Дневник чужих грехов

– Придется обзавестись. Аня, – помолчав, позвал он.

– Что?

– Не хотел тебе говорить, но… это касается Стаса.

Я как раз включила чайник и теперь стояла, глядя на Сергея, в трех шагах от него. Звягинцев молчал, точно собираясь с силами.

– Я тебя слушаю, – не выдержала я.

– Может, в самом деле, говорить не стоило… но уж если начал… Я не уверен, что Стас умер своей смертью.

– Что? – растерялась я.

Подошла и вновь села напротив Сергея. Он смотрел в окно, хмурился.

– Когда я его нашел, дверь была не заперта. Он сидел за столом… Последнее время чувствовал Стас себя неважно, и фельдшер, и врач ему то и дело звонили… Я к тому, что телефон у него был под рукой. Почувствуй он себя хуже, должен был сообщить.

– Возможно, просто не успел, – сказала я. – В любом случае, проводили вскрытие, он ведь дома умер. А значит…

– Вскрытие в районной больнице делали. Тамошнего патологоанатома я хорошо знаю. Пьет как лошадь, говоря между нами. Я к нему уже после похорон Стаса ездил. Клянется и божится, что все сделал, как надо. Причина смерти никаких сомнений не вызывает. Но не очень я ему верю. Еще вопрос, что и как он смотрел, и что увидел. Дело-то вроде ясное: пожилой человек, болел, да еще жил один…

– Так и есть, – не очень понимая, куда он клонит, сказала я. Звягинцев кивнул.

– Вот-вот. У него ведь диабет обнаружили. Последнее время был на уколах. Я у врача спрашивал, существует ли способ свести диабетчика в могилу, не вызывая подозрений.

– О чем ты?

– О том, что если с ним хотели разделаться…

– Разделаться со Стасом? – перебила я. – Ты в своем уме? Да кому это надо?

– Именно поэтому я и молчал, – усмехнулся Звягинцев. – В самом деле, кому? Заговори я в ментовке об этом, начнут крутить пальцем у виска.

– Хорошо, – посоветовав себе набраться терпения, сказала я. – Есть причина, почему подобные мысли пришли тебе в голову?

– Я уже после похорон все сопоставил, – пожал он плечами. – Верный был в сенях, когда я пришел. Что собака там делала? Был бы в доме – понятно. Или на улице. А в сенях?

Я вдруг почувствовала беспокойство. По спине пошел холодок, я невольно поежилась.

– Открыть дверь Верный сам не мог, – продолжил Сергей куда увереннее, как видно, обратив внимание на мою реакцию. – И еще. Стас много лет один жил, человек аккуратный. У такого, как он, все на своих местах. Я на следующий день сюда пришел, осмотрел все еще раз. В шкафу все чашки в ряд, ровненько, а одна в стороне стоит, за стаканами. И блюдце с краю, а остальные с другой стороны и тоже в ряд.

– Ты хочешь сказать… чашку с блюдцем кто-то другой поставил?

– Вот именно. И второпях не обратил внимания на заведенный Стасом порядок: тарелка к тарелке, блюдце к блюдцу.

– Он с кем-то пил чай? – сообразила я.

– И этот кто-то мог незаметно подсунуть лекарство, что и спровоцировало остановку сердца. Само собой, скажи я это в полиции, меня на смех поднимут. Далеко идущие выводы из-за чашки с блюдцем и запертой в сенях собаки.

– Но если Верный был в сенях, чужого человека вряд ли бы выпустил…

– Точно. Значит, был это кто-то из своих, кого собака хорошо знает. А в сенях ее заперли по одной причине: чтобы за гостем не увязалась. Встреть их кто-то, стало бы ясно, откуда идет человек, разговоры бы точно пошли.

– Допустим, ты меня убедил, – сказала я после того, как мы довольно долго сидели в молчании, каждый думал о своем. – Тогда вопрос: кому помешал одинокий пенсионер? Хутор бабка завещала мне. На счету у Стаса приличные деньги, но ведь их чужой человек не снимет. Конечно, может речь идет о семейном кладе, но если я о нем ничего не знаю, то как узнал посторонний?

