– У бабы Дуси Милка домой ночевать не пришла.
– Совершеннолетняя? – не отрываясь от бумаг, поинтересовался Черёмушкин.
– Так это ж корова.
– Милка – это имя?
– Да нет, это так, ласково. Но тоже отзывается. А Дуся её
Звёздочкой кличет. У ней меж рогов пятно, метка такая чёрная, она говорит, что на звёздочку похожа. Но самое примечательное, что в прошлом годе примерно в такое же время она тоже пропала, но потом её нашли в соседней Чудинке.
– И что же в этом примечательного?
– Ну, это так, тебе на замечание.
– На заметку, – поправил участковый.
– Так я и говорю, а ты примечай, – нравоучительно пояснил Трофимыч. – Увели, как пить дать, увели.
«Как сказал бы Анискин, такого крупного дела у нас в деревне не было с прошлого года», – подумал про себя Черёмушкин, но вместо этого строго сказал:
– Увели, говоришь?
Дуся-Парус
Баба Дуся, в прямом смысле слова, спасла Черёмушкина от словоохотливого мужика. И как раз вовремя. Молодой участковый решительно был настроен именно сегодня обойти деревенских. С рабочим энтузиазмом он открыл входную дверь, приглашая Трофимыча выйти первым и шагнул вслед за ним в летний зной из помещения хибары после того, как последний выдал новость о пропаже Звёздочки.
Черёмушкин прервал молчание первым:
– Слушай, а чего это у вас все бабы на работах, а мужики прохлаждаются, к примеру, ты?
– Ну, так ведь это просто. Если завтра война, а я уставший?
– Тоже, верно, – поддакнул Черёмушкин, и дальше оба шагали молча минуты две, после чего Трофимыч не выдержал и зычным голосом, подражая Бумбарашу[1 - Главный герой, которого сыграл Валерий Золотухин, в советском музыкальном фильме «Бумбараш».], а вернее актёру Золотухину, запел:
– Чёлды ёлды переёлды,
Чёлды ёлды не елды,
Ел бы, пил бы, да гулял бы,
Не работал не манды…
На пути к Дусиному дому на краю деревни им повстречалась запыхавшаяся Алевтина Милёхина, у которой язык без костей, и у которой челюсть иногда сворачивало от «нервозу». Та сразу открыла рот и без предупреждения начала информировать:
– Дуся-Парус совсем голову потеряла, ищет, что б кто её подвёз до Кустов, а то грозится пешком сама идти в этакую даль.
– А при чём тут Парус? – спросил внимательный к деталям участковый.
Алевтина деловито подбоченилась и её уже никто не мог остановить:
– Вообще-то, фамилия у ей Томилко. А Парус, это потому, что неугомонная, и носит её везде, как парус одинокий. Белый платок по ветру, и понеслась, сама сухенькая, маленькая, а платок парусом, и кликает: «Милка, моя тёлочка, где ж ты окаянная, лихоманка тебя возьми». А эта тёлочка ейная всё норовит, куда не надо, залезть. Заборы в огородах ломает, лазает, где хочет, в любую дырку просунется.
– Да ладно те, – вступился было за тёлочку дед, – заборы-то старые, ветхие, прислонился, да и в огороде у соседа.
– А ты не прислоняйся. Э-эх, – зыркнула она на него и укоризненно головой покачала. – Знаем таких, сначала прислонятся к бутылю, а потом и к забору.
– Опасная ты баба всё-таки, Алевтина.
– Так от чего ей вдруг в Кусты понадобилось? Она ж вроде тёлку искала? – поинтересовался Черёмушкин.
– Это ты у ней сам спроси, – резонно заметила пожилая селянка, наконец, отдышавшись.
– Спросить, говоришь? Так мы ж идём к ней, почти дошли с вашей помощью, можно сказать.
Вежливый участковый понимал, что контакт с местным населением очень важная вещь, они вольно или невольно могли оказаться полезными в сборе информации. Теперь он молодецкой поступью шагал впереди, а Трофимыч и Алевтина еле поспевали следом. В таком составе они оказались перед ветхим скособоченным домом бабы Дуси.