Та, что правит балом

– Более или менее. Но цветы для меня новость. Дорогая, я очень хорошо знаю вашу лавочку, и кто там чего стоит, тоже. И о тебе я знаю все. Больше, чем ты сама о себе знаешь. Шлюха, дрянь, а теперь еще и дура. – Он поднялся и шагнул к двери. – Сладких снов, дорогая.

Я натянула одеяло на голову, надеясь, что таблетки скоро начнут действовать. Хорошую перспективу он нарисовал. А что, он ведь и в этом прав. Начну жить как ни в чем не бывало: слушать Ника, бояться за свою шкуру… И вдруг мне стало смешно. Я даже вслух хихикнула в темноте, еще плохо понимая, что происходит. И тогда поняла. Я больше не боюсь. Ни этого типа за стеной, ни Ника, никого. Ден прав: вряд ли я доживу до старости. Но и это не пугало.

Потом, через много месяцев, я вспомню сегодняшний разговор. И вновь меня поразит, как странно распоряжается нами судьба. Для Дена было бы лучше, оставь он меня висеть в ванной. К сожалению, для меня тоже.

Проснувшись, я опять увидела его. Он спал, сидя в кресле в трех шагах от меня. Должно быть, все-таки подстраховывался, несмотря на свои слова и опасаясь, что моя мелодраматическая выходка может иметь продолжение. Лицо его с приоткрытым ртом казалось очень мирным и чуть глуповатым. «Я могу его сейчас убить», – вдруг подумала я и почувствовала, как вспотели руки и сердце застучало быстрее. Ден проснулся, резко открыл глаза. Несколько секунд мы сидели, впившись взглядом в зрачки друг друга, словно две кошки, которые еще не знают, что делать – пойти рядом, принюхиваясь, или вцепиться в противника. Он нахмурился и спросил неожиданно мягко:

– Как ты?

– Отлично, – ответила я.

– Мы не могли допустить, чтобы его смерть как-то связали… – заговорил Ден и смешался.

Он вел себя странно. Черт знает, что происходило в его голове. Теперь он сидел почти спиной ко мне, и я видела его затылок, и чуть в профиль висок, и ухо, плотно прижатое к черепу. В его облике вновь проступило что-то звериное, мощное, безжалостное. «Он думает обо мне», – решила я. Ден закурил, нахмурился, должно быть, оценивая обстановку. Я точно читала его мысли. Бабам он не доверял и теперь прикидывал, способна ли я поломать ему игру. Он повернулся и успел поймать мой настороженный взгляд.

– Сможешь спуститься вниз? Или сказать, чтобы завтрак принесли сюда?

Каждая лишняя минута, проведенная с ним, представлялась невыносимой. Но когда я оказалась среди людей, ставших уже привычными, вновь услышала разговоры о теракте и бедной Дашеньке, поняла, что долго не выдержу.

– Пойду к морю, немного прогуляюсь, – сказала я.

– Охотно составлю тебе компанию, – усмехнулся Ден. Может быть, решил, что я надумала утопиться? Напрасно. На это нужны силы. У меня их не было.

Мы долго гуляли, изредка перебрасываясь словами. Он усердно изображал заботливого мужа, а мне было так тошно, что его присутствие уже не раздражало, а скорее успокаивало. Он шел совсем рядом, я чувствовала тепло его руки, привычный запах его одеколона и жевательной резинки, от которого не мог избавить даже запах моря.

– Денис, – позвала я.

Он вздрогнул, наверное, от неожиданности – я впервые назвала его по имени. До сих пор как-то обходилась, а теперь вдруг получилось само собой. А еще меня саму поразил мой голос, который звучал как-то странно, с непривычной интонацией. Ден внимательно посмотрел на меня, и теперь я сожалела, что произнесла его имя. Не стоило обращаться к нему, и уж тем более не стоит задавать вопрос, который я собиралась задать. Он вглядывался в мое лицо, точно силился отыскать в нем что-то важное.

– Я слушаю, – не выдержал он.

– Нет, ничего… – покачала я головой.

– Ты хотела что-то спросить?

– Лезут в голову всякие глупости.

– Давай свои глупости, я добрый, – подмигнул он.

– Я как-то спросила Ника, не снятся ли ему покойники.

– И что он ответил?

– Сказал, что человек такая скотина, что привыкает буквально ко всему.

– Узнаю старину Ника, – хихикнул Ден.

– Можно привыкнуть убивать?

– Это твой глупый вопрос? – Он спокойно смотрел на меня, ответил без усмешки: – Ник прав. Можно привыкнуть к чему угодно, кроме одного – собственной смерти, ее мало кто любит. А убивать других – многим даже нравится.

– Тебе?

– Мне? – Он пожал плечами. – Не замечал. Но покойники мне не досаждают. И совесть не мучает, если ты об этом. Если тот свет существует, то отвечать буду не я, а те, кто меня нанимает.

– Откуда тебе знать?

– Придет время, и все выяснится.

– А если Бога нет, то и отвечать не перед кем?

– Ага. Спи спокойно, детка.

– А люди?

– А что люди? Люди великие путаники. Господь сказал – не убий. Не убий, и все. Без всяких оговорок. И что твои люди? Не убивают? Как бы не так. И все норовят придумать своим грязным делам оправдание, упаковать их красиво. Сказать, что они во имя свободы и независимости, к примеру. У меня два ордена, дорогуша. Отгадай, за что я их получил? За то, что убивал. Убивал, потому что Родина послала, хотя те парни не сделали мне ничего плохого. И меня назвали героем. И навешали всякой дребедени на грудь. А когда я убил, потому что хотел это сделать, потому что эта сука иного не заслуживала, они дружно заголосили, что я преступник. Двойной стандарт, как любит выражаться наш президент. Так что я послал всех к черту с их двойной моралью. И с тех пор живу распрекрасно. И тебе советую. – Он взял меня за плечо и притянул к себе. – Ты умеешь быть ласковой? – шепнул на ухо.

Я осторожно высвободилась.

– Вряд ли я доставлю тебе удовольствие.

– Как знать. Отчего бы не попробовать?

– Давай возвращаться, – попросила я.

Он пытался меня удержать, но во мне было только равнодушие, и это охладило его пыл. Я пошла впереди, а он крикнул насмешливо:

– Дорогуша, у меня такое чувство, что ты так и будешь идти впереди, торопливо и недосягаемо.

– Поживи немного с мечтой, – засмеялась я и помахала ему рукой. Он не принял шутки, стоял и смотрел мне вслед, презрительно вздернув губу.

Странные то были дни. Теперь мы редко общались с остальными постояльцами отеля, как-то само собой выходило, что мы оказывались вдвоем, и каждый из нас стремился к этому. И разговоры, которые мы вели, тоже были странными. Ненужными уж точно. Ден теперь часто говорил о таких вещах, которые раньше ему, должно быть, просто в голову не приходили. А может быть, и нет: может быть, он всегда о них думал, но не в словах – чувствовал, что ли, а не думал, – а теперь облек свои мысли в слова, которые презирал. Он рассказывал мне о своей жизни, и я кожей чувствовала его потребность говорить, хотя было заметно, что вообще-то он и считал подобные разговоры чепухой, пустой тратой времени. А я внимательно слушала. Меня мучило странное любопытство, хотелось понять, как и почему люди становятся такими, как Ден, ведь проще всего решить, что родился сволочью, оттого и стал ей. А как же быть со мной? Или я тоже родилась сволочью, и мои первые семнадцать лет жизни не более чем притворство? Нет, тут что-то не так. Смогу я привыкнуть, как он, а главное: хочу ли я этого?