Судьба-волшебница

– Зоська, дело есть. Большое-пребольшое. Приезжай, а?

– Ага. Уже мчусь.

– Не, я серьезно. Поговорить надо. Обсудить важное. Не по телефону.

– Ну и что мешает? Ты еще в июне хотела приехать. У меня отпуск. На Кубу хочу.

– Супер. Куба-либра, Че Гевара и мохито. А может, все-таки к нам? Если честно, ты мне позарез нужна. Мне и Горе.

– Случилось что-нибудь? – насторожилась я.

– Пока нет. Просто помощь нужна. Позарез. Приезжай, а?

– Какого хрена ты меня пугаешь? – разозлилась я. – Говори, в чем дело? Куда ты вляпалась?

– Нет, нет, нет, – зачастила Ирка. – Ничего подобного. Нужен толковый совет и все такое… разобраться здесь на месте. Не могу я об этом по телефону. Мне надо, чтобы ты напротив сидела, чтоб я твои глаза видела.

– С глазами явный перебор. Ты, дубина стоеросовая, так меня запугала, что хоть сейчас к тебе срывайся.

– Сейчас не нужно. Давай через недельку. У меня как раз тут все прояснится. И ты не спеша соберешься. Ладушки? А, Зоська?

– Ладушки, – буркнула я, и на этом разговор, собственно, и закончился.

Чуть ли не мурлыча от удовольствия в теплой воде, я беззлобно подумала: это какой же дурой надо быть, чтобы после подобного разговора загубить свой отпуск, сорвавшись сюда. В Иркином голосе особой тревоги не было. Два дня назад она вновь позвонила, и я сообщила, что билет куплен, и назвала время, в которое меня следует встретить. Ирка заверила, что встретят. Имея в виду себя и Горе. Горе – это Егор Стычкин, поначалу его звали Гора, ну а потом одну букву сменила другая, так как с ним вечно что-то случалось. Ирка была Чумой, так как носила фамилию Чумакова. Я, как вам уже известно, Зоська. Соседка тетя Маша прозвала нас безголовиками: с ее точки зрения, мы отличались от нормальных детей. Наверное, она права. Росли мы в одном дворе, ходили в один детский сад и дружили с пеленок, а наши приключения вызывали у взрослых недоумение, плавно переходящее в убежденность, что тетя Маша – провидица и с нами что-то не так.

Мое первое отчетливое воспоминание. Мы гуляем в парке, нам по три года, счастливые мамаши сидят на скамейке и трещат, точно сороки, а мы бегаем за мячиком. Мячик приглянулся не только нам, но и собаке, совершавшей здесь свой обычный моцион. Хоть я и была очевидцем, но объяснить, как все произошло, не берусь. Помню истошный крик Егора и общую суету. Пес в борьбе за мяч откусил у Горы мизинец. Хозяйка пса и мамаша пострадавшего наперегонки хлопаются в обморок. Кто-то бегает за собакой, предусмотрительно покинувшей место происшествия, кто-то звонит в «Скорую», и все дружно кричат: «Ищите палец, его пришьют!» Палец в конце концов нашли, но так и не пришили. Что-то не задалось. Остался наш Горе без мизинца. Собственно, после этого случая прозвище за ним и закрепилось. В парк мы больше не ходили, он вызывал неприятные ассоциации, хотя этот случай взрослые вспоминали довольно часто; мамаша Горы в сердцах не раз говорила: «Где вас носит? Дошляешься, придурок, опять что-нибудь откусят». Гора покаянно вздыхал, но при случае хвастал отсутствием мизинца перед ребятней из соседнего двора и красочно рассказывал историю его потери. Никто толком не помнит, что за собака лишила его конечности, то ли французский бульдог, то ли мопс, то ли просто дворняга. Думаю, челюстями он клацнул не подумав, без намерения нанести увечья. Но в рассказе Горы неизменно присутствовал доберман, с которым была жуткая битва. Само собой, доберман сдох от разрыва сердца, поняв, что битву проиграл. Боюсь, что реальную собачку усыпили, хотя, может, и обошлось. Вряд ли мамаше Егора пришло в голову подавать на хозяйку собаки в суд. У нее была чересчур насыщенная личная жизнь. Впрочем, может, кто-то и надоумил, но я последствий этой драмы совершенно не помню, если не считать смены одной буквы в привычном имени Горы. Потом было множество всяких происшествий, но, к счастью, обошлось без членовредительства. Прозвище, данное нам соседкой, мгновенно прижилось, и собственные родители, выходя во двор, спрашивали соседей:

– Безголовиков не видели?

Долгое время мы, по наивности, считали, это нечто ласковое, вроде «заек» и «рыбок», и стали сами так себя называть. А к тому моменту, когда правда выплыла наружу, настолько привыкли к коллективному прозвищу, что не пожелали с ним расстаться, даже если б могли.

