Одинцов замер, растерянно глядя на нее, потом молча поднялся, взял свои вещи и ушел. Агатка тут же уткнулась в бумаги, делая вид, что меня нет в комнате. Я катала авторучку по столу, ей это вскоре надоело, и она буркнула:
– Изыди.
– Мы могли бы попытаться, – пожала я плечами.
– Не могли бы. И причину я объяснила вполне доходчиво.
– Скажи прямо: просто дрейфишь.
– Щас как врежу, – рявкнула Агатка, подхватив со стола раздувшуюся от бумаг папку. – У него от горя мозги заклинило, но ты-то… – вздохнула она, отшвырнув папку в сторону. – Фимка, у меня три судебных разбирательства на следующей неделе, а я, по-твоему, должна бегать по городу как следак-первогодок… И был бы толк…
– Бегать могу я…
– Ага. Лишь бы делом не заниматься. – Сестрица на меня уставилась, покачала головой и кивнула: – Ладно, хрен с тобой. Разузнай, в чем там дело. И не вздумай меня от работы отрывать. Твоя идея – вот и вертись как хочешь.
– Спасибочки, Агата Константиновна, – пропела я. – На ценный совет я могу рассчитывать?
– В свободное от основной работы время, пожалуйста. Все. Вали отсюда.
Я не заставила просить себя дважды, скоренько убралась из кабинета, вернулась за свой стол и задумалась. Прежде всего стоило поговорить с Одинцовым. Я порылась в сумке и нашла листок с номером телефона Ольги Валерьяновны. Старушка мне обрадовалась. Я хотела просто узнать мобильный зятя, но проболтала с ней минут двадцать, не решаясь прервать разговор. Вожделенный номер в конце концов получила и тут же позвонила Геннадию.
– Да, – сурово ответил он, в первое мгновение я решила, что номер набрала неправильно, уж очень не вязалась эта суровость с обликом Геннадия Владимировича.
– Простите, это Ефимия. Мы могли бы встретиться и поговорить?
Недолгая пауза, после которой Одинцов спросил с надеждой:
– Ваша сестра передумала?
– Пока вам придется довольствоваться моей помощью. Согласны?
– Да… да… конечно… Когда мы можем встретиться?
– Если есть время, прямо сейчас. Вы где находитесь?
– На Садовой, – торопливо ответил он.
– Там есть какое-нибудь кафе поблизости?
– «Каприз».
– Через двадцать минут я подъеду.
Сунув телефон в сумку, я направилась к вешалке, девчонки, которые прислушивались к разговору, с сомнением переглянулись, Ирка, не выдержав, спросила:
– А кто за тебя работать будет?
– Те, кому с родней повезло куда меньше, – ответила я.
Снег на солнышке успел подтаять, я дважды угодила в лужу и дала себе слово завтра же отогнать машину в сервис. В частном сыске без тачки никуда. Погони, перестрелки… Права Агатка, не своим делом я собираюсь заняться. Впрочем, не в первый раз.
Я успела запрыгнуть в отходящий троллейбус, сунула руку в карман пальто в поисках мелочи. Под ногами грязная жижа, рядом тетка-кондуктор с сердитым видом наблюдала за моими попытками наскрести нужную сумму.
– На паперти, что ли, стояла? – спросила она, забирая горсть меди.
– На паперти нынче подают плохо, – пожаловалась я.
– Тебе в другом месте стоять надо, озолотишься.
«Вот чертова баба», – думала я в досаде, обозревая пейзаж за окном, на пятой по счету остановке я вышла и почти сразу заметила Одинцова. Он нарезал круги возле темно-красной «Хонды», стоявшей прямо напротив кафе с яркой вывеской «Каприз».
– Геннадий Владимирович! – крикнула я и побежала к нему через дорогу.
Он вскинул голову, махнул мне рукой и попытался улыбнуться. Через минуту я оказалась рядом с ним, и мы затоптались на месте в некотором замешательстве, точно влюбленные на первом свидании. Хотя Одинцов и улыбался, но его тревожное состояние угадывалось, а мрачные думы никакая улыбка скрыть не могла. Не знаю, действительно ли его порадовал мой звонок, точнее, предложенная мною замена, впрочем, утопающий хватается за соломинку. Одинцов, с моей точки зрения, утопающим все же не был, после убийства прошло меньше месяца, у следствия есть все шансы найти убийцу, так что безнадежность, с которой говорил Одинцов, немного преждевременна. Правда, он опасался стать подозреваемым… А вдруг именно это его и беспокоит? «Нечего гадать, – одернула я себя. – Поговори с человеком и все узнаешь».
– Посидим в кафе? – произнес Геннадий Владимирович, все еще переминаясь с ноги на ногу.
– Там, наверное, будет удобнее, – ответила я с сомнением: вдруг Геннадий Владимирович экономный? За свой кофе я сама расплачусь.
– Да-да, идемте. – Он зачем-то взял меня за руку, и мы вошли в кафе.
Посетителей было немного, мы выбрали стол у окна, заказали кофе. Одинцов сбросил куртку, помог мне снять пальто, я заметила, как дрожат его руки. Он устроился напротив меня, потянулся за сигаретами, но тут же поинтересовался:
– Вы курите?
– Пытаюсь бросить. Но вы можете курить.
– Я тоже пытался бросить, – невесело усмехнулся он, закуривая. – Держался больше года. Теперь без сигарет обходиться не могу.
Он глубоко затянулся и уставился в окно. Я достала блокнот и ручку, помолчала немного, готовясь к долгому разговору, и сказала:
– Геннадий Владимирович, начнем с главного вопроса: у следователя есть причина вас подозревать?
Он пожал плечами:
– Думаю, причина проста – других подозреваемых на сегодняшний день нет.
Нам принесли кофе, я сделала пару глотков, надеясь согреться, в кафе было довольно прохладно, хотя, может, мне так только казалось.
– Извините, что мне придется задавать вам вопросы, на которые вы уже не раз отвечали, но…
– Я понимаю, – кивнул он. – Спрашивайте… И, если вы не против, давайте обойдемся без отчества.
– Не против. Расскажите о том, как вы…
– Как я ее нашел? – быстро спросил он.
– Понимаю, что вспоминать об этом нелегко…