Любовь очень зла

Вскоре женщина заявила, что ждет ребенка, и это стало последней каплей. Я подала на развод и уехала к родителям. Муж был потрясен, через два дня он оказался в больнице, продолжая категорически отрицать связь с какой-либо женщиной.

Разумеется, возникли разговоры, поползли всяческие слухи. А так как его незамужняя секретарша в тот момент действительно ожидала ребенка, то подозрение пало на нее. Виктор, выписавшись из больницы, ее уволил, она как будто не возражала, никаких претензий к нему не предъявляла, а через несколько дней погибла, попав под машину. Связь с ней Виктор по-прежнему отрицал, звонки неожиданно прекратились, и он смог уговорить меня вернуться.

Охрана, домработница, служившая у нас два года и уволившаяся за несколько дней до убийства, в один голос твердили, что человек я сдержанный, доброжелательный, жила скромно, никаких скандалов в доме не было, разговоров о деньгах, наследстве и прочего тоже. В общем, мне была дана отменная характеристика, но следователей это, как видно, не впечатлило. Я сама сказала, что поссорилась с мужем, а во время ссоры и чудо-скромница запросто может стать фурией.

Допустим, дело действительно не в деньгах, и убила я его не предумышленно, но мне от этого радости было мало. Моя длительная ночная прогулка выглядела слишком подозрительно, а последующее поведение и того хуже.

Среди всех этих бесконечных вопросов, бессонных ночей и лютого страха перед тюрьмой меня поддерживала лишь одна мысль: Сережа пока вне подозрений. Вдруг ему повезет и он отыщет настоящего убийцу? Моего мужа действительно кто-то убил. Кстати, отчего бы милиции и не выяснить – кто?

Время шло, кроме меня, подозреваемых не намечалось. Я понемногу впадала в оцепенение сродни зимней спячке и, точно героиня русской сказки, временами твердила: «Что воля, что неволя, все равно». Но все равно легче не становилось, одна мысль о том, что придется провести в тюрьме несколько лет, вызывала ужас, а вслед за этим приходила другая мысль – о самоубийстве. С ума сводило и то, что я умру, так и не узнав, кого благодарить за все это. Не я первая, не я последняя, к сожалению.

Когда дела мои стали хуже некуда, мой адвокат – у меня появился адвокат – Валерий Петрович Шерман, адвокат моего мужа, настойчиво заговорил о временном помутнении рассудка, беспамятстве и прочей чепухе.

Войдя однажды ко мне, он критически посмотрел на меня, покачал головой и заявил:

– Вы плохо выглядите.

– Неудивительно, – усмехнулась я, – когда ожидаешь, что тебя будут судить за убийство… Это вряд ли способно радовать, а когда при этом еще знаешь, что не убивала и кто-то… Извините. Есть новости?

– Есть. Отчаиваться не стоит, в деле наметились очень интересные изменения. Мы…

– Мы? – перебила я.

– Мы, – кивнул Шерман. – Кстати, вам привет от Сергея Гаевского. – Должно быть, я побледнела, потому что Шерман торопливо добавил: – Он вам не рассказывал, что мы давние приятели?

– Нет, – покачала я головой. Выходит, адвокат, о котором говорил Сергей, и есть Шерман? Впрочем, чему удивляться, когда вокруг творится такое.

– Итак, Лилия Романовна, у меня исключительно хорошая новость. У вас есть алиби.

– Кто-то видел меня на мосту? – боясь свалиться в обморок от счастья, спросила я.

– На мосту? – Шерман вроде бы удивился. – Нет, на мосту вас никто не видел. Почему вы скрыли, что той ночью заходили в кафе?

– В какое кафе? – растерялась я.

– В «Ласточку», это в двух кварталах от вашего дома. Вы вошли и спросили, который час, оттого бармен точно запомнил время. Было 1.15, как раз в этот момент ваш муж звонил по телефону. Понимаете? Вы прошли в кабинку, по дороге задели бокал с красным вином, и вино вылилось на вашу шубу. Все присутствующие в баре, а их было семеро, прекрасно помнят эту сцену и в один голос утверждают: женщина была сильно расстроена, плакала, должно быть, именно по этой причине, желая скрыть следы слез, надела очки, говорила хрипло, то и дело всхлипывая. После двух вы покинули бар и направились в сторону своего дома, в 2.10 вас видел таксист, вы попросили довезти вас до кондитерской, что он и сделал. Парень вас хорошо запомнил, работы у него в ту ночь было немного, молодая женщина в песцовой шубе, блондинка, на голове маленькая черная шляпка. Зябко ежилась, попросила включить печку, спрятала лицо в воротник и всхлипывала. Возле кондитерской позвонила из автомата, а потом свернула на улицу Володарского, где вы проживаете, уважаемая. Описание всех свидетелей сходятся, одежда, внешность, кстати, на вашей шубе, висевшей в шкафу, следы красного вина. Мы показали свидетелям вашу фотографию, они не сомневаются, что видели именно вас. Вам устроят очную ставку, и алиби подтвердится. А теперь извольте объяснить, с какой стати вы об этом молчали?