– Насчет клада, кстати, идея, – криво усмехнулся Сергей. – Учитывая историю вашего семейства, клад вполне может быть, и не один. Но Стас уж точно бы не стал рассказывать о нем кому попало, он вообще был не любитель болтать. А вот тебе бы непременно рассказал. Боюсь, тут другое. Он последние дни перед смертью странно себя вел, то есть тогда мне так не казалось, а вот потом… Он убийством интересовался. Пару раз даже домой ко мне заходил. Я еще удивился: не скажешь, что он был особенно любопытен. Хотя в селе, конечно, только об этом и говорили. Самое яркое событие за последние годы, считай, с войны ничего подобного не было. В общем, отличный повод для разговоров. Но Стас ведь не деревенская кумушка, которая всех соседей обежит, чтобы новости узнать. Не очень все это на него похоже.

– То есть, по-твоему, он что-то знал об этом убийстве?

– Нет. Сомневаюсь, что в этом случае он бы промолчал. Я бы сказал, что-то навело его на кое-какие мысли. Он считал, что делиться ими со мной преждевременно. Возможно, хотел что-то проверить.

– Но не успел?

– Кому-то об этом стало известно.

– И он пришел выпить чаю? Даже представить затрудняюсь, кто это мог быть… То есть та же фельдшер, конечно, чаю выпить с ним могла, но мужчина…

– Всем известно, что Стас не пьет. А значит, рассчитывать на дружескую попойку не приходится.

– А лекарство подсыпать надо, – подхватила я.

– Вот именно. Так что без чаепития никак. Дни стояли холодные, отчего ж чая не попросить с дороги? Стас человек вежливый и хозяин хороший, тем более что гости у него не часто бывали.

– Но если он этого человека подозревал, вряд ли бы сел с ним чай пить.

– Не скажи. Допустим, не хотел, чтоб тот о подозрениях раньше времени узнал. Или визит старика напугал, и он старался делать вид, что рад гостю.

– Если б испугался, собаку бы при себе держал.

– Верный мог по округе носиться, а вернулся уже позднее.

– Господи, почему ты раньше мне об этом не рассказал? – покачала я головой.

– Потому что все это неподкрепленные ничем домыслы, – усмехнулся Сергей. – А сейчас я просто вынужден рассказать об этом. У нас второе убийство, а ты собираешься жить здесь одна.

– Как бы то ни было, а я отсюда не уеду. Так что лучше поскорее убийцу найти. – Тут я улыбнулась, не желая драматизировать. – Для нашего общего спокойствия.

– До чего ты упряма, – вздохнул Звягинцев. – Всегда такой была. Дверь, по крайней мере, научись запирать и держи собаку при себе.

– Неужели кто-то из местных… все-таки в такое трудно поверить…

– Да уж… кого подозревать прикажешь? Здесь одни старики на десять верст, а с теми, кто помоложе, ты либо в школе учился, либо на танцульки бегал. Либо они вообще на твоих глазах выросли. Вот и подозревай, кого хочешь… Тут вот еще что… За три недели до того, как убили Ольгу Зиновьеву, у нас беда стряслась. Погибла девушка, Лена Кирюхина. Может, помнишь ее мать, Светлану Васильевну?

– Не помню, – покачала я головой.

– Она с дочерью жила, семнадцатый дом по Центральной улице. Девке двадцать один год был, в городе работала, снимала квартиру вместе с подругой. Мать в субботу к родне уехала, с дочерью разминулась. Та позвонила уже отсюда, мол, здесь я и все такое. Светлана Васильевна домой поспешила, а дочери нет. Мобильный не отвечает. Она по соседям прошлась, никто ничего не видел. Короче, утонула девчонка. В малом омуте. Видно, упала с мостков и ее под лед затащило.

– Мостки еще целы? – удивилась я. – Неужто кто-то там до сих пор белье полощет?