В школе наша дружба лишь укрепилась, мы оказались в разных классах, но на переменках сбивались в стайку, держась особняком от остальной детворы. Не знаю, что нас объединяло с самого начала. Просто случайность и последующая привычка? Общая тяга к раздолбайству, ловко маскирующаяся под любовь к приключениям? Или тот факт, что все мы безотцовщина? У других были отцы, у нас не было. Мой отбыл последним, и я смутно помнила те времена, когда он жил с нами. Опять же, отец иногда появлялся, вызывая острую зависть у остальной компании. Родительницы Горы и Ирки были матерями-одиночками. Если Ирка кое-что знала о своем отце («козел твой папа Витя, чтоб ему пусто было»), то на отцовство Горы, по мнению соседей, могли претендовать десятка два мужиков в нашем районе. Правда, претендовать никто не торопился. Во втором классе возле школы нас встретила местная шпана, взяли в кольцо и принялись задирать Гору, называя его мать шлюхой. Детьми мы были развитыми и прекрасно понимали, что значит это слово. В тот день мы впервые дрались по-настоящему, до крови, чем повергли задир в настоящий шок, никто из них не ожидал, что мы не только дадим отпор, но станем драться с таким остервенением. Особенно отличилась Чума, умудрившись сломать нос одному из задир. Он был на целых два года старше и считался грозой среди малышни. Кличка Чума после этого случая намертво закрепилась за Иркой, а то, что мы форменные шизики, теперь ни у кого не вызывало сомнений.

До окончания девятилетки нам пришлось драться еще с десяток раз, по поводам самым разным, и мы неизменно подтверждали, что так нас прозвали не зря. После окончания девятого класса Чума отправилась в колледж, а Гора пошел работать; ко всему прочему, мои друзья перебрались на новое место жительства. Иркина мать наконец-то вышла замуж, у избранника была своя жилплощадь, две квартиры обменяли на трешку в новом районе. Мать Горы к тому моменту, успев стать многодетной матерью, наконец-то выбралась из коммуналки. Но дружба наша не расстроилась, наоборот, крепчала день ото дня…

Тут зазвонил мобильный, и я поспешила ответить в надежде, что друзья детства наконец-то объявились. Звонил папа с вопросом, как я добралась и устроилась. За первым звонком последовал второй, на сей раз от риелтора. Ольга Владимировна интересовалась, прибыла ли я в город, и предложила встретиться.

Быстро приняв душ, я прошла в кухню, проверила шкафы в надежде, что где-то завалялся пакетик чая, а лучше бы кофе. Шкафы были пусты и тщательно вымыты. Деньги за генеральную уборку я платила не зря.

Я решила заглянуть к Стасе, ее квартира напротив. Но соседка, судя по всему, еще не вернулась, дверь мне не открыли. За то время, что я была в ванной, пошел дождь. Пейзаж за окном теперь вызывал уныние. Сентябрь – не лучшее время для отдыха в России: зарядят дожди, и поездка обернется вынужденным лежанием на диване. Впрочем, кто сказал, что это плохо? Продам квартиру и как следует высплюсь. Просто интересно, куда это Ирка подевалась?

Решив не обращать внимания на дождь, я отправилась на поиски подруги по единственно известному мне адресу, тому самому, где проживала Ирка с матерью на момент моего отъезда. Зонт я предусмотрительно привезла с собой, будучи уже несколько лет питерским жителем, готовым к любым капризам погоды. Он не особо спасал, к этому моменту дождь перешел в настоящий ливень. Но возвращаться в квартиру мне не захотелось, добегу до ближайшего кафе и хотя бы выпью кофе.

С кафе все оказалось непросто, в обозримом пространстве их не было. Точно так же, как и такси.

Быстрым шагом я достигла троллейбусной остановки и, не особо рассчитывая на свою память, уточнила у водителя, как добраться до улицы Кржижановского. На этот раз мне повезло. Добраться можно без пересадок, если я готова немного пройти пешком от проспекта Ленина. Я была готова на все, успев промокнуть насквозь.

На восьмой остановке я вышла, дождь к тому моменту поутих. Переулком выбралась к дому, где когда-то жила подруга, очень сомневаясь, что застану ее здесь. Из разговоров с Иркой я поняла: с матерью она не только давно не живет, но и практически не общается. О том, где теперь обитает, подружка ни разу не упомянула, хотя у меня сложилось впечатление, что у нее есть своя квартира. Говорю: сложилось впечатление – потому что Ирка избегала этой темы. И на прямой вопрос «Ты квартиру купила?», ответила: «Типа того» – и поспешила закончить разговор.

