Одна, но пагубная страсть

– Каких собак? – побелела Ленка. – В детективах про собак ничего не было.

– Откуда тебе знать, ты же детективы не читаешь?

– Я расширяю свой кругозор. Кое-что уже освоила. Отпечатки были и пули какого-то там калибра, а про собак…

– При чем тут пули? – нахмурилась Наташка. – Мы же никого убивать не собираемся. Да у нас и оружия-то нет!

– А у охраны есть? – озарило Ленку.

– Ну… должно быть. Иначе что ж это за охрана? Хотя не знаю. Узнать?

– Не надо, – запротестовала я. – Лишние вопросы – лишние подозрения. Есть у них оружие или нет – роли не играет. Если мы на них нарвемся, нам по-любому не уйти.

– Почему же? – вдруг возразила Ленка. – Мы, к примеру, могли бы убежать.

– Уж как ты бегаешь, так лучше бы ползала, – съязвила я.

– Ну, не все такие выдающиеся спортсмены, как ты, – съязвила в ответ Ленка.

– Хорош ругаться-то! – осадила нас Наташка. – На такое дело идем, а вы тут с мелкими склоками… Даже стыдно за вас.

Нам тоже стало стыдно, и мы замолчали.

Во вторник мы проводили Наташку и, признаться, заскучали. Теперь оставалось только ждать, а это, как известно, самое неприятное занятие.

– Надо фазера подготовить, что я дома не ночую, – напомнила Ленка, и мы отправились к ней домой.

Отец ее радостно меня приветствовал, а я тут же попросила:

– Дядя Юра, можно Лена у меня поживет?

– А что случилось? – насторожился он.

Тут надо пояснить, что Ленкина мамуля сбежала от супруга лет пятнадцать назад с офицером-подводником. Следы ее затерялись, а Ленка намекала, что пропажа особого урона семье не нанесла. Ленкину мамулю я помнила смутно, но соседи утверждают, что ее ближайшим родственником был сам черт. С отцом Ленке повезло, если не считать двух исключений: после бегства супруги он ко всем особям женского пола относился с недоверием, подозревал в Ленке дурную наследственность и оттого был при ней вроде цепного пса – везде ему чудились совратители и соблазнители. Его бы слова да богу в уши… В общем, Ленка находилась под его неусыпным надзором, что создавало мелкие неудобства нам и большие ей. Вторым исключением являлись запои, которые тоже имели место быть на почве недоверия и неприятия женского пола. Заведи он подружку, и глядишь, глупые мысли его бы оставили, но при слове «женщина» дядя Юра каменел лицом и не реже четырех раз в год запивал. Но делал это исключительно интеллигентно – запирался в своей комнате и выходил оттуда только на работу. Работал он начальником котельной. Заглянув к нему как-то во время запоя (Ленке хотелось убедиться, что с родителем все в порядке), мы застали его в кабинете, он сидел столбиком и таращился куда-то в угол. Подчиненные привычки своего начальника хорошо знали и в такие дни его не беспокоили. Женщины ему от души сочувствовали, потому как жена негодяйка и он один дочь ставит на ноги, а что запивает иногда, так ведь это по поводу, да и ведет себя тихо. Уверена, многие из них с удовольствием помогли бы ему в нелегком деле выращивания Ленки (к двадцати годам она с трудом преодолела барьер в 158 сантиметров), но, как я уже говорила, от женщин дядя Юра бегал как черт от ладана. Ответ на его вопрос я подготовила заранее и принялась излагать:

– У меня родители на гастролях, а я одна ночевать боюсь.

– Так ночуй у нас, – с радостью предложил он.

– Мне родители должны звонить в девять вечера, у нас уже одиннадцать будет. После девяти тариф другой, потому и звонят поздно.

Мое объяснение вкупе с честным курносым лицом и взглядом голубых глаз, которые никогда не лгут, произвели самое благоприятное впечатление.

– Хорошо, – кивнул он и добавил: – Я вам позвоню.

– Вот уж счастье привалило, – ворчала Ленка. – Что будем делать?

– Не знаю. Лишь бы с проверкой не притащился, а там что-нибудь придумаем.

– Может, еще повезет, – вздохнула Ленка. – Авось запьет как раз сегодня. И по срокам уже пора, и с утра родину ругал, мол, никакой государственной программы по подготовке к отопительному сезону.

– Обнадеживающий признак, – кивнула я.

– На всякий случай надо усыпить его бдительность.

Ленка пошла включать музыку, а я вздохнула, уже догадываясь, что меня ожидает. Так и есть, Петр Ильич, концерт для фортепиано с оркестром.

Из сладкой дремы меня вывел скрип двери – дядя Юра робко заглянул в комнату, я только-только успела сделать счастливое лицо.

– Может, дыньки покушаете? Или чаю? – шепотом спросил он.

– Спасибо, папа, не хочется, – ответила Ленка.

– Все, все, не мешаю, – залопотал он и закрыл дверь.

– Золотой у тебя папуля, – восхитилась я. – Моего на такую фигню не купишь.

В половине девятого мы отправились ко мне, держа под мышкой «Божественную комедию». Дядя Юра сам книг не читал, но очень уважал читающую публику, и Данте в суперобложке вызывал у него самые теплые чувства. В половине одиннадцатого он все-таки позвонил, и Ленка недовольно ответила:

– Папа, я уже сплю.

Так что можно было быть уверенными, что завтра он звонить не рискнет.

Ночь перед ограблением прошла без сна. Мы с Ленкой лежали рядом и по большей части молчали. Воображение рисовало самые немыслимые картины: то пачки долларов ровными рядами по всему столу, то мрачный подвал (именно так представлялась мне тюрьма).

– Ой, какие же мы дуры… – запричитала Ленка.

– Уймись! – шикнула я. – Мы же еще ничего не сделали.

Следующий день, роковая среда, был самым долгим днем в моей жизни. Из рук все валилось, взгляд без конца возвращался к стрелкам часов, а те замерли, как приклеенные. Ленка бестолково сновала рядом и более обыкновенного действовала на нервы.

– Катька, – позвала она, – чует мое сердце…

Но я тут же пресекла чужие откровения:

– И мое чует.

– Да? И что?

– В каком смысле?

– Что оно такого чует?

– Деньги. Несметное количество.

– Да? – Ленка вроде бы не поверила. – И мне сегодня деньги снились, – задумчиво добавила она. – Крупными купюрами. К чему такое?

– Деньги к деньгам, – пожала я плечами.