ельцин «успокаивал»: мол, погодите, это еще артподготовка, штурм будет осенью. Слово свое Президент сдержал. В сентябре вышел его указ о поэтапной конституционной реформе, роспуске Верховного Совета и Съезда народных депутатов. Съезд указ не поддержал. Народу это тоже оказалось не по нутру – по всей стране в поддержку народных избранников митинговали тысячи и тысячи. Депутаты отказались подчиниться указу о роспуске, и тогда Ельцин по совету Гайдара приказал оцепить дом Верховного Совета силами войск и МВД, отключить его от воды и света. А когда и это не помогло, ввел в город танки. Белый дом, в котором находились сотни людей, обстреливали со стороны Арбатского моста. Весь мир наблюдал, как из разбитых окон здания на Краснопресненской набережной вырываются черные клубы дыма.

– Ты видишь? – кивнула на экран Нелли Леонидовна. – Нет, бежать отсюда, бежать! Сынок, может, все-таки вместе уедем?

– Мама! – возмущенно воскликнул Денис. – Мне кажется, мы уже сто раз об этом говорили!

– Хотя бы загранпаспорт сделай, я тебе оттуда вызов пришлю. Приедешь, посмотришь – может, понравится?

– Хорошо. Посмотреть можно, интересно ведь, – сдался он. – Но не останусь, мам, это точно.

– Наверно, я в феврале или в марте уеду. Надо о продаже квартиры думать. Я с Лизой говорила, ты можешь у нее пожить – она теперь почти круглый год на своем участке. Даже обрадовалась, что квартира присмотрена будет.

Мамина подруга, тетя Лиза, учительница английского на пенсии, жила двумя этажами выше, в такой же квартире, как у Колесниковых. В последние годы она предпочитала жить на даче, говорила, что не только воздух, но и в целом атмосфера там лучше, спокойнее.

К середине марта квартира была продана, деньги в долларах поделены. Свою долю – восемьдесят две купюры с физиономией Франклина – Денис запрятал под книжный шкаф в квартире тети Лизы. Мать взяла с него слово, что попусту он их тратить не будет, только на покупку квартиры и обстановку.

В конце месяца Денис с Ирой провожали Нелли Леонидовну на вокзале. В Тель-Авив она летела из Москвы.

– Ирочка, ты уж прости, что на свадьбе вашей не буду. Надо ехать, пока выпускают, а то вдруг перестанут? Неизвестно, что за полгода может случиться… Денису я вызов пришлю, в августе он приедет в Израиль, и я передам тебе подарок. Ты уж не обижайся на меня, девочка.

– Что вы, Нелли Леонидовна, какие обиды? Вы ведь потом будете приезжать, и мы к вам.

– Конечно, моя хорошая.

Она заплакала, у Дениса тоже подозрительно заблестели глаза.

– Мам, я приеду в августе. Обязательно приеду. Не плачь, не навсегда расстаемся.

– Кто знает? – утирала слезы Нелли Леонидовна.

– Мам, может, ты еще и вернешься. Вдруг все изменится?

Она безнадежно покивала, обняла сына в последний раз, поцеловала, и поднялась в тамбур.

Молодые двинулись вдоль вагона, чтобы увидеть ее в окне, помахать на прощанье. Спустя минуту поезд дернулся и пошел, вначале медленно, затем быстрее. Оголилась соседняя платформа. Тыл последнего вагона уже превратился в точку, а Денис все продолжал смотреть в ту сторону.

– Денис, – прижалась к его плечу Ира.

Он очнулся и обнял ее одной рукой.

– Мы с мамой никогда не расставались больше чем на две недели. Обычно в лагере родительский день в середине смены…

Ира прижалась еще крепче.

– Я с мамой вообще не расставалась никогда. С папой – да. Он опять хочет меня на все лето услать в Адлер. Может, и ты туда приедешь?

– Я бы с удовольствием, но тогда диплом не напишу, точно. А еще надо деньги на свадьбу зарабатывать.

– Почему ты не согласился опять к отцу на завод?

– Иришка, мне неудобно. Днем часто придется мотаться к своему руководителю, значит, отпрашиваться надо. Найду вечернюю или ночную работу, а днем буду диплом писать.

– Я папе скажу, чтобы он за тобой присматривал.

– Что это ты надумала? Боишься, я вместо работы и диплома стану за девочками ухлестывать? – рассмеялся он.

– А вдруг? – шутливо нахмурилась Ира, и тут же улыбнулась: – Хоть ужинать к нему приходи иногда. Он один не любит. Привык за столом о работе рассказывать, ты же знаешь.

Это Денису было известно. Он частенько ужинал в доме Игнатьевых и уже многое знал о заводских проблемах.

Успешно сдав госэкзамены, Денис устроился работать в частный магазин, торгующий компьютерами. В последнее время персональные компьютеры разлетались как горячие пирожки: «лапотная» Россия торопилась поспеть за продвинутым Западом. Теперь знаком престижа фирмы считался компьютер на столе у секретарши и принтер за ее спиной.

Техника приходила из-за рубежа деталями, их надо было собрать, протестировать, установить кое-какие программы на русском – этим и занимался Денис по ночам, попутно охраняя лавочку. Хозяин, Александр Петрович, деньги платил исправно, и работа Дениса устраивала. Ему было интересно копаться в компьютерах, в институте такой современной техники еще в глаза не видывали.

Однажды Александр Петрович попросил Дениса за ночь установить программы на двух компьютерах.

– Серьезно отнесись, эти компы для нашей «крыши», – пояснил он. – Завтра утром за ними парень приедет, еще до открытия. Михаилом зовут. Отдашь без чека. Да, собери еще дискеты со всеми играми, какие есть, только проверь вначале, работают ли. У пахана сын-школьник, как я понял. И два принтера дашь. Объясни про картриджи, что их менять надо, если печатать перестанут. Все понятно?

Денис кивнул. Чего ж не понять? «Крыше» не угодишь – магазин обворуют или спалят.

К утру все было готово, проверено и упаковано. В седьмом часу Денис прилег на складе, освободив часть полки от коробок и подложив под голову свернутую в валик ветровку. Дверь в торговый зал оставил открытой.

В половине десятого он проснулся от стука. Мотая головой и протирая глаза, побрел к двери, но прежде, чем открыть, выглянул в окно и увидел на крыльце парня в спортивном костюме и сверкающих новизной кроссовках. «Классные шузы», – мелькнуло в голове, пока отпирал замки.

Только Денис открыл дверь, не успел еще взглянуть в лицо парню, как тот радостно завопил, раскинув руки:

– Колесо! Ну ты даешь, чувак! Твой магазин, что ли?

Перед ним стоял Мишка Федоров. Его было не узнать, сильно изменился, совсем мужик. Они не виделись лет шесть, Федоров ушел из школы после восьмого класса, а жил в другом дворе. Кто-то говорил, что он в тюрьму загремел – не то за хулиганку, не то за воровство.

– Нет, не мой магазин, конечно, – ответил Денис, пожимая руку школьного дружка. – Подрабатываю здесь, пока диплом пишу.