Уходи красиво

– Нисколько. Я вас прекрасно понимаю. Молодая девушка – легкая добыча. У вас нет родственников, кроме брата?

– Нет.

– Он не был женат, – точно размышляя вслух, продолжил Павел Андреевич. – Детей не имел... Вы – единственная наследница многомиллионного состояния. Я правильно понял?

– Брат, конечно, старше меня, но ему всего тридцать восемь, и здоровье у него отменное. А я не спешу получить наследство. Говоря откровенно, оно мне на фиг не нужно, прошу прощения. Моя жизнь меня вполне устраивает.

– Думаю, вам следует проявлять осторожность, – очень серьезно заявил Павел Андреевич и добавил: – У меня для вас скверная новость. Неделю назад ваш брат был убит.

– Черт... – только и смогла произнести я.

Следователя я покинула через два часа, брела к автобусной остановке, мало что замечая вокруг. Прощаясь, Павел Андреевич еще раз посоветовал проявлять осторожность. Ход его мыслей был предельно ясен. Брат погиб, нет сомнения, что убийство заказное, и цель его незамысловата: прикарманить чужое добро. Я – единственная наследница, а значит, и единственное препятствие к осуществлению чьих-то замыслов. Препятствие, легко устранимое, по крайней мере для людей, которые не брезгают убийством. Адвокат брата пытался меня отыскать за те семь дней, что прошли после убийства, но не преуспел, а вот кое-кто оказался куда удачливее. Здесь появился частный детектив, а вслед за ним парочка головорезов, которых тоже интересовало мое местонахождение. Их интересы не совпадали, и сыщик погиб. А мне в ту ночь здорово повезло. По крайней мере, Павел Андреевич был в этом абсолютно уверен.

– В рубашке вы родились, Кристина Олеговна, – заявил он. – Не то было бы у нас сейчас два трупа.

Кто нанял Кубышкина, того самого детектива, до сих пор не ясно. Никаких документов, свидетельствующих об этом, в его офисе не обнаружили. Такое впечатление, что последние несколько месяцев он вообще не работал. Его дочь утверждала: в планах отца на ближайшее время значились сельхозработы на даче, и с какой стати он вдруг сорвался на юг, для нее загадка.

– Адвокат вашего брата свяжется с вами в ближайшее время, – сказал Павел Андреевич. – И разумеется, захочет с вами встретиться. Так что вас ожидает дорога в родной город.

– Я могу уехать? – с недоверием спросила я.

– Не вижу необходимости задерживать вас тут, – пожал он плечами. – Тем более что повод для вашего отъезда самый серьезный. Убийцу господина Кубышкина надо искать не здесь, – добавил он с кривой ухмылкой.

– То есть вы его искать не собираетесь? – в свою очередь усмехнулась я.

– Почему же? У меня работа такая – искать. А вам советую быть очень осторожной. Когда в деле замешаны большие деньги... – Дальше он мог не продолжать.

Первым моим желанием было отправиться на вокзал и купить билет на ближайший поезд, все равно куда. Авось да найдется место, где меня не скоро найдут. Но верилось в это с трудом. Найдут, если уж смогли отыскать меня в этом богом забытом углу. В общем, вопрос стоял так: либо я забьюсь в нору поглубже, где буду вздрагивать от каждого шороха, либо... либо попытаюсь разобраться в том, что происходит. Встречу испытания с гордо поднятой головой, так сказать. Первое мне совсем не улыбалось, второе тем более энтузиазма не вызывало. Но, выходя из автобуса на остановке возле турбазы, я уже знала: мне предстоит дорога в отчий дом. А там посмотрим. Отправиться в неизведанные дали я всегда успею, по крайней мере, я на это надеялась.

Не в моем характере откладывать задуманное, вот и с возвращением в родной город я тянуть не стала.

– Я уезжаю, – сказала я Ирке, как только вошла в бар. Подруга изнывала от нетерпения, поджидая меня, и, услышав такое, замерла с открытым ртом.

– Куда уезжаешь? Почему?

– Брат погиб.

– Да ты что? Тебе следователь сказал? А что случилось?

– Не доставай вопросами, я на них сегодня отвечать замучилась. К тому же ничего сама толком не знаю. Разберусь на месте.

– О господи... как же так... Надолго уезжаешь?

– На пару недель. Оформи мне отпуск.