Есть выражение «как гром среди ясного неба», в тот момент я почувствовала, как этот самый гром ударил мне в затылок. Должно быть, вид у меня был исключительно глупый, я таращила глаза и силилась прийти в себя. Безуспешно.

– Лилия Романовна, – продолжал Шерман, – я повторяю свой вопрос: почему вы скрыли, что у вас есть алиби, зачем надо было рассказывать о нелепом стоянии на мосту и ночной прогулке по улицам, когда вы все это время были в баре, чему есть свидетели?

– Я не была в баре, – с трудом собравшись с силами, заявила я.

– Что? – усмехнулся Шерман, а я упрямо повторила:

– Ни в каком баре я в ту ночь не была и на такси не ездила.

– Час от часу не легче. Чего вы добиваетесь? Вы хоть соображаете, что можете на долгие годы оказаться в тюрьме?

– Валерий Петрович, я не была в баре, я бродила по улицам…

– Вы с ума сошли, – перешел он на зловещий шепот. – У нас восемь свидетелей, готовых подтвердить, что в момент убийства вы находились довольно далеко от своего дома, а вы вдруг заявляете… Словом, так, я буду настаивать на психиатрической экспертизе. Вы были взволнованы и вполне могли просто не помнить, где бродили той ночью.

Его слова вызвали у меня легкий шок. Допустим, я и в самом деле ничего не помню, допустим, действительно заходила в этот самый бар и даже вылила вино себе на шубу, а потом каким-то образом начисто об этом забыла, но как быть с Сергеем, ведь в тот момент, когда меня подвозил таксист, мы рыскали с ним в переулке, пытаясь найти мое платье. Или это тоже мне приснилось, как и сам Сергей Гаевский? Я попробовала успокоиться.

– Валерий Петрович, предположим, я и в самом деле ничего не помню, и я была в баре, и ехала в такси. Допустим, я сейчас заявлю, что именно так все и было, а потом выяснится, что это вовсе была не я. Вы понимаете? Я сама себе подпишу приговор, разве не так?

– Какой приговор? Скажите мне только одно, в баре и такси были вы?

– Я совершенно определенно помню, что в ту ночь просто болталась по улицам и никуда не заходила.

Валерий Петрович перегнулся ко мне и зло заметил:

– Ну так теперь вспомните, что вы были в «Ласточке», раз мы нашли семерых свидетелей. Про таксиста тоже не забудьте.

Мне все стало ясно, Сергей любыми средствами старается вытащить меня из тюрьмы, и эти липовые свидетели – его рук дело. Невозможно описать, как я разозлилась на него. Вместо того чтобы попытаться найти настоящего убийцу, он подбивает каких-то людей давать ложные показания в мою пользу. Ничего хорошего от этого вранья я не ждала и твердо стояла на своем: гуляла по улицам, никого не встретила, никуда не заходила.

Уже на следующий день на помощь были призваны специалисты, и они охотно подтвердили, что частичные провалы в памяти – дело обычное. Мне устроили очную ставку, и восемь человек, шестеро мужчин и две женщины, опознали во мне девушку, которую видели в ночь убийства. Меня это отнюдь не радовало, скорее наоборот. Свидетели при описании моей внешности в основном налегали на одежду, прическу, цвет волос и очки. Голос у меня был хриплый, а нижняя часть лица скрыта то воротником, то шарфом. Женщины дали точное описание того, что было на мне надето в ту ночь: шуба, шляпка-таблетка, сапоги на шпильке, не упустили кольцо с бриллиантом и браслет-змейку. Вот это особенно пугало. Кольцо с большим бриллиантом и браслет я терпеть не могла и за все время своего замужества надевала не больше пяти раз, и то потому, что не хотела обидеть мужа, ибо и кольцо, и браслет были его свадебным подарком. Сергей их точно никогда не видел. Хранились они в шкатулке в моем секретере, запиравшемся на ключ, и каким образом оказались на руке неведомой мне женщины, оставалось лишь гадать, но доконало меня не это, оказывается, дамочка забыла в баре перчатку (кстати, тоже подарок мужа) с моей монограммой, вторая перчатка нашлась в шкафу в нашем доме в отделении для зонтов. Перчатки, несомненно, были мои, и я брала их с собой, когда отправлялась в теннисный клуб. Выходит, я забыла их в машине Сергея, а он этим обстоятельством воспользовался.

Нагромождение подобной лжи не сулило мне ничего хорошего. Я отделывалась фразой «не помню», а вопросы, которые задавал следователь, приняли иное направление. Вскоре стало ясно: теперь меня подозревают не в совершении убийства, а в соучастии в нем. Пока я бродила по улицам и сидела в кафе, зарабатывая себе алиби, предполагаемый сообщник убил моего мужа, затем вывез его на машине с намерением спрятать труп, но что-то помешало ему осуществить задуманное, оттого он и бросил машину под мостом. Если Сергей не прекратит валять дурака, то в скором времени окажется в тюрьме.