Черные тучи с грозовыми всполохами.
А посредине между двумя бушующими стихиями хрупкая девичья фигура.
Агнелика.
Это она стояла на утесе, поднимая руки вверх.
Ветер, завывая, бил в лицо, растрепал волосы. Платье от дождя промокло, и длинный подол прилип к ногам. Но девушка словно ничего не замечала. B её руках горело пламя!
А потом это наваждение вдруг закончилось.
Вздрогнув, я опустила руку с карандашом и закрыла глаза, вслушиваясь в собственное какое-то странное и пугающее дыхание. Словно стометровку на время бежала.
Дрожащими пальцами коснулась лба, чувствуя влагу.
«Вспотела? Рисуя?»
Почему-то страшно было открыть глаза и посмотреть, что же у меня вышло. А ведь я представляла, что рисовала, но всё равно тревога не отпускала. Будто сердцем чуяла: взгляну – и всё изменится.
– Это просто рисунок… просто рисунок… – прошептала я, пытаясь успокоить себя и настроить на неизбежное.
Глубокий вздох и…
Я действительно нарисовала картинку из моего сна.
Ночь, гроза, штормовой утес и фигурка Агнелики с пламенем в руке.
Но странно было другое. Чем больше я вглядывалась в рисунок, чем сильнее всматривалась в детали, тем тревожнее становилось.
Он словно оживал. Волны медленно двигались, взлетая на скалы и оставляя после себя грязные разводы и пену. Вдалеке бушевала гроза и ветер нагонял тучи, которые клубились, принося с собой запах дождя.
Да и девичья фигура вдруг перестала быть статичной. Я видела, как шевелились волосы на её голове, как разлеталось платье и как ярко горело пламя в руках.
Судорожно вздохнув, я захлопнула блокнот и прижалась ладонями к обложке, словно боясь, что из него что-то выскочит.
– Это просто усталость. Такое бывает от перенапряжения и нервного потрясения. А у меня и того, и другого в избытке. Картинки не могут оживать! Никак! Тем более нарисованные мной.
Я осторожно убрала ладони и приоткрыла обложку, вновь всматриваясь в рисунок.
Одна, две, три секунды – и вновь поплыли тучи на небе.
– Чёрт!
Я снова закрыла блокнот и бросила его на край кровати.
– Это безумие какое-то!
В этот момент раздался стук в дверь.
– Агнелика, можно?
Эшфорт.
Синеглазый громила не дождался разрешения и вошел в палату.
– Не спишь?
– Еще нет, – натянуто улыбнулась я, бросив косой взгляд на блокнот.
– Как самочувствие?
– Спасибо, хорошо. Уже сама хожу. Аппетит хороший.
– Ясно.
Мужчина подошел к окну, выглянул и снова повернулся ко мне.
«Странно он как-то себя ведет. Подозрительно».
– Ты не знаешь, почему Нэнна пришла к тебе? – спросил наконец Эшфорт, озвучив истинные причины своего появления.
А в глубине синих глаз ни капли тепла и сочувствия. И взгляд такой, что по позвоночнику холодок пробежал, а в голове будто сигнальная лампочка зажглась со словом: «Опасность!»
Нет, такому точно врать не стоило. Значит, придется юлить и выкручиваться.
– Для меня это стало таким же шоком, как и для остальных.
– И ты не знаешь, зачем она приходила.
«А вот здесь не соврать не получится. Значит, надо хитрить. Переходим к плану Б».
– Вы думаете, это я её отравила? – потрясенно прошептала я, размышляя о том, как бы для пущего эффекта еще и слезы выбить.
Но мужчину сложно было растрогать или смутить.
Наоборот, на мой вопрос он ответил не менее резко:
– А это сделала ты?
«Упс! План Б как-то не очень помогает!»
– Вы шутите надо мной? Я же сама едва не погибла. Лишь чудом осталась жива, а вы подозреваете меня в том, что я пыталась отравить другого. Интересно, как и когда? Если вот уже больше суток лежу здесь под неусыпным контролем.
– Нэнна что-нибудь говорила?
Я кивнула и нахмурилась, словно пытаясь вспомнить слова.
Конечно же, я всё помнила, но видимость создать надо было.