И дышит серая завеса
дыханием чужим, зловонным.
И тишина с улыбкою раскрыла
Свои объятья, словно бы ждала,
Как мать ребёнка схоронила,
Второго ж на руках несла.
Года сотрут улыбку смерти,
И вспышку в небе ярко-синем,
Теперь для всех одна лишь мера,
Теперь живёт лишь тот, кто сильный.
Рука же матери спасала,
Оберегала в дни лишений,
Она и колыбель качала,
Врагам ломая, с криком, шею.
Она ребенка защищала,
В руинах пряталась в надежде,
Что смерть взяла своё, и сыну
Не примерять её одежды.
Война для всех пошила саван,
Почти никто не смог вернуться,
И только руки сильной мамы
Спасли дитя, чтобы очнуться.
Понять, что жизнь всего однажды
даёт нам шанс и нужно верить,
Идти вперёд и не бояться,
Неважно, что кругом потери.
Мы выживаем и стремимся
Вернуться в дом, чтобы любимым
сказать, что смерти не боимся,
шептать, что не для нас могилы.
Малыш уж больше не ребёнок,
Прошёл лишенья, боль и голод,
И нёс сквозь дым войны суровой
Ту, что несла его сквозь холод.
Разруха годы сократила,
Печаль состарила ей веки.
Не оставляйте же любимых,
И пусть не станут узы ветхи.
Мужчина, нежно обнимая,
Склонился к матери на грудь,
И со слезами он прощался
С той, что указывала путь.
Вела сквозь беды и невзгоды,
Рукой качая колыбель,
Война скосила её годы,
И выжгла смертями постель.
Теперь, закрыв глаза в печали,
На мать смотрел он и молчал,
Как в день тот после взрыва в небе,
Когда себя не осознал.
В горошек синяя пижама,
Улыбка скорби на губах.
Он помнил, как прекрасна мама,
И что ему неведом страх.
Шёлковое сердце
Я в комнате тёмной мне воздуха мало.
Скажи, отчего сердце вдруг перестало
Стучать, оно словно включило «беззвучку»,
И я в мрачном танце – танцор-самоучка.
Я в комнате тёмной мне воздуха мало.
Открою окно, снова дождь там и ветер,
Смеётся чудак, знает всё он на свете.
Спрошу, отчего моё сердце не бьётся,
В ответ тихо ночь шепчет: «жизнь не вернётся».
Открою окно, снова дождь там и ветер.
С деревьев срывая одежду бесстыдно,
Хохочет бродяга ветров, ему видно,
Что скрыто от глаз в наших душах беспечных,
И выложит Кай изо льда слово «вечность».
С деревьев срывая одежду бесстыдно.
Я как Дровосек из той сказки ржавею,
И где тот волшебник, что сердце согреет,
Из шёлка нарезал с десяток сердец,
Надеюсь, у пропасти будет конец.
Я как Дровосек из той сказки ржавею.
И там под ногами не топь, там есть плиты,
Они меня держат, они из гранита.
И сердце из шёлка в железной груди,
Дорогою жёлтой осталось пройти.
И там под ногами не топь, там есть плиты.