– А как же убийство этого дядьки? Слушай, так, может, тебя из-за брата искали? Что следователь-то сказал?

– Он сам говорить не любитель, все больше спрашивал.

Само собой, успокоиться Ирка была не в состоянии и продолжала донимать вопросами, своими догадками, конечно, тоже. Заглянув в Интернет, я узнала, когда отправляется ближайший самолет в родной город.

В тот вечер бар мы закрыли рано, а спать легли в одной комнате. Василич, пылая энтузиазмом, бродил по территории, чем очень раздражал Ирку.

– Очухался, труженик, – ворчала она, то и дело ворочаясь рядом. Я симулировала сон, не желая поддерживать разговор. Мысли разные одолевали, и присутствие рядом Ирки было некстати, но и обижать ее не хотелось.

Утром мы позавтракали, и я вызвала такси, чтобы ехать в аэропорт. Отправлялась налегке, с рюкзаком и ноутбуком в сумке.

– Ты не вернешься, – вдруг сказала подруга, провожая меня до машины.

– С чего вдруг? – усмехнулась я.

– Чувствую... напиши мне, ладно? Хоть буду знать, что с тобой.

– Напишу.

– Все-таки ты свинья, так ничего о себе и не рассказала, оставляешь человека изнывать от любопытства.

– Нечего рассказывать, нет у меня никаких тайн.

– Ага... – хмыкнула Ирка. – А хочешь, я с тобой поеду? Сезон начнется не скоро, время есть...

– Не хочу, – ответила я. – Не обижайся, дело вовсе не в тебе. Опять же, Василича здесь одного не оставишь.

– Да ладно, все я понимаю... Ну что, удачи тебе, подруга. Может, еще и увидимся.

– Что за пессимизм? Конечно, увидимся.

Она покачала головой в сомнении, мы обнялись, расцеловались, и я села в ожидавшую меня машину, бросив взгляд на домики за забором. Хоть я и заверила Ирку, что вернусь, но в глубине души в этом сомневалась и мысленно прощалась со своей прежней жизнью. Прощалась с легкой грустью, потому что шесть лет, проведенные здесь, были вполне счастливые, и вместе с тем... теперь я могла честно признаться самой себе: эти годы были годами ожидания, вот только я понятия не имела, ожиданием чего.

Звонок адвоката застал меня по дороге в аэропорт.

– Кристина Олеговна? Это Ноговицын Артем Леонидович, адвокат вашего брата. – И с легкой заминкой: – Вам уже сообщили?

– Да, – ответила я. Возникла пауза, то ли от меня ожидали выражения чувств, то ли мужчина прикидывал, стоит ли как-то выразить свои. В конце концов спросил:

– Когда вы сможете приехать?

– У меня самолет через четыре часа. Время прибытия в 16.45.

– Отлично. Я позабочусь о том, чтобы вас встретили. – Вновь пауза, и неуверенное: – Всего доброго.

– Вам того же, – ответила я, сунула телефон в карман и уставилась в окно.

С того момента, как мне сообщили о смерти брата, я упорно избегала думать о нем. Как будто речь шла не о единственно близком мне человеке, а о ком-то малознакомом и потому не играющем никакой роли в моей жизни. И вдруг пришла мысль: Витьки больше нет. А вслед за этим грудь сдавило, отзываясь во всем теле острой болью.

Шесть лет я твердила себе, что его для меня не существует, и вот его действительно нет... А я не в силах в это поверить... И вместе с болью пришло что-то вроде озарения: что бы я ни твердила себе, как бы ни пряталась от своих чувств за десятком доводов, причин и объяснений, но я все еще люблю его. И со всей ясностью поняла, что теперь по-настоящему осиротела. Одна во всем мире – звучит сентиментально и пугающе правдиво.