Я вновь вздохнула, вспомнив о Кубе, где меня вряд ли увидят в ближайшие дни. Хотя… встречусь с риелтором и сбегу отсюда. Если, конечно, Ирка не появится сегодня. Даже если появится…

С Иркиной матерью я столкнулась во дворе. Оказалось, она работает дворником. Тетка в оранжевой жилетке стояла под козырьком подъезда, вопя во все горло. Объектом ее возмущения были мальчишки, катавшиеся на велосипеде, несмотря на дождь. Чем они тетке не угодили, я не поняла и ненадолго застыла с приоткрытым ртом, сообразив, кто передо мной. Никогда не думала, что люди способны так измениться за несколько лет. Я помнила ее разбитной бабенкой, с насмешливым взглядом и роскошными формами. Теперь она относилась к категории женщин, которую один мой приятель определял как 50 на 50, то есть возраст за пятьдесят и лишних пятьдесят килограммов веса. В оранжевом жилете с белой полоской, Полина Андреевна больше всего напоминала мячик.

– Что уставилась? – хмуро спросила она, без удовольствия меня разглядывая. – Не узнала, что ли?

– Здравствуйте, – ответила я и попыталась улыбнуться.

– Явилась не запылилась, значит? Что, в Америке скучно стало?

Я пожала плечами.

– Приехала квартиру продать.

– Хорошо, когда есть что продать. А здесь чего нарисовалась? По мне, что ль, соскучилась?

– Иру ищу.

– А-а… – она зло хмыкнула. – Ну, ищи, ищи.

– Она с вами живет?

– Еще чего. Я эту шалаву года два уж не видела. Как бабки появились, так она к матери ни ногой.

– Да? А откуда бабки? Работа высокооплачиваемая?

– Вот уж не знаю, каким она местом работает.

– А где живет, тоже не знаете?

– Не знаю. И не интересно. Найдешь, привет передай.

– Хорошо, передам. Как ваши дела? – зачем-то спросила я.

– Что, не видно? Хреновые мои дела. Мужики – сволочи, детки – настоящие ублюдки. Никому не нужна.

– Извините, – не зная, что на это ответить, пожала я плечами, кивнула на прощанье и поспешила покинуть двор.

На счастье, дождь кончился. Сложив ненужный теперь зонт, я вернулась на проспект, прикидывая, чем занять себя в ближайшие три часа до встречи с риелтором. Взгляд мой натолкнулся на вывеску нового торгового центра, занимавшего здание бывшего кинотеатра «Октябрьский», и я поспешила туда. Торговый центр порадовал размахом, магазинами с брендовой одеждой и кафе, которых было несколько. Я зашла в ближайшее, выпила кофе, а потом пообедала, лениво наблюдая за снующими за стеклом гражданами. Покупателей в этот день было немного.

Расплатившись, я покинула кафе, решив спуститься на нулевой этаж, где был супермаркет, купить кое-что из продуктов и на такси вернуться домой. Успела сделать пару шагов и тут услышала:

– Зоська!

Повернулась без всякой радости, уже узнав голос, и в нескольких метрах от себя увидела мужчину под ручку с блондинкой. Почему-то сначала я посмотрела на блондинку и лишь потом на парня, окликнувшего меня. Вот уж кому время пошло на пользу! Рост, само собой, остался прежним, и блондинка на каблуках была выше его на полголовы, а в остальном он выглядел весьма неплохо. Как говорится, деньги в кармане – еще не крылья, но походку меняют. Я некстати подумала, что теперь он очень похож на своего брата, по крайней мере, именно таким я того и помнила все эти годы: насмешливо улыбающимся, уверенным и красивым.

– Зоська! – он раскинул руки и засмеялся. – С ума сойти! Вот так встреча. Ты давно приехала?

Мы обнялись, я – без всякой охоты, при этом прекрасно сознавая, как глупо винить во всем Арни. Он-то всегда относился ко мне с большой симпатией… Я забыла сказать: на самом деле безголовиков было четверо. Еще одна безотцовщина в нашем дворе – Арнольдик Купченко. Правда, кое-что делало его особенным: у него был старший брат. Не то чтобы тот вмешивался в нашу жизнь, но он был, и мальчишки из соседнего двора держались от Арни на расстоянии. Редким именем он был обязан своей матери, плаксивой и нервной особе, обожавшей американские фильмы. Она тяготела ко всему необычному, красила волосы в синий цвет, а ногти, опережая время, разноцветным лаком. Старшему сыну повезло – она назвала его Германом, а вот рождение Арни пришлось как раз на ту пору, когда ее кумиром стал Арнольд Шварценеггер. Я помнила плакаты, которыми были оклеены их прихожая и туалет в придачу: Шварценеггер-Конан, Шварценеггер-Терминатор. В общем, тетя Люба, должно быть, мечтала, что сын вырастет здоровяком, под стать Арни. И не угадала. В детстве младший Купченко был до того тощим, что назвать его именем Шварценеггера можно было разве что в насмешку. Он тут же получил прозвище Арни Дохлый, потом имя совсем потерялось, и иначе как Дохлым его никто не звал. Слава богу, до размеров Шварценеггера ему и сейчас было далеко, но качалкой Арни точно не пренебрегал. В общем, кличка Дохлый теперь была так же неуместна, как в далеком детстве имя, данное мамой.