Борис и Глеб

Ушёл в кухню.

– Лен, чего они?

Лена спокойно наливая кипяток в кружку, ставя тарелку отцу.

– Глеб пошёл к Маше и признался ей в любви будто он Боря.

Лёва усмехнулся.

– Да, она поняла, догадалась, что это не ты… – Задыхаясь, первым начал Глеб. – Таких же больше нет дураков. Ты один такой.

– Ладно, прости, не хотел… – И Боря уже шел обниматься, он быстро остывал.

– Ты тоже. Я как лучше думал.

– А она что? – полушёпотом, не утерпел Борис.

– Что-что… Сказала, Борис, я ваша навеки, – захохотал Глеб и побежал по коридору.

Боря выбежал за ним на улицу. Они стояли возле папиных красных георгинов размером с тарелку. Солнце садилось, и дом весь светился в закатных лучах. Берёза шелестела серёжками.

– Я тебе всё-таки набью морду. Будешь отличаться.

– Ладно. Ничего она не сказала. Хихикала, догадалась, что это не ты.

* * *

Маша круглолицая, с большими голубыми, цвета неба, глазами. Что-то такое не объяснимо лукавое и загадочное было в её взгляде, словно смотрела исподлобья, и в то же время добродушная, такая милая улыбка – это противоречие притягивало, она казалась, красивой, несмотря на заострённый, неправильной формы нос. Смеялась она не потому, что догадалась, что это Глеб, а потому что не знала, как реагировать. Тогда никто об этом и не думал, тем более всерьёз, совсем не то, что теперь. Моя бабушка не смотрела на мальчишек, да и мальчишки как-то ни о чем таком не помышляли, дружили, были пионерами, вместе бегали на форпост, собирались в комсомол, мечтали работать и учится. Всё как-то было иначе. Лёва хоть и влюбился, но считал, что даже думать-то об этом не стоит, и знакомить с родителями, пока не пойдет работать, не собирался. Лена и Глеб и вовсе были беззаботные, Боря стеснялся признаться, да и не главное это. Весело было всем вместе играть в волейбол, ходить в кино, на демонстрации.

Девчонки часто после школы сидели в комнате у тёти Мани, смотрели модные журналы, учились шить, Женька поздно возвращался с аэродрома, тёте Мане с девчонками веселей. Она стучала на старой зингеровской машинке, девчонки разглядывали модели в журналах, перерисовывали выкройки, иногда тетя Маня разрешала примерять им платья, которые она шила на заказ.

Шурка, как и Маша, была светловолосая, только заплетала их в круглые золотистые баранки, а Маша укладывала улитками на макушку. У Шурки остренький нос и маленькие глазки, как у птички, улыбчивое лицо, встрепанные волосы. У нее внутренняя, неподдающаяся описанию девичья красота, а Маша холодная. Бабушка среди них ещё ярче со своими вишнёвыми глазами и тёмными кудрями до плеч. Они крутятся перед зеркалом, такие не похожие, такие молодые.