На самом деле Виктор был мне единокровным братом. Мой отец, Протасов Олег Викторович, в первый раз женился в возрасте двадцати пяти лет из весьма корыстных побуждений, о чем говорил откровенно и без всякого стеснения. На ту пору он был комсомольским вожаком. Парень из рабочего района, мать воспитывала его в малоприятном одиночестве, отца он совсем не помнил, тот через три года после его рождения погиб в пьяной драке, оставив в наследство долги и комнату в общаге, где мой отец и жил до самого окончания школы. Мать больше всего на свете боялась, что единственный сын пойдет по проторенной дорожке, которая вела к безудержному пьянству и, как следствие, ранней кончине, если не от цирроза печени, так от ножа недавнего дружка, и всеми силами старалась привить сыну мысль о другой, куда более достойной жизни. Работала много и тяжело, лишь бы он ни в чем не нуждался. Опасения моей бабули оказались напрасными, отец люто ненавидел и общагу, и ее обитателей, испытывая одно желание: поскорее с ними проститься. В школе хорошо учился, поступил в институт, но сидеть на шее у матери счел невозможным и устроился на работу. Трудолюбия ему было не занимать. Очень скоро он понял, что вожделенный диплом особых изменений в жизнь не принесет, зарплата инженера смешна до неприличия, и комната в общаге еще долго будет их единственным пристанищем. Оттого и подался в комсомольские вожаки. Расчет был верен. Господь наградил отца изрядным красноречием и счастливой особенностью оказываться в нужном месте в нужное время. Его заметили и начали продвигать, правда, до определенных пределов. Чтобы достигнуть высот, о которых он мечтал, нужны связи, у парнишки-безотцовщины их не было. И тут судьба свела его с молодой женщиной. Старше его на семь лет, далеко не красавица, она не обладала ни особым умом, ни ангельским характером, зато ее папа был первым секретарем обкома партии, что в глазах моего родителя явилось таким огромным плюсом, что все минусы просто не имели значения. Хотя завидным женихом он считаться не мог, в семействе был принят благосклонно, возможно, потому, что прочие претенденты оказались куда хуже, если вообще имелись. Дочка перешагнула тридцатилетний рубеж, и злые языки поспешили записать ее в старые девы. Свадьба была пышной, молодые отправились по туристической путевке в Югославию, а вернувшись, поселились в отдельной квартире. О своей карьере отец мог более не беспокоиться, в общем, жизнь удалась. Думаю, папа был с этим утверждением согласен, несмотря на скверный характер супруги, которая помыкала и им, и свекровью, ежедневно напоминая, кому они обязаны своим счастьем. Через два года благоверная родила сына, к огромной радости всего семейства, отец был горд, счастлив и об иной жизни не помышлял. Пока не встретил мою маму. Встречу эту романтической назвать было трудно. Маме только-только исполнилось восемнадцать, сирота из интерната, которой по закону положено жилье. Исполнять закон никто не торопился, и мама вместе со своей бывшей воспитательницей пришла на прием к отцу. В результате у преуспевающего чиновника начисто снесло башню. Мама была редкой красавицей, но, скорее всего, отцу к тому моменту попросту осточертело его семейное счастье. Тестя успели проводить на пенсию, и особо опасаться его не стоило. Не мне судить, что там было и как, но в одном я уверена: отец очень любил мою маму. Хотя развод с женой и стоил нервов, через год папа с мамой отправились в загс, а еще через шесть месяцев родилась я. Бывшая супруга приложила массу усилий, чтобы досадить изменнику, на карьере пришлось поставить жирный крест. Однако отца это ничуть не огорчило, он был абсолютно счастлив, правда, счастье длилось недолго. Мама умерла в двадцать пять лет от редкой и неизлечимой болезни, что позволило бывшей супруге отца вдоволь позлорадствовать: с ее точки зрения, предатель получил по заслугам. Может, от избытка этого самого злорадства у нее открылась застарелая язва, потом выяснилось, что все куда хуже, врачи оказались бессильны, и Протасова Ольга Аркадьевна скончалась, когда ее сын только-только окончил институт. Мой отец на похоронах не присутствовал, о смерти первой жены узнал через полгода, и то случайно. Жениться в третий раз он не пожелал, воспитывала меня бабушка, которая все эти годы жила с нами. Маму я совсем не помнила, наверно, по этой причине и не чувствовала себя сиротой. Времена сменились, отец занялся бизнесом, дела его шли успешно. Работал он много, видела я его в основном по выходным. Во всем, что касалось меня, он целиком полагался на свою мать, которую очень любил, и ее смерть явилась вторым серьезным испытанием. Мне было восемь лет, и отец понятия не имел, куда меня пристроить на то время, что он занят делами. Домработниц сменяли няни, ни те, ни другие не задерживались. С одними отец никак не мог найти общий язык, с другими – я.